— О, чёрт. Там же ещё надо будет, чтобы Мосторг на торговую точку эту продукцию распределил! — хлопнул себя по лбу Михаил Жанович.

— Ну, конечно! — удивлённо посмотрел я на него. Он что, только что об этом подумал? — А как она будет торговать тем, чего у неё не должно быть?

— У меня голова уже от тебя пухнет, — устало сказал он. — Мне надо всё это переварить…

— Так. Ну, что в итоге-то? — поспешил я закончить. — Значит, камволка уже обеспечила швейке небольшую партию официальной ткани. Мы нашьём из неё излишков, типа, за всё время накопилось, и будем выходить на Управление швейных изделий Мосгорисполкома с вопросом, куда их девать? И надо, чтобы там приняли решение, передать их на продажу в Мосторг.

— Интересно, как? — задумчиво посмотрел на меня Бортко. — Я с Захаровым переговорил. Что-то он вдруг начал осторожничать — не хочет идти в лоб… Я всей его ситуации не знаю, но, видимо есть какие-то основания…

— Пфф… Нормально, — удивлённо переглянулся я с Сатчаном. — А как же тогда?..

Они оба вопросительно уставились на меня — типа, я сам должен придумать. Ясно все с ними, вроде и рынком занимаются, но настоящего рынка же не видели. В том числе и как правильно манипулировать властью при помощи общественного мнения, не знают. Ладно, сделал несколько предложений:

— Во-первых, надо письма трудящихся организовать в Мосгорисполком, в газеты, ещё куда-нибудь, может, даже, и в Управление швейных изделий Мосгорисполкома, мол, постельного белья в городе днём с огнём не купишь! А тут мы через месяц-полтора: у нас есть, куда девать?

— И что? Думаешь, это сработает? — усмехнулся Бортко.

— А если с таким же письмом, или, еще лучше, с десятком писем, к ним придёт Захаров, и постучит ими по столу, мол, что вы над рабочим классом издеваетесь⁈ Замучали меня уже такими жалобами! Давайте, ищите, чтобы было в торговле! Вот люди говорят, что на такой-то фабрике излишки есть. Думаю, что вот так если к вопросу подойти, то вполне может и сработать.

— Может, и сработает, — согласно кивнул Сатчан. — Только нельзя, чтобы это всё одновременно было.

— Ну, конечно, — кивнул я. — Быстренько, прямо сегодня, первое письмо организуйте в три адреса сразу, в горком, в исполком и в наше управление швейных изделий. Оно, кстати, УСП называется. Недельки через две ещё похожее письмо, только ж там не то же самое, слово в слово, а постельное бельё среди прочего, а то подозрительно будет. Ещё через недельку третье аналогичное письмо. У нас же предприятий полно, подготовим почву… А мы на швейке, пока, машинки закупим, ткань получим и излишки шить начнём.

— Ладно, — кивнул Сатчан, записывая за мной.

— А ты, кстати, в таксопарке был? — вспомнил Бортко.

— Был, познакомился с директором и его замом. Мне сегодня уже предоставили данные, буду анализировать.

— Ну и как первое впечатление? — спросил Михаил Жанович.

— Страна непуганых идиотов, — честно ответил я. — В таксопарке можно изучать круговорот наличности в природе, не сходя с одного места. Поменять там даже ОБХСС ничего не в состоянии. Там такой маховик раскручен! Все сотрудники всех таксопарков Москвы, линейный контроль, ГАИ… И в этом водовороте такие безумные деньги крутятся! Его уже невозможно остановить. Главное, не подходить близко, а то затянет и расплющит, как каток лягушку…

— Так мы уже подошли, — с недоумением посмотрел на меня Сатчан.

— Вот, меня не спросили, связываясь с ними, так и держите, теперь, с ними ухо востро. Что такое бдительность и осторожность, они совсем не в курсе, — ответил я. — Мужики там привыкли, не скрываясь, деньги друг другу носить, на всё есть свои расценки… Объяснял-объяснял сегодня, что так нельзя работать… Уж не знаю, услышали они меня? Надеюсь, хотя бы, задумались.

А вот Сатчан с Бортко точно задумались, — мысленно улыбнулся я, глядя на их лица. Поднялся, собираясь попрощаться и уйти под предлогом того, что самолёт вечером, а ещё надо собираться, но Сатчан вызвался меня проводить.

— Слушай, у меня день рождения, — остановил он меня в коридоре. — В субботу двадцать четвёртого жду вас с Галиёй у себя к часу. Никакие возражения не принимаются.

— А кто вообще говорил о каких-то возражениях? — рассмеялся я, мы попрощались, и я отправился домой.

Галия отпросилась после обеда и занималась сборами на отдых. Хоть и просил её не брать с собой много вещей, но у неё не получилось. Она стремительно похудела в прежний размер, и хотела «выгулять» в приличном месте побольше вещей, по которым соскучилась. Пришлось взять по минимуму своих вещей. Но в две дорожных сумки я всё же наше барахло распихал.

Сообщил ей, что нас пригласил Сатчан в следующие выходные на день рождения. Она села и растерянно уставилась на меня.

— Ой, а Женя Брагина просила подстроить Мише Кузнецову встречу с какой-то подружкой, которая в него влюбилась. Я пообещала в следующие выходные что-то придумать. И забыла… Как неудобно!..

— Так, не расстраивайся. Бывает. Ничего страшного. К Сатчанам пойдём в субботу. А Мишку я приглашу к нам на воскресенье. Говоришь, влюбилась в него подруга Женькина? А он?

— Не знаю, похоже, что нет.

— Жаль… А то клин клином выбивают… Лучше, чем если Марат ему что-нибудь сломает…

— Погоди, ты хочешь сказать, что Миша в Аишу влюбился? — ахнула жена.

— Ага.

— Но это же… Ой!

— Понимаешь масштаб проблемы, верно? Так что нам бы все же надо его на другую девчонку переориентировать… И ради его блага, и ради Марата.

— А в субботу во сколько?

— К часу.

— Постой, а это сколько же Сатчану будет? — задумалась жена, высчитывая в уме. — О! Тридцать! Паш, у него юбилей!

— О, как. Хорошо, что сказала. Будем ему в Крыму подарок смотреть.

Святославль.

Бережно прижимая к груди подарки для жены, Иван направился домой. Свет в окнах не горел. Мать ещё, наверное, в магазине, а Вероника говорила, что хочет сегодня деда навестить, наверное, у него задержалась.

В ожидании супруги он развернул покупки и разложил их на супружеской кровати, представляя, как жена обрадуется. Чулки, как раз, подходили по цвету к юбке. Иван представил себе, как стройные женские ножки в этих чулках будут выглядывать из расстёгнутой почти до самого верха юбки, а водолазка будет обтягивать налившуюся грудь жены!.. Тут хлопнула входная дверь.

Скорее всего, это Вероничка вернулась, — подумал Иван, — матери ещё рано.

Так оно и оказалось. Он вышел к жене и поцеловал её в замёрзший нос.

— Думала, успею к твоему приходу вернуться, — начала виноватым голосом оправдываться она. — Ты уже поужинал?

— Нет, тебя ждал, — улыбнулся он, помогая снять ей пальто.

— Такая кляча стала, — расстроенным голосом жаловалась она. — Всегда доходила от деда к нам за сорок минут, а тут и спешила, и всё равно, не успела к твоему приходу.

— Не расстраивайся, дорогая…

Иван хотел показать ей свои подарки, но она ринулась на кухню. Пока разожгла примус и поставила разогреваться сковородку с ужином. Потом во двор умчалась…

Иван махнул рукой и сел за стол на кухне, предоставив ей самой увидеть обновки. И она увидела…

Святославль.

Вероника суетилась, насколько позволяло её положение, вокруг Ивана, поставила перед ним тарелку, и он принялся за еду. Она успокоилась и села рядом, тяжело дыша. Чем дальше, тем тяжелее становилось делать обычные дела.

— Как дед Арист? — поинтересовался Иван.

— Нормально, — устало ответила Вероника. — Хотела у него прибраться и постирать, а только супа успела наварить… Такая неповоротливая стала.

Набегавшись сегодня, она почувствовала, что начала ныть поясница и решила прилечь. Включив свет в спальне, она неожиданно увидела на кровати чужие вещи. Первая мысль, появившаяся в голове, что это где-то здесь прячется чужая женщина, худенькая и очень модная… Опешив от этого открытия, Вероника потрясённо стояла на пороге комнаты. Тысяча мыслей за одну секунду бешеным табуном пронеслись у неё в мозгу от «Что я сделала не так?» до «Как он посмел привести кого-то в дом?». А завершала этот бег медленная хромая кляча «Что же теперь делать? Как теперь дальше жить?»