Ивашутин молчит, задумавшись. Пальцы начальника ГРУ отбивают барабанную дробь на столешнице.
— Резонно, — наконец признает он. — Мне надо подумать. Людей все равно не хватает, так что, может, и их задействуем.
— Подумайте, пожалуйста, Петр Иванович. Это лучший вариант.
— А классуха твоя что скажет? — подкалывает Константин Николаевич, — это тебе не на два-три дня, а как минимум на неделю уехать придётся.
— А это уже твоя забота, — широко улыбнулся я, — неужели она и директор смогут отказать генерал-лейтенанту, одному из самых уважаемых людей в нашем городе? В крайнем случае, мне, Зорину и Сергею, можно организовать показательное выступление как членам военно-патриотического клуба в Москве или в другом месте. Мой товарищ Тимур постоянно на соревнования по боксу ездит, вместо занятий, и ничего, отпускают. В общем, придумать причину, отсутствия в школе по уважительной причине, не сложно.
— Хорошо, — вздохнул дед, — я прикину, как это сделать.
— Я ещё об одном предателе хочу рассказать, — продолжаю я. — он находится под личным покровительством Юрия Владимировича Андропова. Самый молодой генерал-майор КГБ — Олег Калугин. Возглавляет управление «К» — контрразведки.
— Почему раньше не сказал? — сухо поинтересовался Ивашутин.
— Это самый законспирированный, осторожный и матерый «крот», завербованный ФБР, а потом переданный ЦРУ ещё в 1958 году, когда стажировался в Колумбийском университете, вместе с ещё одним предателем — Александром Яковлевым, сейчас работающим послом СССР в Канаде.
Прямые доказательства его измены найти очень трудно. Я хотел, перед тем как выдвигать обвинение человеку такого уровня, чтобы вы поработали с более мелкими предателями, и убедились, что всё рассказанное мною — правда. И ещё один важный момент — любой удар по Калугину вызовет немедленную реакцию Андропова. Олег Данилович — любимчик и протеже председателя КГБ.
Когда он был завербован, американцы, для успешного старта карьеры Калугина, разыграли комбинацию. На улице Нью-Йорка с ним заговорила незнакомая парочка. Как оказались, они видели молодого стажера на выставке советских достижений и захотели с ним познакомиться.
Это были супруги Котлобай. На одной из встреч, Анатолий Котлобай, по заявлению Калугина, предложил 24-летнему стажеру Колумбийского университета раскрыть «секреты твердого ракетного топлива», над которым он работал в американской корпорации «Тиокол». От этой постановки разило за версту. Но, тем не менее, КГБ дало «добро» на вербовку Котлобая, которому присвоили псевдоним «Кук». После этого, карьера Калугина взлетела вверх. «Кук» сотрудничал с КГБ до 1964 года. Затем, якобы опасаясь разоблачения, сбежал в СССР. Ему предоставили квартиру и работу в ИМЭМО.
Но выяснилась одна очень интересная вещь. «Срочно сбежавший от ареста в СССР» агент успел без спешки продать квартиру в Америке, отправил в Москву картины и другие личные вещи и снял со счетов свои сбережения.
Сотрудники КГБ начинают разрабатывать «агента Кука». Но кто-то умышленно затягивает следствие. Выясняется, что донесения агента содержали грамотно оформленную дезинформацию. Институт, получивший сведения о составе «ракетного топлива», потратил на бесплодные исследования порядка 150 миллионов долларов.
Котлобая задержали. Калугин пытается вытащить его, но у него не получается. И тут Андропов, которому доложили о ситуации, поручает допрос «Кука» Калугину. После общения с Калугиным, Котлобай отказался давать показания.
Затем Калугину поручают выкрасть и доставить в СССР «двойного агента» Артамонова — «Ларка». У чекистов были основания считать, что он является подставой ЦРУ. В процессе его переброски с Вены, Калугин повторно усыпляет «Ларка», делая ему укол. Артамонов умирает.
Ещё один показательный момент. Работавший на чешскую разведку, Кочер, проживающий в США, в 1974–1975 годах передал компрометирующие материалы на трех высокопоставленных советских чиновников, сотрудничающих с ЦРУ. Чехи засомневались в её правдивости, и вызвали для консультаций Калугина. Он подтвердил опасения коллег, и порекомендовал все контакты с Кочером разорвать, хотя позже информация агента подтвердилась. Впоследствии, уже в моем времени, в 1984 году, Кочер был арестован американцами, но отпущен из-за отсутствия доказательств. Такой арест мог произойти только по наводке. Кочер считал, что его сдал Калугин.
Можно ещё много чего рассказать об этой дряни, но я думаю, что даже перечисленного вполне достаточно. Калугина тоже нужно нейтрализовать, но не прямо сейчас. Повторюсь: любое движение в сторону Калугина вызовет истерику и ответные шаги Андропова. И ещё учтите, что он генерал-майор КГБ, начальник отдела контрразведки. В случае чего, вой поднимется до небес. Всё КГБ будет стоять на ушах и Политбюро тоже.
— Хорошо, — поморщился начальник ГРУ, — мы подумаем, что можно сделать с этим Калугиным. Торопиться, в любом случае, не будем.
— Теперь ещё об одном моменте хочу поговорить, — продолжил Петр Иванович, после секундной паузы. — В связи с усилившимся ко мне вниманием и попытками слежки, видеться с тобой, Леша, мы будем гораздо реже. В Белоруссии, возможно, встретимся, а потом на некоторое время затихнем. Если что-то срочное, обращайся через Константина Николаевича. Он же тебя проинформирует о моем решении привлечь тебя и других людей для работы с теневиками.
— Ладно, — кивнул я. — Без проблем.
— А пока есть возможность, я хочу обсудить с вами ещё один важный вопрос, — прищурился начальник ГРУ. — Его тоже нужно обговорить. Специально повторю прописную истину, которую вы знаете: всё, что мы сейчас обсуждаем, и будем обсуждать, должно остаться в этой комнате. Никому, даже самым близким друзьям, работающим с нами, ни словечка. Леша, особенно это тебя касается.
— Можете быть в этом уверены, Петр Иванович, — кивнул я.
20–21 ноября 1978 года
— Спасибо, мамуль, — целую родительницу в щеку, — я побежал.
Подхватываю сумку и поворачиваюсь к двери. Пальцы привычно нащупывают и поворачивают на два оборота круглый рычажок. Клацает замок, убирая ригель и язычок в металлический корпус. Дверь послушно распахивается от легкого толчка ладони. Бодрым шагом выхожу на лестничную клетку.
— Я тебе бутерброды с колбасой положила, — запоздало крикнула в спину матушка, — поешь, когда проголодаешься.
— Хорошо, мам, — откликнулся я, аккуратно прикрывая дверь.
Перепрыгивая через бетонные ступеньки, вылетаю на улицу. Осеннее солнце лениво пускает лучики сквозь серые тучи. Холодный осенний ветер пронизывает до костей, заставляя зябко ёжиться, взметает с асфальта клубы пыли и ненадолго затихает, чтобы через десяток секунд опять с силой ударить в грудь.
Шумный ручеек галдящих школьников уже тянется в школу. Впереди замечаю знакомую стройную фигурку в сером пальто и голубой вязаной шапочке. Ветер весело треплет блестящие локоны цвета воронова крыла. Ускоряю шаг и догоняю одноклассницу, подхватывая её за руку.
— Привет!
Девушка вздрагивает и поворачивается ко мне:
— Дурак! Так же можно до инфаркта довести! Ты чего подкрадываешься? — возмущается Аня, легонько стукая меня портфелем по руке.
— Тебе до инфаркта, как пешком до Москвы, — улыбаюсь я, — перестань. И вообще я топал как стадо мамонтов, бегущих к водопою.
— Я, наверно, просто задумалась, — смутилась Николаенко, отводя взгляд.
— Бывает, — согласился я. — Попробуем ещё раз. Привет.
— Привет, — улыбка освещает лицо девушки.
— Давай твой портфель понесу, — предлагаю, перехватывая его у Ани. Моя ладонь легонько касается изящных пальчиков. Девушка краснеет.
— Спасибо. Он не тяжелый.
— А мне может приятно за тобой поухаживать, — шутливо отвечаю я, — спасибо, да или спасибо, нет?
— Ну понеси, кавалер, — секундное замешательство прошло, и зеленоглазка прячет смущение за насмешливым тоном.
Подхватываю портфель из разжавшейся ладошки.
Минуту мы идём молча, не зная о чём говорить.