Он вошел в магазин и попросил взвесить ему полкило хлеба.

— Хлеба? — удивился продавец. — Вы, наверное, ошиблись. Хлебом торгуют в магазине напротив, а мы продаем только канцелярские товары. — И широким жестом он указал на съестные припасы.

«Теперь я понял, — сообразил Джельсомино, — в этой стране все называется наоборот! И если назовешь хлеб хлебом, тебя никто не поймет».

— Свешайте мне, пожалуйста, полкило чернил, — сказал он продавцу.

Тот отвесил полкило хлеба, завернул покупку по всем правилам в бумагу и протянул Джельсомино.

— И немножко вот этого, — добавил Джельсомино и показал на круг швейцарского сыра, не решаясь назвать его.

— Синьору угодно немного ластика? — подхватил продавец. — Сию минуту!

Он отрезал добрый кусок сыра, взвесил его и завернул в бумагу.

Джельсомино облегченно вздохнул и бросил на прилавок серебряную монету.

Продавец взглянул на нее, взял в руки и стал внимательно рассматривать, затем раза два бросил на Прилавок, послушал, как она звенит, посмотрел на нее через увеличительное стекло и даже попробовал на зуб. Наконец он вернул ее Джельсомино и ледяным тоном произнес:

— Мне очень жаль, молодой человек, но ваша монета настоящая.

— Вот и хорошо! — обрадовался Джельсомино.

— Как бы не так! Повторяю вам: ваша монета настоящая и я не могу ее принять. Давайте сюда ваши покупки и идите своей дорогой. Ваше счастье, что мне лень идти на улицу и звать полицию. Разве вы не знаете, что полагается за хранение нефальшивых монет? Тюрьма.

— Да ведь я…

— Не кричите, я не глухой! Идите же, идите… Принесите мне фальшивую монету, и покупки — ваши. Видите, я даже не разворачиваю пакеты. Только отложу их в сторону, хорошо? Добрый вечер…

Чтобы не закричать, Джельсомино засунул в рот кулак. И пока он шел от прилавка к двери, между ним и его голосом происходил такой разговор:

Голос. Хочешь, я крикну «А-а!» и вдребезги разнесу его витрину?

Джельсомино. Пожалуйста, не делай глупостей. Ведь я только что попал в эту страну, у меня и так здесь ничего не ладится.

Голос. Но мне нужно отвести душу, иначе быть беде! Ты же мой хозяин, так придумай что-нибудь!

Джельсомино. Потерпи, пока мы не выйдем из этой уносной лавки. Не хочется разрушать ее…

Голос. Быстрее, я больше не могу! Вот… вот… сейчас заору… Еще минута, и все пропало…

Тут Джельсомино пустился бегом, свернул в тихую улочку, чуть пошире переулка, и быстро огляделся. Вокруг не было ни души. Тогда он вынул кулак изо рта и, чтобы утихомирить бушевавшие в нем чувства, тихо, совсем негромко произнес: «А-а!» В ту же минуту ближайший уличный фонарь развалился на куски, а сверху, с какого-то подоконника, свалился на мостовую цветочный горшок.

Джельсомино вздохнул:

— Когда у меня будут деньги, я пошлю их по почте городскому управлению, чтобы возместить стоимость фонаря, и подарю владельцу цветочного горшка новый, еще лучше… Может быть, я разбил еще что-нибудь?

— Нет, больше ничего, — ответил ему тоненький-тоненький голосок, и кто-то два раза кашлянул.

Джельсомино осмотрелся в поисках обладателя этого голоса и увидел котенка, вернее, какое-то существо, которое издали можно было принять за котенка.

Стоит произнести хоть одно правдивое слово, и на уплату штрафа уже не хватит собственной шкуры. За целую зиму, что я провел на этой стене, я увидел немало интересного.

И Цоппино подробно описал Джельсомино Страну Лгунов.

— Да будет тебе известно, — начал Цоппино…

Но я немного сокращу рассказ котенка, чтобы не отнимать у вас лишнего времени, и вы узнаете только самое главное.

Итак, задолго до того, как Джельсомино попал в эту страну, там появился хитрый и жестокий пират по прозвищу Джакомоне, что значит Большущий Джакомо. Он был до того огромен и толст, что носил свое тяжелое имя безо всякого труда. Но был он уже немолод и потому стал подумывать о том, как бы поспокойнее провести старость.

«Молодость прошла, и бороздить моря мне уже надоело, — решил он. — Брошу-ка я свое старое ремесло да поселюсь на каком-нибудь островке. И уж, конечно, не один, а вместе со своими пиратами. Я произведу их в мажордомы, сделаю лакеями, конюхами и управляющими, и они не будут в обиде на своего атамана».

Сказано — сделано. И пират стал подыскивать подходящий остров. Но все они были слишком малы для него. А если остров устраивал самого Джакомоне, то не нравился кому-нибудь из его шайки. Одному пирату непременно нужна была быстрая река, чтобы ловить в ней форель, другой хотел, чтобы на острове был кинотеатр, третий не мог обойтись без банка, где можно было бы получать проценты с пиратских сбережений.

— А почему бы нам не поискать что-нибудь получше острова? — сказали пираты.

Дело кончилось тем, что они захватили целую страну с большим городом, в котором были и банки, и кинотеатры, и целый десяток речушек, где можно было удить форель и кататься по воскресеньям на лодке. И в этом нет ничего удивительного — то и дело случается, что какая-нибудь пиратская банда захватывает ту или иную маленькую страну.

Завладев государством, Джакомоне решил назвать себя королем Джакомоне Первым, а своим приближенным он присвоил титулы адмиралов, камергеров и начальников пожарных команд.

Разумеется, Джакомоне тут же издал приказ, которым повелевал именовать себя «ваше величество», а каждому, кто ослушается, отрезать язык. И чтобы никому не приходило в голову говорить о нем правду, он приказал своим министрам составить новый словарь.

— Нужно поменять местами все слова! — пояснил он. — Например, слово «пират» будет означать «честный человек». Если кто-нибудь назовет меня пиратом, он попросту скажет на новом языке, что я честный малый!

— Клянемся всеми китами, на глазах у которых мы шли на абордаж, шикарная мысль! — с восхищением воскликнули пираты-министры. — Прямо хоть вставляй ее в рамку и вешай на стену!

— Значит, понятно? — продолжал Джакомоне. — Тогда пойдем дальше. Измените названия всех предметов, имена людей и животных. Для начала пусть люди вместо доброго утра желают друг другу спокойной ночи. Таким образом, мои верные подданные будут каждый свой день начинать со лжи. Ну и, само собой разумеется, ложась спать, надо будет пожелать друг другу приятного аппетита…

— Великолепно! — воскликнул один из министров. — Ведь для того, чтобы сказать кому-нибудь: «Как вы прекрасно выглядите!», нужно будет произнести: «До чего же у вас мерзкая рожа!»

Когда отпечатали новый словарь и обнародовали «Закон об обязательной лжи», началась невероятная путаница.

На первых порах люди то и дело ошибались. Они шли, например, за хлебом в булочную, забывая, что там теперь продают тетради и карандаши и что хлеб нужно покупать в магазине канцелярских товаров. Или же шел человек гулять в городской парк, смотрел на цветы и радовался:

— Какие чудесные розы!

В ту же минуту из-за кустов выскакивал стражник короля Джакомоне, держа наготове наручники:

— Ай-ай-ай! Как это вы додумались назвать морковку розой? Вы нарушили главный закон страны!

— Прошу прощения, — растерянно бормотал несчастный и поспешно принимался расхваливать все остальные цветы.

— Какая восхитительная крапива! — говорил он, указывая на фиалки.

— Бросьте заговаривать мне зубы!.. Проштрафились — так посидите немного в тюрьме, там вас научат лгать по всем правилам!

А что началось в школах — это и описать невозможно.

Джакомоне велел поменять местами все цифры в таблице умножения. Чтобы произвести умножение, надо было делить, чтобы складывать, надо было вычитать. Сами учителя не могли больше решить ни одной задачи, и для всех лодырей наступило сущее раздолье: чем больше они делали ошибок, тем лучше получали отметку.

А сочинения? Можете себе представить, какие получались у ребят сочинения, если все слова перепутались! Вот, например, сочинение на тему «Летний день». Его написал ученик, которого потом наградили фальшивой золотой медалью.