В столь ранний час пассажиров в салоне было немного. На столиках уже лежали белые скатерти и сверкал фарфор, как в любом первоклассном отеле. Официанты в безукоризненных черных ливреях с белыми передниками стояли навытяжку, готовые предупредить любое желание гостей. Все выглядело ничуть не хуже, чем в ресторане какого-нибудь из кораблей Старика.

Дездемона, разодетая в пух и прах, что само по себе было удивительно для женщины, научившей своих детей не тревожить ее до обеда, встала из-за столика, занимавшего одно из центральных мест большого салона. При виде приближающейся троицы она просияла, как рулевой, узревший впереди прямой участок реки.

– Мой дорогой мальчик, – пропела она, бросаясь к Хэлу и целуя его в щеку. – Как это мило, что ты пришел с нами позавтракать!

– Конечно, матушка. – Хэл обошелся официальным приветствием, теряясь в догадках, что заставило мать подняться так рано да к тому же еще одеться как на торжество. – Позволь представить моего ученика, Фрэнка Карстерса. Карстерс, это моя мать, миссис Линдсей.

Розалинда вежливо поклонилась.

– Мэм.

Ни удивления, ни признаков узнавания на лице Дездемоны не отразилось.

– Мистер Карстерс, как приятно видеть на борту красивое молодое лицо. Вы должны сесть рядом со мной, чтобы поведать все местные сплетни.

Боже правый, неужели мать собирается флиртовать, как обычно, когда знакомится с новым мужчиной? Она и во время войны неизменно кокетничала с его младшими офицерами.

– Хэл, дорогой, сядь справа от меня. «Дорогой? К чему эта грубая лесть?»

Хэл нехотя занял указанное место и подал знак стюарду Роланду Джонсу. Тот, незаметно кивнув, вышел вперед. Этот завтрак он обслужит сам.

Ричард, подставив жене стул, сел напротив; Розалинда и Хэл сидели по обе стороны от него. Лицо Хэла ничего не выражало – он все равно не сможет ни о чем предупредить Розалинду, если беседа, не дай Бог, затронет опасную тему.

Цицерон занял привычное положение у ног хозяина. К счастью, пес умел вести себя за столом и никогда не привлекал внимания.

Первым делом на столе появилась корзинка с бриошами, преподнесенная Роландом с большой помпой.

– Помнишь, Хэл, – миссис Линдсей осклабилась, – ты поклялся, что будешь есть на своем судне бриоши, как твой прадед, сбежавший из британской плавучей тюрьмы.

Мать упоминает представителя клана Линдсеев как пример для восхищения? Обычно он считала достойными восхищения лишь своих родственников, Дэвисов.

– Коммодор тоже всегда наслаждался бриошами по утрам, – добавил Ричард. – Как и я на своем судне.

С появлением еды Старик как будто немного расслабился. Мужчины с удовольствием поглощали яичницу с ветчиной, в то время как мать лишь ковыряла сваренное всмятку яйцо.

– Скажите, Карстерс, как давно вы стали штурманом? Молодой человек с таким отличным телосложением, вероятно, был настоящим сокровищем для предыдущего работодателя. – Дездемона вскинула ресницы.

Хэл сжал рот.

– Для меня большая честь, мэм, что меня взяли на «Красотку чероки» учеником рулевого. – Розалинда спокойно намазала булочку маслом, не обращая никакого внимания на попытку флирта. – Вам подать масло или соль для яйца?

Улыбка Дездемоны стала чуточку бледнее.

– Нет, благодарю. Я так скверно спала ночью, что должна ограничиться постной пищей.

– О, это ужасно, миссис Линдсей.

Розалинда нашла-таки одну из двух идеальных приманок, подумал Хэл. Он много раз слышал разговоры на эту тему и знал, что мать обязательно за нее ухватится. В следующий момент она и в самом деле села на своего любимого конька и принялась жаловаться на постель, простыни, обогрев и прочее. Единственное, что могло ее отвлечь, – это упоминание об успехах в обществе.

– Знаете, сэр, самое ужасное наступает по ночам, когда судно становится на причал, – наклонилась вперед, чтобы добавить значимости своему утверждению. Ее близость к Розалинде заставила Хэла поморщиться, и он подумал, что при первой возможности нужно будет сменить тему. – Тишина, полное отсутствие успокаивающих звуков цивилизации – все это делает для меня сон абсолютно невозможным.

– Очень жаль, что все это так вас расстраивает, мэм, – произнесла Розалинда серьезно, сохраняя спокойное лицо игрока в покер. – Вы, должно быть, храбрая женщина, раз бросили вызов опасности и лишениям ради того, чтобы увидеться с сыном.

Дездемона приосанилась.

– Стойкости духа способствует ситуация, – объявила она. – Мы должны думать о бедной потерянной сиротке, которая в одиночестве скитается по диким просторам Запада.

– Что за сиротка, матушка? – удивился Хэл.

– Розалинда Скайлер, конечно. Ты ведь помнишь ее по последнему рождественскому вечеру в доме твоей дорогой сестры Джульетты? Высокая и нескладная, но из очень хорошей семьи.

– Наш долг – найти ее и вернуть жениху, Николасу Ленноксу, – добавил Старик.

Тут Розалинда непроизвольно принялась крошить ветчину на очень мелкие кусочки.

На скулах Хэла заиграли желваки. Как смеют они грозить вернуть Розалинду Ленноксу! Все же он сумел подавить приступ гнева и потребовал объяснений:

– С какой стати вы озаботились судьбой беглянки?

– Наш христианский долг – заботиться о заблудших душах в этом мире, – пояснила Дездемона благочестиво. – Мисс Скайлер надо найти во что бы то ни стало, и как можно быстрее.

Хэл пожал плечами. Мать никогда ни о ком не заботилась, кроме себя самой.

– Подумай о ее женихе, – добавил Старик. – Представь, как бы ты мучился, если бы твоя невеста пропала.

– К счастью, у меня нет невесты. – Хэл изо всех сил старался увести разговор подальше от пропавшей наследницы.

– Ну пусть это будет твоя жена или дочь. Боль родителя, когда пропало любимое дитя, рвет сердце больнее, чем удар сабли. – Лицо Ричарда избороздили глубокие морщины.

Внезапно Хэл ощутил приступ застарелой ярости, горячей и жгучей, словно его отходили тростью только вчера, а не много лет назад. О, если бы Старик чувствовал себя несчастным, когда Хэл исчез.

Дездемона безмятежно наблюдала за ними, переводя глаза с одного на другого, как всегда делала, когда ее дети спорили с отцом. Розалинда тоже молчала, терпеливо затаившись, как игрок в ожидании подходящего момента для хода.

И тут Хэл впервые в жизни произнес правду, которая должна была всецело приковать внимание его родителей:

– Я не женат и никогда не буду женат и не заведу детей. Глаза Дездемоны на мгновение сузились, и она промокнула их салфеткой.

– Но, дорогой, как можешь ты лишить меня радости иметь внуков? Их милое воркование и чудные…

Ее слова заглушил Старик, ударив кулаком по столу.

– Кто будет ухаживать за тобой, когда ты заболеешь? Кто станет твоим утешением в старости?

– Я никогда не рискну подвергнуть ребенка издержкам своей несдержанности, сэр.

– Глупости! Ты был превосходным флотским офицером и умеешь отлично собой владеть, а значит, обязан в скором времени обзавестись потомством.

– А что, если нет? Тогда ты снова отходишь меня тростью?

Голос Хэла прозвучал очень тихо; он точно знал, где находятся его «кольты» и длинный охотничий нож. Сейчас он был вполне способен защититься от отца, чего не смог сделать много лет назад.

Старик посмотрел на Хэла долгим взглядом, а Дездемона уронила ложку и торопливо огляделась по сторонам.

– Тростью? – прошептала Розалинда. Роланд Джонс кашлянул.

– С вами говорит капитан, сэр.

Хэл гневно смотрел на отца в ожидании ответа, в то время как глаза Старика сузились и взгляд устремился в пространство. Он так ничего и не сказал.

Довольный, что защитил Розалинду и положил конец диктаторским требованиям родителей, Хэл бросил на стол салфетку и встал.

– Прошу простить, нам пора.

Минуту спустя он уже входил в котельную по правому борту; Розалинда следовала за ним. Двигатели работали, как всегда, ритмично, не вызывая опасений, а Сэмпсон ходил в проходе между двигателями.

– Что такое? – осведомился Хэл, повышая голос, чтобы перекричать шум.