Сюзан резко остановилась, прервав свой безумный бег, поставила на землю горшок и погрозила кулаком вслед мистеру Прайору, который продолжал бежать, — очевидно, он был уверен, что Сюзан еще гонится за ним что есть сил.

— Сюзан, что это значит? — спросила Аня, немного сурово.

— Вы совершенно правы, что задаете этот вопрос, миссис докторша, дорогая, — отвечала разгневанная Сюзан. — Давно я не была так расстроена. Этот… этот… этот пацифист набрался наглости явиться сюда и в моей собственной кухне предложить мне выйти за него замуж. За него!

Аня едва удержалась от смеха.

— Но… Сюзан! Неужели вы не могли найти… ну… менее театральный способ отказать ему? Подумайте, какие это вызвало бы сплетни, если бы кто-нибудь проходил мимо и увидел такой спектакль.

— Несомненно, миссис докторша, дорогая, вы совершенно правы. Я не подумала об этом, так как была вне себя и не могла смотреть на вещи разумно. Меня просто охватила безумная ярость. Пойдемте в дом, и я все вам расскажу.

Сюзан подняла с земли свой горшок и направилась в кухню, все еще дрожа от гнева и волнения. Она с яростным грохотом поставила горшок на плиту.

— Подождите минутку, миссис докторша, дорогая. Я открою все окна, чтобы хорошенько проветрить кухню. Ну вот, так-то лучше. А еще я должна вымыть руки, так как пожала руку Луне с Бакенбардами, когда он вошел… не то чтобы я хотела этого, но, когда он протянул мне свою жирную, липкую лапу, я просто не знала, как выйти из положения в тот момент. Я только что закончила уборку, а потому, к счастью, все блестело чистотой; и я думала: «Вот и краска у меня кипит, так что возьму-ка я сейчас мои лоскуты для половиков да и выкрашу их еще до ужина».

В эту самую минуту на пол упала чья-то тень. Я подняла глаза и увидела Луну с Бакенбардами. Он стоял в дверях, разодетый в пух и прах, и вид у него был такой, точно его недавно накрахмалили и выгладили. Как я уже говорила, миссис докторша, дорогая, я пожала ему руку и сказала, что вас и доктора нет дома. Но он заявил: «Я пришел, чтобы поговорить с вами, мисс Бейкер».

Я предложила ему сесть — просто потому, что я женщина воспитанная, — а потом встала прямо посреди кухни и посмотрела на него с глубочайшим презрением. Несмотря на его бесстыдную самоуверенность, это, казалось, его немного смутило; но он, глядя на меня, попытался изобразить нечто вроде нежности в этих своих свинячьих глазках, и тут же у меня в голове мелькнуло ужасное подозрение. Что-то говорило мне, миссис докторша, дорогая, что сейчас мне, впервые в моей жизни, предложат выйти замуж. Я всегда думала, что неплохо получить хотя бы одно предложение и отказать, чтобы было не стыдно смотреть в лицо другим женщинам… но чтобы я стала хвастаться этим предложением… ничего подобного вы от меня не услышите! Я рассматриваю его как оскорбление, и, если бы я могла срочно придумать, как предотвратить его, я бы его предотвратила. Но в тот момент, миссис докторша, дорогая, как вы понимаете, я была в невыгодном положении, поскольку меня застали врасплох. Некоторые мужчины, как мне говорили, считают нужным, прежде чем делать предложение, немного поухаживать за женщиной, хотя бы для того, чтобы честно предупредить о своих намерениях; но Луна с Бакенбардами, вероятно, решил, что утопающий и за соломинку хватается, а потому я так и кинусь на него. Что ж, теперь у него открылись глаза… да, у него открылись глаза, миссис докторша, дорогая. Интересно, он уже остановился или все еще бежит?

— Я понимаю, Сюзан, что вам не польстило его предложение. Но неужели вы не могли отказать ему немного поделикатнее, чем гнаться за ним до самых ворот?

— Ну, может быть, миссис докторша, дорогая, я и могла бы… да я и собиралась так сделать, но одна его фраза возмутила меня так, что я не стерпела. Если бы не эта фраза, я не погналась бы за ним с горшком. Я перескажу вам весь разговор. Луна уселся, как я уже сказала, а прямо рядом с ним на другом стуле лежал Док. Эта зверюга притворялась, будто спит, но я отлично знала, что он не спит, так как он весь день был Хайдом, а Хайд никогда не спит. Между прочим, миссис докторша, дорогая, вы заметили, что последнее время этот кот гораздо чаще бывает Хайдом, чем Джекиллом? Чем больше побед одерживают немцы, тем хайдистее он становится. Я предоставляю вам сделать собственные выводы из этого наблюдения. Вероятно, Луна подумал, что удобная возможность втереться ко мне в доверие — это похвалить кота. Так что, не подозревая о моих истинных чувствах к животному, он протянул свою толстую лапу и погладил Мистера Хайда по спине. «Славный котик», — сказал он. Славный котик подпрыгнул и укусил его, а затем выскочил за дверь. Луна изумленно посмотрел ему вслед. «Ну и странная же тварь», — сказал он. В этом я была с ним согласна, хотя и не собиралась ему это показывать. К тому же какое право имел он называть нашего кота тварью? «Может быть, и тварь, а может быть, и нет, — сказала я, — но он понимает разницу между канадцем и гунном». Вы бы подумали — разве не так? — миссис докторша, дорогая, что такого намека будет для него достаточно. Но с него как с гуся вода.

Он устроился поудобнее на стуле, словно готовясь к долгому разговору, и я подумала: «Если он собирается что-то предложить, то уж лучше пусть скажет скорее и дело с концом, так как с этой кучей лоскутов, которые надо выкрасить до ужина, я не могу терять время на пустой флирт», так что высказалась прямо: «Если вы хотите обсудить со мной что-то конкретное, мистер Прайор, я была бы признательна, если бы вы высказались сразу, не теряя времени, так как я сегодня очень занята». Услышав это, он так и расплылся в улыбке в своем ореоле рыжих бакенбард и сказал: «Вы деловая женщина, и я с вами согласен. Нет смысла терять время и ходить вокруг да около. Я пришел предложить вам выйти за меня замуж». Такие вот дела, миссис докторша, дорогая. Я наконец получила предложение после шестидесяти четырех лет ожидания.

Я только посмотрела пристально на это самонадеянное существо и сказала: «Я не вышла бы за вас, Джосая Прайор, даже если бы, кроме вас, ни одного другого мужчины на свете не было бы. Вот вам мой ответ, и вы можете с ним незамедлительно удалиться». Вам, миссис докторша, дорогая, наверняка, никогда не доводилось видеть более ошеломленного человека, чем он в ту минуту. Он был настолько ошарашен, что, не подумав, выложил всю правду: «Ну и ну! Я думал, вы будете страшно рады выйти замуж!» И тут я потеряла голову, миссис докторша, дорогая. Ведь вы согласны, что у меня была вполне уважительная причина, чтобы ее потерять, когда этот гунн и пацифист обратился ко мне с таким оскорбительным замечанием? «Убирайтесь!» — закричала я грозно и схватила этот горшок. Он явно решил, что я вдруг лишилась рассудка, и, вероятно, счел горшок опасным оружием в руках сумасшедшей. Во всяком случае, он удалился, причем не мешкая, как вы сами видели. И я уверена, что он не скоро появится здесь, чтобы снова сделать нам предложение. Нет, я думаю, он усвоил, что есть в Глене св. Марии по меньшей мере одна незамужняя женщина, которая не жаждет стать супругой Луны с Бакенбардами.

«Инглсайд, 1 ноября 1917 г.

Вот и ноябрь… и Глен сделался весь серый, лишь тут и там на фоне мрачного пейзажа горят, как громадные золотистые факелы, ломбардские тополя, хотя со всех других деревьев листва уже облетела. В последнее время нам очень трудно сохранять мужество. Катастрофа под Капоретто — ужасная трагедия, и даже Сюзан не может найти ничего особенно утешительного в нынешнем положении дел. А мы, остальные, даже не ищем. Гертруда продолжает в отчаянии твердить: «Они не должны взять Венецию… они не должны взять Венецию», словно, если она будет повторять эти слова достаточно часто, ей удастся предотвратить беду. Но я не вижу никакой силы, которая могла бы помешать немцам взять Венецию. Однако, как не преминула указать Сюзан, и в 1914 году казалось, будто ничто не может помешать им войти в Париж, однако ничего у них не вышло, и она утверждает, что Венецию они тоже не возьмут. О, как я надеюсь и молюсь, чтобы они не взяли Венецию, прекрасную королеву Адриатики! Хотя я никогда не видела ее, она вызывает у меня те же чувства, что вызывала некогда у Байрона… я всегда любила ее… она всегда была для меня «прекрасным городом, что сердцу дорог». Возможно, любовь к ней передалась мне от Уолтера, неизменно говорившего о ней с благоговением. Увидеть Венецию было одним из его заветных желаний. Помню, как мы когда-то строили планы на будущее… это было однажды вечером в Долине Радуг, как раз накануне войны… и мечтали, что когда-нибудь вместе поедем полюбоваться ею и прокатимся в гондоле по ее освещенным луной каналам.