– Добро пожаловать, сэр, мэм. Мы как раз раскладываем ваши вещи.

Не слишком удобная каюта служила напоминанием, что родители чересчур поздно позаботились о билетах. Вдоль одной стены поднимались две одноместные койки с аккуратным умывальником внизу. Самое большое преимущество этого люкса состояло в том, что он располагался в более безопасном и респектабельном углу дамской гостиной.

Еще одним преимуществом на этот раз стало то, что каюта Хэла была более просторной и располагалась в мужской части салона – это делало обмен с родителями невозможным.

Дездемона с глубоким вздохом вошла в каюту, и Ребекка незамедлительно начала суетиться вокруг нее. Она прислуживала Дездемоне еще в Фэр-Оукс, фамильной плантации родителей под Луисвиллом, и потом осталась у нее в качестве свадебного подарка. Насколько Хэл помнил, она всегда была наперсницей матери.

– Если во время плавания освободится подходящая каюта, я тотчас переведу вас в нее, – пообещал Хэл, отступая назад.

– Да уж, будь любезен! – бросила Дездемона, в то время как Ребекка стала растирать ее пальцы. – Иначе что подумают люди об отношении хозяина судна к своим родителям?

Хэл не обратил внимания на обличительный тон ее речи; с другими мужчинами мать всегда общалась с кокетливой веселостью, выдававшей в ней уроженку Кентукки.

– Полагаю, Обадая и Ребекка имеют спальные места в «Бюро Фридмана»? – поинтересовался он, придерживаясь первоначальной темы.

Так называлась спальная зона с койками, резервируемая исключительно для негров.

– Где же еще? – удивился Ричард, приподняв брови. Хэл скривил рот. Он боролся за освобождение рабов, в то время как Старик никогда не скрывал, что одобряет сохранение Союза, а не новые свободы для «черномазых». Глядя отцу в глаза, Хэл с трудом устоял от искушения сказать, что Донован купил билеты для Абрахама и Сары Чанг, своих слуг, в каюте первого класса. Более того, их каюта находилась в дамской зоне большого салона, как раз напротив «Арканзаса» – люкса его родителей.

– Если вам что-нибудь понадобится, стюарда зовут Роланд Джонс, а я должен идти на палубу Старик кивнул:

– Уверен, что в скором времени мы снова увидимся.

Хэл поклонился и быстро вышел. Пять минут с родителями почти истощили его скудный запах обходительности, и теперь он думал лишь о том, как сумеет выдержать последующие недели.

Розалинда испуганно замерла, когда позади нее бесшумно выросла массивная мужская фигура, но тут же расслабилась, узнав чистый, слегка пряный запах Хэла с примесью аромата сандалового дерева. Приняв в то утро ванну, она обнюхала потом все флаконы с туалетной водой в попытке закрепить в памяти воспоминания. О плотских ощущениях, конечно же, а не о мужчине, поспешила она себя заверить.

– Все в порядке? – справилась Виола, поворачиваясь лицом к брату.

Хэл пожал плечами:

– В лучшем случае они останутся с нами до Сиу-Сити, в худшем – до Форт-Бентона.

У Розалинды в животе похолодело, а мягкий рот Виолы сжался в твердую линию. Ее муж с ласковым увещеванием тотчас обнял ее за талию, и она, прильнув к нему, улыбнулась.

– Пока мы вместе, нам ничего не страшно и мы отлично проведем время, даже если кое-кому это придется не по вкусу, – заметила она с едкостью, противоречившей нежности, нашедшей воплощение в ее позе.

Тонкий деревянный настил под ногами начал слегка вибрировать, и вскоре вибрация переросла в тихий равномерный гул. Это заработали двигатели «Красотки», готовясь понести ее вверх по течению.

– Именно так мы и поступим, – усмехнулся Хэл. – Не желаете ли подняться на капитанский мостик и посмотреть, как мы отчаливаем?

Лицо Виолы просияло:

– Конечно! О, Хэл, плыть на твоем судне… Наконец-то сбылись наши детские мечты! – Она радостно взяла брата под руку и пошла с ним наверх. За ними увязался Цицерон, так что Доновану пришлось уступить ему дорогу; рослый ирландец сверкнул глазами, но покорно тронулся следом, не удостоив Розалинду взглядом.

Помня, что должна играть роль ученика, она тоже двинулась за ними. Ей нужно будет при первой же возможности поговорить с Хэлом. Жить несколько недель в тесном соседстве с людьми, которые могут отправить ее в Нью-Йорк, представлялось ей полным безумством.

Хэл проводил Виолу в рубку и бросил Белькуру золотую монетку. Цицерон рядом весело вилял хвостом.

Белькур ловко поймал сверкающий золотой и быстро спрятал в карман.

– Значит, ты признаешь, что я был прав? – Он рассмеялся. – Теперь пес твой.

В рубку вошел Донован, за ним – безмолвная Розалинда.

– Нет, я не стану признавать, что ты прав, иначе ты слишком много возомнишь о себе, – возразил Хэл.

Скромно пристроившись в углу большого помещения, Розалинда старалась держаться как можно незаметнее. Центральное место в рубке занимал огромный штурвал, почти двенадцати футов в поперечнике, по левому и правому бортам стояли скамейки и кресло-качалка.

– Виола, Уильям, это Антуан Белькур, старший штурман и рулевой «Красотки чероки» в мое отсутствие. Белькур, знакомься, мистер и миссис Уильям Донован.

– Месье! Мадам! – Белькур вежливо поклонился, и Виола слегка присела в реверансе.

– Рад с вами познакомиться, – поздоровался Донован, пожимая рулевому руку.

– Карстерса ты наверняка узнал, – добавил Хэл. – Он нанялся ко мне в ученики.

Белькур вскинул бровь.

– Сколько же он намерен платить тебе за обучение честному труду?

Хэл рассмеялся.

– Будет давать мне уроки игры в покер вместо трех сотен долларов.

– Так вы заключили сделку? Но в три сотни долларов ты не уложишься, чтобы стать великим игроком в покер.

У Розалинды немного отлегло от сердца, по крайней мере, Белькур принял ее в качестве ученика.

– Ничего, скоро ты узнаешь, насколько я преуспел, – ответил Хэл. – Если, конечно, Бентон не обобрал тебя до нитки.

– Вчера мы разошлись вничью.

Белькур развел руками и выглянул в окно, обращенное к берегу.

– Все готово к отплытию, сэр!

Голос О'Брайена прозвучал так ясно, словно он находился в рубке, а не на палубе.

Игривое настроение Белькура вдруг резко сменилось серьезным, рабочим.

– Позвольте попросить вас, мадам, занять место в кресле-качалке. Помощник капитана подал знак к отправлению.

Розалинда бросила взгляд в окно. Пассажиров видно не было; матрос на плавучей пристани отдавал концы, разъединяя последнюю связь «Красотки чероки» с сушей.

Со штормового мостика донесся одиночный удар большого колокола.

– О, как же все это будет замечательно! – воскликнула Виола, усаживаясь на обозначенное место; Донован расположился подле нее.

– Подойди ко мне, Карстерс, – приказал Хэл, – отсюда лучше видно.

Розалинда молча повиновалась и переместилась к правому борту, на сторону, противоположную пристани. Ее руки невольно сжались в кулаки, но она заставила себя успокоиться и стала медленно разжимать палец за пальцем.

Цицерон обошел рубку и уселся рядом с хозяином, высунув язык; в тот же момент Белькур дал серию гудков, прокатившихся по городу гулкими раскатами. Потом он отдал приказ отчаливать.

Судно задрожало, и могучие машины, которым предстояло унести Розалинду прочь от преследователей, начали быстро набирать обороты.

Белькур занял свое место за штурвалом и осторожно повернул его, сосредоточенно наблюдая за плавучей пристанью.

Чуть подрагивая, «Красотка» начала неторопливо двигаться вперед. Вода под ударами гребного колеса вспенилась, и вскоре частный поезд на насыпи исчез из виду, половина железного пролета моста Ганнибала впереди медленно переместилась к массивной каменной опоре.

Минуту спустя «Красотка чероки» прибавила ход. Дрожание судна усилилось.

Розалинда прикусила губу, чтобы не всхлипнуть, и закрыла глаза. Течение реки, похоже, не уступало силе волн пролива Лонг-Айленд в ту ужасную ночь. Если паровые котлы «Красотки» взорвутся, не выдержав нагрузки, то она вместе с другими пассажирами утонет в этом потоке.