Мимо прошел старый Баркли, смотритель. Он подкручивал пружины в фонарях, чтобы те разгорались и освещали территорию кампуса. Мелоди и Джоэлу нужно было вернуться с прогулки за стены академии до наступления комендантского часа, введенного Хардингом, но немного времени еще оставалось.
Они направлялись к выходу, и Джоэл, засунув руки в карманы брюк, шагал рядом с Мелоди.
— Не знаю, — ответил он. — А как можно этого не хотеть?
— Ну, я знакома со многими людьми, которые только думают, что хотят ими стать, — сказала Мелоди. — Им по душе всеобщее внимание и особое отношение. Кому-то, как мне кажется, нравится власть. Но, Джоэл, к тебе все это не относится. Ты не мечтаешь о славе — наоборот, всегда держишься в тени, ведешь себя тихо. Похоже, тебе нравится проводить время в одиночестве.
— Наверное. Но что насчет власти? Ты же видела, каким я становлюсь, когда с кем-то соревнуюсь.
— Нет. Когда ты рассказываешь о линиях и защитах, тебя это будоражит, но ты не считаешь рифматику способом получить желаемое или подчинить других. Многие рассуждают именно о таких вещах. Даже кое-кто из моего класса.
У школьных ворот дежурили двое полицейских, но они не попытались преградить выход. Рядом стояли ведра с кислотой, чтобы можно было дать отпор меловикам. Кислота была недостаточно концентрированной, чтобы причинить вред людям, но меловиков растворяла в мгновение ока. Хардинг решил не испытывать судьбу.
Один из охранников кивнул Джоэлу и Мелоди.
— Вы двое, берегите себя, — сказал он. — Соблюдайте осторожность. Вам нужно вернуться через час.
Джоэл кивнул в ответ.
— Ты уверена, что это хорошая идея? — спросил он у Мелоди.
Она демонстративно закатила глаза.
— Никто еще не исчезал из кафе-мороженого, Джоэл.
— Верно. Но Лилли Уайтинг похитили по дороге с вечеринки.
— Откуда тебе это известно? — с подозрением спросила Мелоди.
Джоэл отвел взгляд.
— Ах да, конечно. Секретные собрания.
Он не ответил, а она, к счастью для него, не стала настаивать на продолжении разговора.
На улицах, скорее всего, полно народу, а похититель нападал на студентов, когда они оставались в одиночестве, поэтому Джоэл решил, что волноваться, пожалуй, не о чем. Однако он поймал себя на том, что тщательно осматривает окрестности. Армедиус — огороженный парк с ухоженными газонами и величественными зданиями — простирался справа. Слева протянулась улица. Время от времени мимо проезжали запряженные лошадьми повозки.
Таких повозок становилось все меньше и меньше: лошадей заменяли пружинные животные самых различных форм и модификаций. Вот прополз, пощелкивая и вращая шестеренками, бескрылый дракон. Его глаза-фары ярко сияли, освещая улицу, а за спиной была прикреплена кабинка. Внутри Джоэл разглядел усатого мужчину.
Армедиус располагался прямо в центре Джеймстауна, недалеко от шумных оживленных улиц. Вокруг возвышались здания этажей в десять, выстроенные из крепких кирпичей. Некоторые были украшены колоннами или узорной кладкой. Тротуар был вымощен булыжником, на многих камнях красовался герб Новой Британнии. Ее колонизировали первой в те далекие времена, когда европейцы открыли огромный архипелаг, который теперь назывался Соединенными Островами Америки.
В пятницу на Харп-стрит устраивали концерты и давали пьесы, что объясняло такой наплыв народа. Рабочие в брюках и запачканных рубашках проходили мимо и, касаясь фуражек, приветствовали Мелоди. Ее форма рифматистки вызывала уважение. Даже хорошо одетые люди — мужчины в строгих костюмах с длинными фалдами, с тростью в руках и женщины в сверкающих платьях — иногда кивали Мелоди.
Каково это, когда тебя узнает и проявляет уважение каждый встречный? Об этой особенности жизни рифматистов Джоэл никогда не задумывался.
— Поэтому тебе это не нравится? — спросил он у Мелоди, пока они проходили мимо уличного фонаря.
— Поэтому? — переспросила она.
— Из-за внимания? — пояснил Джоэл. — Из-за того, как на тебя все смотрят? Из-за особенного отношения? Поэтому ты не хочешь быть рифматисткой?
— Отчасти да. Все словно… ожидают от меня чего-то. Очень многие зависят от меня. Обычным студентам не страшно завалить экзамен, но если ты рифматист, каждый так и норовит напомнить, что тебе ни в коем случае нельзя потерпеть неудачу. Нас строго определенное число, Господь избирает очередного рифматиста, только когда один из нас умирает. Если я плохо справляюсь со своей задачей, наша защита ослабевает.
Мелоди шагала, сцепив руки перед собой. Они прошли под линией пружинной дороги, и справа от себя, на станции Армедиус, Джоэл увидел поезд, заведенный и готовый отправиться в путь.
— Это такая ответственность. Рифматика мне не дается, но меня избрал сам Господь. Поэтому у меня должны быть способности. И, если у меня ничего не получается, значит, я недостаточно стараюсь. Вот что мне твердят не переставая.
— Ого. Жестко.
— Да уж.
Джоэл не знал, что еще сказать. Неудивительно, что она такая обидчивая. Какое-то время они шли молча, и он впервые заметил, что некоторые прохожие не отличались почтительностью к Мелоди. Это были рабочие: они сердито поглядывали на девушку из-под своих фуражек и невнятно переговаривались. До этого Джоэл не осознавал, что недовольство рифматистами выходило далеко за рамки зависти среди студентов.
Наконец они добрались до главного кафедрального собора. Во внушительное сооружение вели широкие металлические двери, украшенные заводным механизмом. Он отсчитывал моменты бесконечного по своей природе времени. Механические статуи и горгульи на угловатых стенах и остроконечной крыше изредка поворачивали головы и взмахивали крыльями.
Джоэл остановился, чтобы полюбоваться собором, темнеющим на фоне закатного неба.
— Ты так и не ответил на мой вопрос, — сказала Мелоди. — Насчет мечты стать рифматистом.
— Может быть, дело в том, что, как мне кажется, я упустил свой шанс.
— Шансы у всех одинаковые. Тебя ведь инициировали.
— Да. Но в декабре, а не в июле.
— Что?
Джоэл отвернулся и пошел дальше. Мелоди обогнала его и, идя спиной вперед, заглянула ему в лицо:
— Но инициация проходит в июле.
— Если только ее не пропустить.
— С какой стати ты пропустил инициацию?
— Возникли… сложности.
— Но к декабрю все рифматисты того года уже были избраны.
— Я знаю.
Мелоди развернулась и, задумавшись, зашагала с ним рядом.
— Как все прошло? Я имею в виду, твоя инициация.
— Нам вроде нельзя это обсуждать.
— Нет. Это мне нельзя.
— Да там и рассказывать особо нечего, — отмахнулся Джоэл. — Мы с матерью пришли в собор в субботу. Отец Стюарт побрызгал водой, помазал мне лоб каким-то маслом и минут на пятнадцать оставил помолиться перед алтарем. Потом мы вернулись домой.
— Ты не заходил в залу инициации?
— Отец Стюарт сказал, что в этом нет необходимости.
Мелоди нахмурилась, но не стала развивать тему. Вскоре они добрались до небольшого процветающего торгового района по соседству с Армедиусом. К фасадам кирпичных зданий крепились навесы, деревянные вывески слегка покачивались на ветру.
— Нужно было надеть кофту, — поежилась Мелоди. — Здесь даже летом бывает холодно.
— Холодно? Ах, да. Ты ведь из Флоридии?
— Здесь на севере очень холодно.
Джоэл улыбнулся.
— В Новой Британнии совсем не холодно. Вот в Мэнфорде — там, да.
— Холодно и там, и там, — возразила она. — Я пришла к выводу, что вы, северяне, никогда не испытывали настоящего тепла, поэтому по неведению и подменяете понятия.
— Ты же сама предложила поесть мороженого, — удивившись, напомнил Джоэл.
— В кафе не холодно. Хотя… кто знает. Но всем известно, что ради мороженого можно и потерпеть. Это как с добродетелью: нужно перенести страдания, чтобы обрести воздаяние.
— Ты сравниваешь мороженое с религиозной добродетелью? Неплохо.
Мелоди ухмыльнулась. Под их ногами расстилался выложенный прямоугольной плиткой тротуар. Свет пощелкивающих фонарей играл на темно-рыжих волосах девушки и подчеркивал ямочки на ее щеках.