— Доклад здесь.

Мужчина с рассеченной бровью, подхватил папку, вжикнул замком, раскрывая её, впился взглядом в исписанные листы бумаг и расплылся в торжествующей улыбке:

— Не соврал.

Сергей Федорович решительно взял из настольного стаканчика ручку, пододвинул к себе стопку листов. Строки прощального письма легко ложились на бумагу, выплескивая внутреннюю боль и давно выстраданные мысли об уничтожении всего того, во что он верил, чем гордился и чему отдал всю свою жизнь. Уже не было ничего, только пустота в душе и осознанная горечь поражения. Но в своем последнем послании Ахромеев сумел намекнуть на происходящее:

«Всегда для меня был главным долг воина и гражданина. Вы были на втором месте… Сегодня я впервые ставлю на первое место долг перед вами»[10]…

Сергей Федорович прервался на несколько секунд. Перед глазами встали родные лица супруги Тамары Сергеевны, дочек Наташи и Тани, погибших боевых товарищей.

Ахромеев выдохнул, отгоняя остатки воспоминаний.

— Пиши давай. У нас мало времени, — процедил мужчина с рассеченной бровью.

— Хорошо, — кивнул маршал и дописал последние строки:

«Прости меня, дорогая Томуся, что тебя не дождался. Остаюсь твоим, Томуся, мужем; вашим, мои дорогие, отцом и дедушкой.

Прощайте. С.Ф. Ахромеев».

— Все? — нетерпеливо спросил «серый костюм».

— Это было письмо семье, — сухо пояснил маршал. — Ещё пару строк.

— Быстрее.

Ахромеев выдохнул, отгоняя остатки воспоминаний, и дописал последние строки, поставив жирную точку.

«Не могу жить, когда гибнет моё Отечество и уничтожается всё, что я всегда считал смыслом в моей жизни. Возраст и прошедшая моя жизнь дают мне право уйти из жизни. Я боролся до конца.

Маршал откинулся на кресле, и устало закрыл глаза.

— Всё. Я готов. Делайте свое дело.

Серый костюм, криво ухмыльнувшись, кивнул исполнителям, оставшись на месте. Двое крепких мужчин подступили к маршалу. В руках одного из них появился тонкий скотчной тросик…

— Алексей, с тобой всё в порядке? — Сергей Федорович с беспокойством смотрит на меня.

— Да, — с трудом выдавливаю слова, — Извините, задумался о своём.

— Едут, — выдохнул Андрей Иванович, — Работаем.

В отдалении возник знакомый силуэт жигули «трешки». Машина валютчиков медленно ползла по изрытой ухабами дороге. Через десяток секунд она должна повернуть на аллею к дому, а ещё через минуту припарковаться у подъезда, где стоит наша «горбатая» волга.

Дверки волги мягко открывается. Зорин бесшумно выскальзывает из машины, и скрываются за дверями подъезда.

— Леша, готов? — поворачивается ко мне ГРУшник, — Помнишь, что я говорил? Никакого шума!

— Готов, — кивнул я — Всё будет нормально.

— Сережа, ты в любом случае остаешься в машине, контролируешь обстановку. Если что-то срочное, связывайся.

Мальцев кивает, сжимая в руке толстый прямоугольник рации.

Подхватываю большую спортивную сумку, выпрыгиваю из машины, быстро перемещаясь за трансформаторную будку, находящуюся за домом. Со скучающим видом, переминаюсь с ноги на ногу, изображая ожидание.

«Трешка» тормозит у подъезда. Из машины выходят двое. Первый — высокий, худой, но плечистый, в джинсовой куртке «Вранглер» и брюках «Ли». Надменное холеное лицо небрежно скользит взглядом по окружающим окрестностям. В руке держит пластиковый «дипломат».

Второй — настоящий гигант. Ростом, далеко за метр девяносто, крупный мускулистый торс распирает расстегнутую болоньевую куртку. Правая рука периодически непроизвольно дергается, готовая нырнуть за раскрытую змейку.

«У него точно ствол, как и говорили. Значит, надо гасить сразу и с гарантией», — делаю мысленную отметку.

Оглянувшись по сторонам, парочка бодро зашагала к подъезду. В машине остался водитель. Дожидаюсь, когда широкая спина амбала скроется за дверью подъезда, отсчитываю пять секунд и начинаю движение. К водителю уже подошел Андрей Иванович. ГРУшник просит закурить, получает зажигалку, прикуривает и протягивает её обратно. Водитель выставляет ладонь, но зажигалка летит в пыль. Запястье бандита попадает в захват. Андрей Иванович резко дергает его на себя, пробивая костяшками со стороны тыльной части кулака в висок. Водитель поломанной куклой безвольно заваливается на пассажирское сиденье, не проронив ни звука.

«Минус один», — мысленно отметил я.

Забегаю в подъезд, лечу вверх по бетонным ступенькам. На четвертом этаже, вижу валютчиков. Лавровский клацает замком, открывая дверь. Охранник стоит сзади, держа в левой руке «дипломат» босса.

В первую секунду, увидев меня, они напрягаются. Рука телохранителя ныряет за пазуху. Но осознав, что перед ними находится подросток, расслабляются.

— Дяденьки, подскажите, пожалуйста, вроде здесь где-то Тищенко проживают? — с вопросительным лицом смотрю на валютчиков.

— Не знаем таких, — равнодушно ответил Лавровский, — Иди парень, куда шёл.

— Хорошо, — покладисто соглашаюсь я, отворачиваюсь от бандитов. Небрежно висящая на плече сумка падает на пол, отвлекая валютчиков. Хлестко пробиваю ребром ладони в кадык телохранителя, так чтобы не убить, но гарантированно вывести из строя, на несколько минут.

Бандит, оседает, хватаясь руками за горло и пуская пену. Влетаю в опешившего Лавровского, распахивая дверь и толчком сшибая его на пол. В горло валютчика упирается потертый «макаров», вытащенный из пояса. А с верхнего этажа к нам, мягко касаясь кроссовками ступенек, бежит наставник.

— Тихо, — шепчу я. Щелкает опускаемый флажок предохранителя, переводя пистолет в боевое положение. Валютчик испуганно кивает. Рывком оттаскиваю его в сторону, и тут же в коридор залетает хрипящий охранник, а потом появляется Зорин, держа в одной руке мою сумку и дипломат.

Из сумки извлекается тонкий капроновый шнур. Сэнсей быстро с профессиональной сноровкой, спутывает валютчикам руки и ноги, затыкает рты кляпом. Раздается условный звонок. Один длинный, затем два коротких. В глазке отображается Андрей Иванович, поддерживающий на плечах, повисшего водителя. От бандита сильно несет спиртным.

— Ты на него что, целую бутылку водки вылил? — недовольно бурчит Зорин, скривив лицо. Спиртное мой наставник на дух не переносит.

— Нет, немного плеснул из фляги. Чтобы у окружающих вопросов не было, — спокойно ответил ГРУшник.

— Андрей Иванович, как думаете, местные могли нас срисовать или обратить внимание на шум? Ещё не дай бог, ментов вызовут, — беспокоюсь я, когда связанный шофёр, переместился в гостиную к лежащим на ковре «коллегам».

— Не должны, — задумчиво протянул ГРУшник, — Мы всё чисто сделали. К тому же сейчас взрослые на работе, а большинство детей в школе. А с соседями по лестничной клетке вообще всё отлично. Пенсионеры, живущие рядом на даче, молодожены из квартиры напротив, работают, парочка из квартиры рядом — тоже, а ребенка, в детский сад отвели.

Заливистая настойчивая трель дверного звонка, заставила нас вздрогнуть и замереть.

— Млять, — сквозь зубы тихо прорычал Андрей Иванович, выразив общее мнение. — Какого хрена?!

Звонок продолжает надрываться соловьиной трелью. Андрей Иванович делает нам знак замереть. Лавровский начинает дергаться. Сэнсей ногой придавливает горло валютчика, выхватывает пистолет, навинчивает на него глушитель и прикладывает палец к губам.

Глаза главаря испуганно расширяются. Он дергает головой, имитируя кивок, и послушно замирает. Пришедший в себя телохранитель старается даже не дышать, чтобы не привлекать к себе внимания. Шофер в сознание ещё не пришёл и продолжает валяться на полу сломанной куклой.

Звонок по-прежнему верещит, действуя на нервы. Андрей Иванович, крадучись, выходит из комнаты и перемещается к двери. Я нахожусь на выходе между гостиной и коридором, и могу одновременно контролировать связанных валютчиков и наблюдать за ГРУшником