Собеседник воина, мужчина с коротко стриженными седыми волосами, был полностью погружен в чтение бумаг. Большой стол перед ним был завален свитками и пачками треугольных конвертов.

— Чистая логика. — Седой на минуту прервал свое занятие и переложил конверт в стопку прочитанных. — Если то, что происходит, очередной Прилив, то его землям ничто не угрожает. Ни одна из прежних атак не затронула Арконат.

— Все когда-то случается в первый раз!

— Тобой руководят гнев и злоба, Харек, а это плохие советчики. — Мужчина потер глаза и позволил себе короткий отдых. — Кто выиграет от того, что последние чистые земли поглотит Пустошь?

— А снятие запрета на торговлю? Вы не думаете, что в этом был какой-то намек?

— Совпадение, не более. Это произошло до того, как стали поступать тревожные вести. Незадолго, но — до. Гораздо интереснее, почему такую милость получил именно торговец Пассеп. Неужели существует способ повлиять на решения Дракониса?

Молодой воин нахмурился, честно пытаясь проникнуться важностью этого вопроса, а потом решительно тряхнул головой — склонность к интригам никогда не была его сильной стороной.

— С вашего позволения, генерал, я пойду проверить караулы! Что бы ни ожидало нас в будущем, дисциплина превыше всего.

Едва кавалерийский сотник Харек покинул кабинет начальника, генерал Зайрим прекратил бессмысленное чтение. Уже по первому десятку сообщений он понял, что происходит, но не спешил объявлять об этом во всеуслышание. Что плохого в том, что Харек еще пару дней будет спать спокойно? Повлиять на развитие событий они в любом случае не могли. Скоро начнется Прилив. В один из ничем не примечательных дней из глубины Пустоши толпой полезут создания, разрушившие некогда Древний мир. Количество бойцов не будет иметь значения. Небольшой гарнизон Цитадели Инкар совершит то единственное, для чего он предназначен, — передаст сигнал «Спасайся кто может!», а потом перестанет существовать. Граница Пустоши рывком переместится на много лиг, и людям останется только смириться с этим и бежать. Но куда? Крохотная Цитадель и один-единственный замок — вот и все владения некогда многочисленного Братства.

Генерал Зайрим (звание — дань скорее традиции, чем воинской иерархии) печально рассматривал древний гобелен в виде карты, четыре пятых которой были аккуратно прометаны темной ниткой. Шесть тонов, шесть оттенков нити — шесть Приливов, каждый из которых стал Последним для несчетного множества людей. За этим занятием его и застал Филипп Бриск, нынешний капитан Следопытов.

Как водится, Бриск появился из-за стенной панели, словно обычные двери были не про него. Старший Следопыт был высок, бледен, поджар до худобы и (как недавно стало известно Зайриму) смертельно болен. Блуждания по Пустоши отняли у него здоровье и годы жизни — генерал ни за что не дал бы Бриску его истинный возраст, всего-то сорок с небольшим лет.

— Мне послышалось или здесь был Харек?

Генерал усмехнулся — узнать зычный голос сотника можно было даже через три стены.

— Не послышалось.

— Все воюет?

— Было бы с кем.

— Я бы на его месте упражнялся петь хвалу Великим Лордам. Будет больше шансов дожить до седин.

Они обменялись понимающими улыбками. Бриск знал в общих чертах содержимое донесений, заваливших стол генерала, — больше половины их было написано его людьми. Выводы делать он умел. Даже если им повезет третий раз и Прилив ударит севернее, по многолюдному Тирсину, Серому Братству все равно не быть — не одолеют твари, так задушит голод. Они и так зажаты в горах: с трех сторон Пустошь, единственная приличная дорога идет через тот же Тирсин. Отрезанное от внешнего мира, Братство не продержится и года.

Бриск кивнул, словно бы прочитал мысли генерала.

— Когда ты намерен объявить?

— Как только прояснится направление удара.

Следопыт покачал головой:

— Людям нужно время, чтобы собраться, чтобы свыкнуться с мыслью, наконец. Не говоря уже о том, чтобы устроиться на новом месте. Каждый потерянный день лишает их преимущества. Что, если слух о Приливе пройдет по Тирсину? Наши угодят в самое месиво.

Зайрим помедлил, пытаясь определить границы дозволенной откровенности, — Бриск не входил в Верховный совет Братства и обсуждаемых там проблем не знал. Впрочем, какой теперь смысл в этих секретах?

— Суть в том, что бежать нашим особенно некуда. Стах не переварит такого количества беженцев, даже если тирсинцев не считать. Лосальтийцы весьма агрессивны к чужакам, да и живут они почти сплошь сельским хозяйством. Чем наши могут быть им полезны? Мы мастеровые. Без наших кузниц и шахт все наши знания бесполезны и будут забыты через поколение. Дальше на юг и вдоль побережья места такие, куда только врага пошлешь…

— Ты не упомянул Арконат.

— Да. — Генерал немного помялся. — Предводитель ищет способов связаться с властями Арконата, — доверительно сообщил он Следопыту. — Разумеется, это секрет. Какую цену запросят колдуны за свое милосердие, пока неизвестно.

Бриск поморщился. Как любой Серый, он испытывал к магии оправданное недоверие: то, что способно порождать чудовищ, не может нести добра. Тем обиднее и несправедливее казалась ситуация, когда потомки алхимиков процветают, а люди, отринувшие колдовскую мерзость, вынуждены ютиться в горах.

— Как я понимаю Харека! — пробормотал Следопыт. — Живут, травят все вокруг своим чародейством, а самим хоть бы что. Слышал, проклятой земли там почти нет, а из чудовищ только лосальтийская мелочь.

Генерал кивнул:

— По агентурным данным, количество «дикой земли» в Арконате даже сокращается. Каково?

— Может, они научились перекачивать проклятие к соседям?

— Фу, Бриск! Не ожидал от тебя подобной чуши!

— А что? Должно же быть объяснение…

— Отступничество от веры предков — чем не объяснение наших бед?

Между бровями Бриска пролегла болезненная складочка, и генерал тут же пожалел о своей резкости. Вопрос был бессовестный: Братство было основано теми, кто решил отказаться от применения волшебства, и почти сразу выяснилось, что выжить без помощи магии практически невозможно. Лечение многочисленных хворей (в том числе вызванных чарами) без помощи ворожбы становилось мероприятием долгим, болезненным и не гарантирующим успеха. Изготовление устройств, заменяющих магическое зрение посредственного заклинателя, требовало титанических усилий и изощреннейшего ума, а эффект давало, в лучшем случае, такой же. Древние системы связи вообще не работали в изменившемся мире. Единственным, с чем магия спорить не могла, являлось оружие: прежнее оружие было намного, намного эффективнее заклинаний, но — не избирательно. Небольшой отряд Серых мог шутя истребить целую армию и заставить отступить самих Ракшей, однако, когда требовалось выкурить из подвала засевшего там н?нода, на помощь звали заклинателя. Предводители и Верховный совет умели смотреть правде в глаза, а потому бюджет подразделения заклинателей никогда не был меньше бюджета оружейников. Вынужденное двуличие лежало на всех Серых постыдным пятном, и тыкать в него ни в чем не повинного Следопыта было подло.

Зайрим примирительно поднял руки:

— Это невозможно даже теоретически. Опыты ставились, ничего не вышло.

— Тогда как это возможно? Теоретически.

Генерал пожал плечами:

— Вопрос не моего уровня. Оставим это. Предводитель в курсе твоих донесений, он берет в расчет все возможные резоны. Все будут оповещены об угрозе в должное время.

Бриск коротко кивнул, принимая решение командира. Зайрим посмотрел на хмурое, вытянувшееся лицо Следопыта и не выдержал:

— Знаешь, а пойдем-ка выпьем! Пусть видят, что начальство гуляет. А то, того и гляди, разговоры пойдут.

Они бросили кипы донесений валяться на столе и спустились к подножию Цитадели на старом скрипучем лифте, гремящем шестеренками и отсчитывающем этажи немелодичным бряканьем. Путь к ближайшему питейному заведению лежал по длинному подвесному мосту, соединяющему склоны ущелья. Солнце коснулось заснеженных вершин на западе, и долину накрыли вечерние тени. Слева жарко горела в последних лучах Цитадель и сбегали по склону террасы вечнозеленых садов, справа во мраке зажглись огоньки в окнах домов, угловато чернели развалины древней домны. Стальные струны моста гудели на ветру, далеко внизу шумела река, вращая десятки колес, приводя в движение подъемники и механизмы. Хрупкий человеческий мирок, угнездившийся в складке враждебного мира, готовился проводить день и встретить ночь. Генерал задержал шаг, любуясь игрой света и тени, свежими красками заката. Порыв ветра пронесся по ущелью, бросив ему в лицо пыль Пустоши, Зайрим закашлялся.