— Вот как? Даже такие слухи ходят? Как считаешь, почему? — задумчиво посмотрела на неё куратор.

— А там столько слухов, что и без КГБ никак не смогли обойтись, — искренне рассмеялась Диана, — возможно, подполковник заинтересовался и слухом, что во всем виноваты зеленые человечки с Марсом, но никого из них не нашел, чтобы поинтересоваться подробностями. А вот русская в окрестностях все же нашлась.

— Что ещё интересного?

Диана похвасталась, что выиграла конкурс и, объясняя, почему не может рассказать ничего больше интересного, пересказала ей всё, что они обсуждали вчера с братом. И про традиционную арабскую семью, и про приличия, как их понимают её муж и его родственники. И как перепугалась, когда муж повез ее в стрелковый тир, где ее мог выдать видевший ее с французом инструктор. Но к счастью, повезло.

Мария Юрьевна с нейтральным лицом выслушала всё это, но в конце коротко покачала головой так, что Диана готова была провалиться сквозь землю от стыда. Понятно, что ею недовольны.

Но, хотя бы, ругать не стала, — с облегчением подумала Диана, возвращаясь после встречи домой. — Может, помада помогла?

Московская область. Серпухов.

— А когда перезвонить? — с надеждой спросил Сальников, когда ему второй раз за сегодня сказали, что Попов занят и не может ему ответить.

— Затрудняюсь вам ответить. Сейчас у него очень напряжённый график работы, — ответила его помощница.

— Спасибо, — стараясь скрыть разочарование, ответил Сальников. — До свидания.

Что же происходит? Одно дело бы Попов уехал в командировку. Но чтобы он был на месте, и его с ним дважды не соединяли, такого никогда раньше не было. Заважничал и его больше не интересуют регулярные подношения? Или на их отношения повлияли те люди, что пытаются отжать у него Фабрику художественной галантереи? Неужто они способны прижать к ногтю члена КПК?

После университета поехал в редакцию, поздравил Веру книгой Жюль Верна «Двадцать тысяч лье под водой». От неё попросил разрешения сделать несколько звонков. Позвонил капитану Румянцеву и Сатчану, договорился с ними о встрече.

Заехал на Лубянку, оставил на согласование текст доклада про полиграф и отправился в Пролетарский райком.

— В таксопарке готовы две машины для продажи, — сообщил я, как только оказался у Сатчана в кабинете. — Каковы наши дальнейшие действия? Они собраны из запчастей, их как бы не существует. Надо на учёт в ГАИ их ставить, я так думаю… Не выпускать же их на дорогу в таком виде.

— Слушай, Бортко звонил. Нас с ним Захаров у себя ждёт сегодня вечером. Давай, я там и задам этот вопрос. Заодно про твою рекомендацию спрошу. Как будто ты только что приехал и мне сообщил. Не хочу Бортко говорить без Захарова, а то вдруг Бортко сам захочет тебе вторую рекомендацию дать? А Захаров потом узнает когда, то обидится. И что я буду делать? А так скажу им обоим сразу, и пусть сами между собой разбираются. Хорошо я придумал?

— Правильно мыслишь, куда же деваться, если начальников двое, — рассмеялся я, открыл портфель и опустил в него руку. — Вчера мои вернулись из Европы. Ливанцы готовы к обмену медикаментов на плитку. Тебе передали благодарность за посредничество, — положил я перед ним две коробки из европейских бутиков. — Со мной не посоветовались, я бы подсказал, что нам такие подарки дарить не надо…

— Почему? — с любопытством рассматривал он содержимое коробок. — Это почему такие часы тяжелые, неужто золото?

— Оно самое. И колье тоже. Более того, это еще и крутые бренды.

— А что такое бренд? — удивился Сатчан.

Ну да, нужно было попроще… Кому я рассказываю… Комсомольскому работнику…

— Торговая марка… со своим имиджем и репутацией. — ответил я, и тут же поспешно разъяснил новое непростое слово. — А имидж — это целенаправленно формируемый образ у потребителей.

— Понятно, — нейтрально сказал Сатчан, и я понял, что на самом деле не понятно… Но ладно, не суть важно… Надо ему основную мысль объяснить.

— Колье от Картье, это один из самых известных ювелирных брендов. А часики от Тиссот, это один из самых старых швейцарских часовых брендов. И то, и то, стоит тысячи долларов. А это означает, что показывать их людям опасно. Подавляющее большинство не поймёт, что это такое. Но некоторые могут… И появятся вопросы… Непростые вопросы. Где ты это взял? Что плохо, эти вопросы могут и из КГБ задать, не только из ОБХСС. Сам понимаешь, что решить такой вопрос в Комитете дело непростое даже для Захарова…

— И что делать? — спросил Сатчан, наморщив лоб.

— Ну, подарок уже сделан, не выкидывать же. Я бы рассматривал эти предметы не как вещи для повседневной носки, во всяком случае, пока. Смотри на них лучше, как на капиталовложения. В нынешнем безупречном виде, без следов носки, они будут только дорожать со временем. Это интересная особенность самых дорогих брендов.

— Вот как даже… А жене хоть можно показать, как считаешь?

— Я бы не стал. Нельзя так издеваться над женщиной, да еще и беременной. Она точно нацепит это колье куда-нибудь.

— Черт… ладно.

— Ну и хорошо, — улыбнулся я и дал Сатчану телефон Фирдауса. Пусть уже начинают работу.

Москва. Фабрика художественной галантереи.

— Свет! — стремительно вошёл Филатов в кабинет главбуха и прикрыл за собой дверь. — Из ВЦСПС звонили!

— И? — с беспокойством посмотрела она на своего директора с выражением лица, которое тот хорошо знал — готовится хвататься за сердце и демонстративно пить корвалол.

— Извинились, — с улыбкой ответил Филатов.

— То есть как? — не поверила главбух.

— Извинились, Свет! Мол, ошибочка вышла. Нас неверно информировали. К вашей фабрике нет никаких вопросов… Вот так!

— Ну, надо же, — удивлённо уставилась на него Демидова. — Это что же получается?..

— Получается, что они реально нам помогают! Я только в понедельник куратору об этой проблеме рассказал. Сегодня вот среда, совсем ничего прошло… а мне уже позвонили, извинились.

— Так что, никакой проверки не будет? — всё ещё не могла поверить главбух.

— Да, не будет, Свет!

— Может, тогда и Дружинину уберут? — с надеждой посмотрела она на него.

— Уберут, — уверенно ответил Филатов. — Теперь я в этом уже не сомневаюсь.

Москва. Лубянка.

— И по вашему поручению, Николай Алексеевич, вопрос насчёт покупки акций, что рекомендовал приобрести Ивлев, — докладывал полковник Воронин зампреду Вавилову. — Собрал информацию. Все в папке.

— И на какую сумму взяли? — поинтересовался он, не открывая ее.

— На десять тысяч долларов.

— Десять тысяч? — с недоумением посмотрел зампред на полковника. — Эх! Какой-то ливанец рассчитывает на советах Ивлева стать миллиардером, а мы? Десять тысяч долларов… — со злостью в голосе передразнил он полковника. — Крохоборством занимаемся!

— Ну а что делать? — расстроился и полковник, — вы же знаете, какой строгий контроль по валюте, и как она всем нужна…

Генерал, посидев немного и подумав, оживился:

— Придумал! А вот и не вся валюта на учете! А если предложить купить акции по списку нашим спящим агентам, тем, что бизнесменов изображает в западных странах? Там же некоторые толковые ребята уже сами долларовыми миллионерами стали… Пусть берут акции! И тоже становятся миллиардерами!

— Сделать-то можно, Николай Алексеевич, — поспешно ответил Воронин. — Но столько согласований потребуется, что без вас никак…

— Выясни, что для этого нужно. Все, что надо, подпишу, кому надо — позвоню или лично зайду. Главное — побыстрее. Давно надо было уже сделать, жаль, не сразу в голову пришло. А то десять тысяч долларов… курам на смех… — Вавилов раздраженно тряхнул головой и постарался взять себя в руки. — Что там у тебя дальше?

— Агент «Скворец» вернулась вчера вечером в Москву. Вы просили ее на контроле держать. Как родственницу Ивлева.