— Пойдём! Сначала говорить буду я! — произношу, оказавшись около скамейки.

Девушка кивает и следует за мной, уже более уверенная в себе, о чем говорит ее ясный взгляд. Мы заходим в квартиру, где приятно пахнет выпечкой и кремом. Мама всерьёз занялась этой работой, и я рада, если она сможет заниматься любимым делом — печь тортики на дому.

— Как хорошо, что ты пришла! — говорит мама, выглянув из кухни. Она утирает руки о полотенце и подходит к нам. — Мне надо срочно доделать заказ… — Мама замолкает и несколько секунд смотрит на Снежану.

— Добрый вечер! — выдавливает та полушепотом.

Даже у меня появляется в горле ком от давления, а что уж творится сейчас с ней, горе-мамочкой, — сложно предугадать.

— Добрый-то он добрый! — щурится мама. — Зачем явилась?

— Мам, а это Снежана, она… — начинаю я, но взмах руки вынуждает меня замолчать.

— Да поняла я, кто она: есть у девочки её черты. Потому и спросила: зачем явилась?!

— Я хочу дочь увидеть, — дрожащим голосом говорит Снежка, не выдерживая давления мамы.

— Хочет она дочь увидеть! А то, что на тебя уголовщину почти завели, не хочешь узнать. Как есть — кукушка!

Мама разводит руками, а полотенце в ее руке летит следом за ее движением. Она произносит слова с ровной интонацией, будто это обычная беседа старых знакомых, но именно такая интонация пугает больше всего. Мама не выходит из себя, она давит своим равнодушием.

Снежана шмыгает носом и нервно кусает губу. Я смотрю то на неё, то на маму, и даже не знаю: кому лучше я сейчас сделала! С кухни доносится запах гари, поэтому мама ругается под нос и бежит обратно, а я подталкиваю Снежану внутрь. Не стоять же вечно в проходе?..

— Пошли, чай налью. Раз в доме тишина, значит, пчёлка наша спит.

Уголки губ Снежаны трогает улыбка на пару секунд, а затем исчезает. Мы идём на кухню, и Снежка присаживается на предложенный мной стул.

Боже, я начала называть ее, прямо как брат…

— Бросила ребёнка, а теперь чего хочешь? — спрашивает мама, перемешивая ложкой густой желтоватый крем, который уже успел сбежать.

— Я не бросала, — вновь шмыгает носом Снежана. — Я надеялась, что Богдан одумается, позвонит мне. У меня и выхода другого не было. Я должна была… — Она хватается руками за голову и начинает свою историю: — Мы с Богданом влюбились друг в друга и несколько месяцев встречались. Он много рассказывал о своей семье и обещал познакомить. А потом отец узнал о том, что мы встречаемся. Богдан сразу ему не понравился. У нас в семье все успешные люди, поэтому они хотели, чтобы я встречалась с таким же «интеллигентным» отпрыском. Говорили, что у него семья алкоголиков наверняка, а если отца нет, так это вообще ужас… В общем, запретили нам встречаться. Богдан психанул и ушёл… Позже я узнала, что беременна. Я боялась пойти против родителей, но хотела выносить и родить нашего ребенка, из-за чего меня из дома выгнали. Несколько месяцев жила у подруг, а потом Майя родилась. Мне жильё нужно было найти, как-то устроиться в жизни. Богдан отвечать на звонки и сообщения перестал, вычеркнул меня из жизни, я потому и решилась на такой шаг… Знала, что вы люди хорошие и Майю не бросите! К тому же с ним договорилась, что это на время, хотела, чтобы он тоже с ней познакомился… — Снежана тараторит все единым потоком, а затем делает глубокий вдох и облизывает пересохшие губы.

— Знала она… Мало ли что ты знала. Не могла просто прийти и поговорить с нами? Мы бы тебя, беременную, точно не пнули, как твои родители… — Мама снова угрожающе щурится, но затем смягчается и выдыхает. — Ладно. Чаю, что ли, попейте. Мне пока доделать заказ нужно!

У меня отпадает челюсть. Если она рассказала нам правду, то у Богдана могли быть серьезные намерения. У моего брата, который до беспамятства обожает футбол и сутками в выходной рубился в игры… К тому же и Снежана с теплотой говорила о прошлом, до сих пор к нему небезразличная. Бывает же такое…

Из комнаты доносится крик Майи, и девушка подпрыгивает на ноги, но потом растерянно смотрит на нас.

— Иди уж! — говорит мама, не отрывая взгляда от крема. — Но руки помыть не забудь! Ванная прямо по коридору!

Снежана кивает, впервые счастливо улыбнувшись за вечер, вытирает тыльными сторонами ладоней влажные щёки и спешит в ванную. Я провожаю гостью взглядом, не понимая, почему мама так легко поверила ее словам и позволила увидеться с внучкой. Я предполагала, что развернутся целые баталии, а здесь даже искорка не вспыхнула.

— Линда, ты помоги мне немного для присыпки корж натереть, а то я не успеваю.

Я мою руки и возвращаюсь выполнять поручения мамы, пытаясь разгадать эту загадку.

— Так, крем пускай остывает, а я пойду и позвоню Богданчику, — сняв кастрюльку с плиты, весело произносит мама и освобождает руки от силиконовых прихваток.

— А как же Снежка? — бормочу я, уставившись ей в спину.

Майя быстро успокаивается рядом со своей мамочкой, и я уже не знаю даже, как реагировать на эту горемыку. Её можно понять с одной стороны, конечно, а вот с другой… Не знаю даже. Но не мне же их с Богданом судить, в конце-то концов…

— Вот из-за неё и нужно связаться с Богданчиком. Они должны спокойно поговорить обо всём. Ребёнка-то пристраивать надо к любящим друг друга родителям. Не вечно же нам с тобой быть Майке матерью, пора становиться тетей и бабушкой.

Мама медленно поворачивает корпус и с улыбкой рассматривает меня. Я в очередной раз не могу оценить ее взгляд, в котором скрывается одновременно множество всего противоречивого и несовместимого.

— Не уверена, что Богдан её любит… — Пожимаю плечами, припомнив, с каким пренебрежением он говорил о ней. — И вообще, почему ты так просто пустила её к Майе, а теперь хочешь свести с Богданом? Она же бросила ребёнка… Да и он укатил в закат, мол, работать подальше от дочки…

— Ой… Малая ты ещё, чтобы о жизни рассуждать! Смотри и учись, — посмеиваясь, машет рукой мама и спешит в мою комнату.

Мда… И как их всех понять? Отдохнуть у меня пока явно не получится, но радует, что завтра долгожданный выходной, а в универ не к восьми часам, как раньше, да и опоздание нестрашно и не сулит исключение.

Слышу, как мама набирает брата, и отвечает он почти сразу, потому что та начинает щебетать, как заведенная. Я решаю остаться на кухне, ведь лезть в чужие разговоры как-то неправильно, даже если они проходят в твоей комнате… Лучше уж приберу здесь со стола и помою посуду, оставленную в раковине после приготовления нового шедевра. И ведь за пару дней у мамы уже третий заказ — так и бизнес можно начинать. Я мысленно молюсь, чтобы так все и было. Как вспомню, что она тяжело работала, не жалея себя, так и не хочется ее никуда пускать под руководством какого-нибудь высокомерного осла.

Шум воды несколько расслабляет меня, и я принимаюсь напевать мелодию новой песни, услышанной на радио, когда ехала домой в автобусе. Ко мне постоянно что-то привязывается, и не могу успокоиться, пока не перепою все подряд.

Сквозь плеск воды до меня доносится громкий мамин голос, а затем шлепки босых ног по полу. Я с любопытством оборачиваюсь, заглядывая в коридор, и вижу маму, которая выходит из моей спальни и скрывается за дверью комнаты, принадлежащей брату.

— Иди давай! Разговаривайте! — подталкивает мама Снежану к моей спальне, а сама появляется с Майей на руках.

— Пусть всё обсудят… Им полезно будет, — произносит мама на мой безмолвный вопрос.

Видимо, у меня все на лице написано, что она попала в точку с ответом. Я киваю головой, но сама размышляю о мамином решении. Надо же ей было вздумать дать возможность им поговорить. Интересно: по телефону или по скайпу? А если брат трубку сразу скинет? Он такой — обидчивый и упрямый порой…

— Тебе помощь не нужна пока? — спрашиваю я, пока мама играет с Майей: издает разные звуки, а наша малютка хлопает глазенками и улыбается, иногда тоже поддерживая беседу угуканьем или радостными вскриками. — Я могу пойти ополоснуться?