— У Марата же день рождения сегодня был? — спросил я жену. — Где он, вообще? Звонил? Заходил? Ты его поздравила от нас?

— Не звонил и не заходил, — задумчиво ответила жена. — А подарок вон, стоит, — кивнула она на обёрнутый в плотную бумагу пейзаж на окне.

Так… А с ним, вообще, всё нормально? — озадачился я. — Загит на дежурстве и спросить не у кого… Вообще, что-то непонятное. Можно было и позвонить, сказать хоть что-то… А то мы с женой, как два дурака, до последнего приглашения куда-нибудь ждали.

— Ну, завтра подарок на тренировку с собой возьму и поздравлю, — постарался как можно беззаботней сказать я.

В понедельник утром дождался, когда Загит придёт с дежурства и спросил, всё ли нормально у Марата.

— Что-то он день рождения зажал, — объяснил я причину своего интереса.

— Паш, да не было никакого дня рождения. Они вдвоём с Аишей вчера в ресторан сходили, вот и весь день рождения, — ответил Загит.

— Да? — удивился я. — А почему?

— Ну а куда он вас пригласит? В общежитие своё? Ему стыдно… После вашей красивой квартиры наша обшарпанная комната и общий туалет в конце коридора?

— К нам бы приехал, — пожал я плечами.

— Ну, сколько он может вашей добротой пользоваться? Он и так один в комнате живёт благодаря тому, что вы меня к себе взяли.

— Это вы согласились у нас пожить и с детьми помочь, а не мы вас к себе взяли, — с упрёком посмотрел я на него. — Это что за мысли такие, Загит Джиганович?

— Да ладно, — ушёл он от ответа, поднялся и пошёл курить на лестницу.

И что это было? Чего это он тут заговорил как бедный родственник на иждивении?

Додумать эту мысль я не успел, взгляд упал на часы, и я помчался собираться. Мне же сегодня к Межуеву до обеда ещё надо попасть!

Пришлось подождать у него в приёмной с полчаса, пока он освободится. Мог бы и не спешить так…

— Проходи, Павел, — увидел меня Межуев в своей приёмной, когда провожал своего посетителя. — Рад тебя видеть.

— Здравствуйте, Владимир Лазоревич, — пожал я протянутую руку и сел за стол для посетителей.

— Разговор у нас будет серьёзный, — посмотрел он многозначительно на меня. — Тебе уже исполнилось восемнадцать.

— Исполнилось, — подтвердил я, всё ещё не догадываясь, к чему он клонит.

— Когда собираешься в партию вступать?

Ах, вот оно что!

— Хотел лет в двадцать, — соврал я. — Всё солиднее будет, чем сейчас.

— Так ты сейчас и не вступишь в партию. Тебе ещё год в кандидатах надо проходить. Пока поручителей найдёшь, пока тебя в кандидаты примут, к двадцати, как раз, членом партии и станешь. Поручители у тебя есть?

— Не думал ещё об этом, — честно ответил я.

— Надо троих поручителей. Один у тебя уже, считай, есть. Я с удовольствием поручусь за тебя.

— О, Владимир Лазоревич, спасибо, — удивлённо проговорил я. — Но не будет ли это для студента второго курса слишком…

Не смог подобрать сразу слова и замолчал на мгновение.

— Слишком нескромно? — подсказал мне, улыбаясь, Межуев. — Нормально будет, поверь мне.

— Буду искать ещё двоих поручителей, — согласно кивнул я. От таких предложений отказываться себе дороже. Тем более, что не будучи в партии к определенному возрасту, в СССР ничем серьезным заниматься не получится.

— В твоем случае надо еще одного поручителя, а вместо третьего, учитывая твой возраст, предъявишь рекомендацию районного комитета ВЛКСМ. Значит, договорились. Как рекомендация твоя будет готова, Таисия Григорьевна тебе позвонит. Уверен, дальше у тебя проблем с поручителями не будет.

— Спасибо ещё раз, — поднялся я. Он протянул мне руку, и мы попрощались.

Вышел от него предельно озадаченный. Вот так, значит… Предлагает мне заявление в партию написать, чтобы кандидатский стаж уже пошёл… Собственно, выбора-то у меня нет. И он прав, с его рекомендацией на руках у меня точно не будет проблем найти ещё одного человека и получить рекомендацию районного комитета ВЛКСМ. И примут меня в кандидаты с такой рекомендацией как пить дать, к гадалке не ходи.

Москва. Старая площадь.

Как только Мещеряков перезвонил насчёт подъезда высотки, в котором живёт неизвестный Роберт Ильич, Захаров сразу придумал, как он будет действовать дальше. В центральном здании, собственно, высотке со шпилем, у него проживал не один знакомый. Надо всех обзвонить, кто-нибудь да узнает своего соседа.

В понедельник с утра он начал обзвон.

— Илья Сергеевич, здравствуйте. Захаров… Илья Сергеевич, такой вопрос. У меня записная книжка пострадала частично, внук игрался с ней, и несколько страниц оборвал, теперь вот восстанавливаю контакты. Вот тут у меня уцелел только адрес высотки на Котельнической, и имя отчество некого Роберта Ильича. А фамилия вырвана. А у меня эта страница для важных контактов, жаль, что запамятовал, кто это… Илья Сергеевич, что у вас за Роберт Ильич в доме живёт, не знаете ли случайно?

Захаров приготовился долго обзванивать знакомых с Котельнической, но повезло с второго раза. И он выяснил, что да, есть в этом доме такой жилец Роберт Ильич Попов. Член КПК при ЦК КПСС…

Москва. Фабрика художественной галантереи.

— Кать, ну, всё отлично! — услышала Дружинина голос мужа в телефонной трубке. — Дело завертелось. Наши возмущены до предела тем, что у вас творится! Очень удивлюсь, если твой Филатов усидит в своём кресле после такого скандала. Ты всё правильно сделала, что заявила об этом. И мне пообещали, что твоё имя не всплывёт.

— Прекрасно! — не скрывая радости, злорадно улыбнулась председатель месткома.

Так Филатову и надо! Оборзевшая пешка! — подумала она, положив трубку.

Москва.

Выйдя от Межуева, решил съездить на кожгалантерейку, узнать, как там получается работать с той партией отходов, что Серпухов так демонстративно нам прислал вместо нормального сырья.

И к концу четвёртой пары мне ещё надо быть в МГУ, придут награждать меня за спасение утопающих, которых я в глаза не видел… А может, и правда не видел? Наконец появилась хоть мысль, что это может быть. Тимур же с Веткой там спасли кого-то на каникулах… Мужика машина сбила, и он в сугробе замерзал. Похоже, это продолжение той истории…

Ещё одного поручителя искать… А вот тут у меня вопрос выбора. Сразу всплывает две кандидатуры. Можно обратиться к Гусеву. С ним точно проблем не будет, он мне даст рекомендацию. Тут и сомнений никаких нет, тем более в свете последнего совместного мероприятия с рейдом у трёх вокзалов… Но есть же еще Эмма Эдуардовна… Она же, в любом случае, член партии, иначе бы не ездила по загранкомандировкам. И, насколько я знаю женщин, она обидится, если я к ней по такому вопросу не обращусь. Надо все как следует обмозговать. Ну, по-любому, у меня еще нет на руках рекомендации Межуева, так что есть время подумать.

На кожгалантерейке директор встретил меня хмурым взглядом.

— Что, Андрей Дмитриевич, совсем всё плохо с последней партией? — спросил я, поздоровавшись с ним.

— И это тоже… Но есть проблемы посерьезнее. Из ВЦСПС звонили. Сигнал, мол, они получили, что у нас поощряется пьянство на рабочем месте, прогулы и что мы игнорируем сигналы из медвытрезвителя. Проверка будет большая… Документы велели все подготовить по этой теме. Мне что же, теперь задним числом людей наказывать?

— Что вы! Нет, конечно, — поспешно ответил я. — Вы уже людям пообещали амнистию по январским и февральским залётам. Переобуваться сейчас на ходу никак нельзя, авторитет утратите. Надо как-то выкручиваться…

— И что делать?

— Главное, не паниковать. Нас Пролетарский райком просил не поднимать шума и не обличать милицию в связи с их произволом? Просил. Мы их просьбу уважили? Уважили. Значит, пусть сами с ВЦСПС и договариваются. Когда и кто собирается от них приехать?