Альбертоне схватил удочку, помчался на мост Гарибальди и забросил ее так ловко и красиво, что водитель троллейбуса № 43 крикнул ему из своей кабины:

— Браво!

Ну а он тем временем произносил новый пароль:

Да какое там! Все разно что со стеной разговаривать. А тот, другой, опять выловил плотвичку, но даже не снял ее с крючка. Подержал чуть-чуть в воде, и на живую приманку клюнул великолепный окунь, который вообще-то водится только к северу от Энельской плотины, и тут в Тибре оказался, по-видимому, лишь для того, чтобы доставить особое удовольствие удачливому рыболову.

— Это нечестно! — закричал Альбертоне так громко, что на площади Арджентина образовалась автомобильная пробка. — Меня зовут Джузеппино, как и вас! У меня есть брат Филиппино, как и у вас! И между прочим, чтоб заполучить его, мне пришлось пожертвовать моей любимой сестрой. А рыбы по-прежнему избегают меня так, будто у меня скарлатина. И не уверяйте меня, будто опять изменился пароль!

— Ну, конечно, изменился! Теперь надо говорить «Рыбка-синьорина, плыви к фра Мартино!»

— А это кто еще такой — фра Мартино?

— Мой кузен, монах-францисканец, и ему некогда заниматься рыбной ловлей, потому что он собирает пожертвования!

— Я сейчас покажу вам пожертвования!

Он схватил удачливого рыболова, поднял его над перилами моста и сбросил в Тибр, хотя его и упрекнула за это какая-то учительница-пенсионерка, которая видела все из окна троллейбуса № 75.

— Молодой человек, чему только вас учили в школе? — возмутилась она.

Альбертоне не слышал ее. И даже не видел. Он видел только, что внизу под мостом сотни рыб подхватили удачливого рыболова и понесли его к берегу, заботясь о том, чтобы даже пиджак его не намок. К сожалению, волна все-таки окатила его брюки, но какая-то рыбка сразу же высушила их феном на батарейках (в Тибре нет штепселей). Синьор Джорджо-Джузеппино поднялся по лестнице на мост как раз вовремя, чтобы освободить Альбертоне из рук полицейских, которые хотели арестовать его за бросание с моста рыболовов.

— Ничего, ничего! — сказал синьор Джорджо-Джузеппино. — Это была просто шутка, довольно грубая правда. Детская шалость, понимаете?

— Но этот человек хотел утопить вас!

— Какое там утопить! Не надо преувеличивать! Я ручаюсь за синьора Альбертоне и даже готов организовать складчину, чтобы купить ему новую удочку, потому что старая упала в реку.

И в самом деле, Альбертоне в гневе швырнул свою удочку рыбам, которые принялись играть поплавком.

Короче говоря, все обошлось. Полицейские отправились в кино, прохожие разошлись в разные стороны, машины двинулись дальше, навстречу судьбе, и пока Альбертоне стоял, молча уставившись на пуговицы своего жилета, синьор Джорджо-Джузеппино снова принялся ловить рыбу.

Рыбы так и повалили к нему. Теперь они уже плыли даже из Фьюмичино, лишь бы только попасться ему на крючок. Приплывали даже из моря — кефали и краснобородки, сольоле и вырезубы, золотые рыбки и окуни, омбрины и тунцы. Они толкались, били друг друга головами и хвостами, лишь бы первыми попасть на крючок. Чтобы вытащить из воды одного здоровенного тунца, синьору Джорджо-Джузеппино пришлось позвать на помощь двух водителей троллейбуса № 66 и двух барменов с площади Соннино. Однако, когда из-за острова Тиберино, выпуская праздничные фонтаны, появился небольшой кит, весьма похожий на Моби-Дика, синьор Джорджо-Джузеппино замахал руками и отказался ловить его.

— Никаких млекопитающих! Только рыбы! — заявил он.

Альбертоне смотрел на все это и молчал. Он сошел с ума, но никому не сказал об этом — иначе его отправили бы в сумасшедший дом. Его всегда можно видеть то на одном мосту, то на другом, днем или ночью, потому что он по-прежнему продолжает терпеливо изучать воды Тибра. И если вы подойдете поближе, то услышите, как он бормочет:

— Рыбка-синьорина, плыви к Робертино… Рыбка-синьорина, плыви к Дженнарино… Плыви к Эрнестино… К Гоффредино… К Джокондино… К Катерино… Терезино… Аввеллино… К битве под Бородино…

Он ищет пароль, повинуясь которому стали бы приплывать к нему эти вечно ускользающие рыбы. Он не чувствует жаркого летнего солнца. Зимой не замечает холодного северного ветра, дующего с Тибрской долины и прочищающего все мосты. А ведь даже гольцы в своих ледяных водах не отказались бы от хорошей шубы и шапки-ушанки. Он в отчаянии ищет нужное слово. Но не всегда тот, кто ищет, находит.

Президент футбольного клуба «Барбарано» был в отчаянии. Его команда, несмотря на то что в ее состав входили такие безусловно выдающиеся футболисты, как Брокко I и Брокко II, и такие молодые, многообещающие игроки, как Брокко III, Брокко IV и Брокко V (которого болельщики зовут «Золотая бутса»), проигрывала каждое воскресенье и во все другие выходные дни. Посоветовавшись со своими консультантами, придворными и мажордомами, президент обнародовал в своем царстве такое заявление: «Отдам, — говорилось в этом заявлении, которое все газеты напечатали на первых страницах, — мою дочь в жены и Замок Любимой Куклы в приданое тому, кто спасет «Барбарано» от поражения».

На следующий день к президенту явилось множество молодых людей, исполненных самых радужных надежд. Некоторые из них были тайно влюблены в Лауретту, неотразимую дочь президента футбольного клуба, — ростом она была метр семьдесят пять, глаза — зеленые, готовилась в олимпийские чемпионки и училась пользоваться проигрывателем. Молодые люди предлагали самые разнообразные, надежнейшие системы одержать победу. Например, переманить лучших игроков из других клубов: Риву, Риверу, Нетцера и Беккенбауэра; угостить противников отравленными грибами; предложить судье разрешение на охоту на кабанов. Но, чтобы купить Беккенбауэра, нужно было сначала изучить немецкий язык, а это сложно. Так что все эти способы оказались не очень практичными.

А вечером пришел последний претендент на руку Лауретты — некий Рокко из Пишарелли, которого все знали как торговца кроличьим мехом. Прежде всего он потребовал фотографию Лауретты, внимательно изучил ее и вроде бы остался доволен.

— Какое отношение вы имеете к футболу? — спросил президент.

— Ну, видите ли, мое второе имя Элениум [7], — объяснил Рокко.

— Что ж, это уже рекомендация. А дальше?

— А дальше сделаем так, — предложил Рокко. — В следующее воскресенье, когда начнется игра, посадите меня на скамью рядом с тренером, и, если результат вам понравится, продолжим разговор при свидетелях.

— Согласен, — ответил президент.

В воскресенье должна была состояться встреча с командой «Формелло» — той самой, которая играет в белых майках в белую полоску. Рокко вышел на поле и прошел к скамье, где сидел тренер — человек, давно разочарованный в жизни, печальный, словно песня без слов, и распространявший вокруг себя аромат увядших хризантем [8]. Судья, как обычно, дал свисток к началу, и в первые же пятнадцать минут «Формелло» забила три гола, а еще десять не засчитали, потому что они были забиты из офсайта.

Во время перерыва Рокко прошел в раздевалку и, переходя от одного игрока к другому, что-то шепнул каждому на ухо. Президент вслед за ним тоже обошел всех игроков и поинтересовался, что же он им говорил.

— Мне он сказал: «Трижды девять — двадцать семь!» — сообщил Брокко I.

— А мне: «Шестью четыре — двадцать четыре!» — признался Брокко II.

— Таблицу умножения он знает, — задумчиво произнес президент. — Ну что ж, посмотрим.

Начался второй тайм. И уже через минуту Брокко I забил гол головой. Две минуты спустя гол забил Брокко II слева. Затем справа один за другим били прямо по воротам Брокко III, Брокко IV и Брокко V (которого болельщики зовут «Золотая бутса»). Брокко VI забил гол коленом. Брокко VII забил гол ухом. «Барбарано» победила со счетом 12:3. От волнения президент упал в обморок и даже не заметил, как болельщики подняли его на руки, и потому не сумел извлечь из этого никакой пользы.