— Вот он, ваш парень, — сказал мне Ферге.

— Знаю, — ответил я.

— Эти местные легавые, — презрительно процедил Ферге, сверкая на солнце розовой лысиной. Те прекрасно все слышали, но даже и ухом не повели. — Сначала у них спустило колесо. Потом они заявили, что знают эти горы, как свои пять пальцев. Черта с два они их знали. Мы плутали почти два часа.

— Да, — сказал я.

— Выкладывайте, что случилось.

— А не пошли ли бы вы к чертовой матери, — предложил я.

Такой степени удивления на его лице я еще не видел. Его брови взлетели вверх почти на дюйм.

— Моя лицензия здесь недействительна, — продолжал я. — Я всего лишь дилетант, а настоящую работу делаете вы, профессионалы. Ну и идите к дьяволу.

У него отвисла челюсть.

— Ладно, извините, — сказал я. — Вы, пожалуй, этого не заслужили. Просто иногда этот мир бывает чертовски гадким, вот и все.

— При нашей работе, это так, — подтвердил Ферге.

Он сказал «нашей». Это было похоже на самое глубокое извинение из тех, на которые он был способен.

— Садитесь в машину, — сказал я. — С нами больная женщина.

Он сел впереди рядом со мной и Пэтти. Он пообещал, что наймет в городе скалолазов, которые достанут золото. По его мнению, оно должно храниться в банке до тех пор, пока правительства ФРГ и США не решат, как им распорядиться. Парни в штатском вытащили Зигмунда из машины. Он оставался единственным, кого это золото еще интересовало.

Я закончил свой рассказ, когда мы въезжали в Гармиш. В больнице нас заверили, что с Ильзе все будет в порядке. По дороге в гостиницу она говорила только о сыне. Ни о чем другом она даже и слышать не хотела, и все старались не мешать ей выговориться.

— Я по-прежнему хотел бы, чтобы с Сиверингом все прошло без шума, — напомнил я Ферге позже.

Он поинтересовался, уверен ли я в том, что тот был этого достоин, и с каменным лицом смотрел на меня в ожидании ответа.

А я подумал о незадачливом шантажисте Бормане, который, может быть, и заслужил смерть, если вообще о ком-либо можно сказать, что он заслуживает смерти. Я думал о Саймоне Коффине и о Бадди Лидсе, который наверняка ухитрится заработать себе политический капитал даже на гибели Сиверинга. Я думал об Айке и Штрейхерах, о Пэтти, и еще о том, так ли уж хладнокровно Отто убил своего отца, и была ли Ильзе убийцей Бормана, пли же это все-таки был несчастный случай. Я подумал обо всех частных сыщиках из детективных романов, имевших на все ответ, непроницаемых, самоуверенных и прямолинейных, и позавидовал им. И ответил:

— Да.

— В таком случае, я могу вам это обещать, — ответил Ферге.

Мы пожали друг другу руки, и больше я никогда в жизни его не видел.

За обедом мы с Пэтти почти не говорили, но когда подали вино, она подняла свой бокал.

— Честер Драм, — произнесла она, — сейчас я скажу вам, кто же все-таки настоящий ангел.

— Не надо, — попросил я.

Но она все равно сказала.