Уэнди качнула головой, точно ей что-то померещилось и она хотела отделаться от галлюцинации.

— Но ведь ты совсем меня не знаешь… Почему пытаешься мне помочь?

Лесли непонимающе моргнула.

— Во-первых, мы обе из Нью-Йорка. Во-вторых, ты дружишь с ребятами, с которыми теперь знакома и я. А в-третьих… разве это не естественное желание — друг другу помогать?

Направляясь домой с ноутбуком, книгами, дисками и планом работы, намеченным вместе с Лесли, Уэнди чувствовала себя злодейкой, жалкой предательницей, ничтожной трусихой.

Она не сомневалась, что именно об этой девочке разглагольствовал почти месяц назад Человек-факел, именно ее задумал на спор соблазнить Оливер. В тот день Уэнди не придала идиотскому пари особого значения. Теперь же не могла простить себя за то, что тогда промолчала.

Наверное, Оливер тоже не подозревал, какой эта Лесли окажется на самом деле, рассуждала она. Но почему тогда до сих пор не остановился? Неужели не понял, что это чудное создание не для развлечений? Неужели ему ее не жаль? Странно, очень странно. Оливер справедливый и толковый. А Лесли, судя по всему, по-настоящему в него влюбилась. Когда говорит о нем, прямо вся сияет.

Интересно, между ними уже что-нибудь было? Если и нет, то вот-вот будет. По крайней мере, целовать себя и обнимать она ему уже позволяет. Ведь это они пришли тогда в сад и принялись миловаться прямо у нас с Томом перед носом. Может, Оливер специально все устроил — захотел, чтобы я, единственный свидетель их спора, на него полюбовалась?.. Хотя откуда он мог знать, что мы с Томом именно там? Что я вообще с Томом?

Ничего не понимаю. Честный, прямолинейный Оливер, и так издевается над бедной девочкой! Что мне делать, черт возьми? И выдавать их секрет не хочется, и Лесли до ужаса жалко. Ну и история…

Уэнди задумалась, когда истекает срок пари. В тот день, когда Оливер заключал его, у нее с Томом состоялось первое свидание. Значит, прошел почти месяц и в распоряжении Оливера оставались считанные дни. Он был практически у цели и отступать, по всей вероятности, не собирался.

Надо что-то делать, думала Уэнди, входя в комнату и кладя ношу на стол. Ребят она не подводила ни разу в жизни, но этот случай был исключительный. Надо рассказать обо всем Лесли завтра же, пусть Оливер потом говорит что хочет. Плевать!..

Пятница выдалась солнечной и теплой, совсем как летом. Сразу после занятий Оливер предложил Лесли поехать куда-нибудь на природу, и та, не колеблясь, согласилась.

— Какая красотища! — воскликнула она, когда, провезя ее По бегущей вдоль леса дороге и полю, которому, казалось, не будет края, Оливер остановил мотоцикл у небольшого озера. — Словно в сказке!

— Ты только взгляни на воду, — сказал Оливер, спрыгивая с мотоцикла на землю и помогая слезть Лесли. — Такая чистая, что можно рассмотреть любую рыбину, каждую водоросль.

Держась за руки, они приблизились к прозрачной зеленовато-серой воде и как зачарованные устремили взгляды на безмятежно плавающих на глубине серебристых рыб.

— Такое ощущение, что они игрушечные, — прошептала Лесли еле слышно, боясь напугать озерных обитателей. — Здорово!

Она прижала руку к груди, с ее губ слетел легкий, почти неслышный вздох. Оливер снял и расстелил на траве кожаную куртку.

— Присядем?

Лесли, не отрывая взгляда от позолоченной солнцем водной глади, опустилась на куртку и согнула в коленях ноги. Оливер сел рядом, думая о том, что на фоне природы она, с ее необыкновенной естественностью, выглядит фантастически красивой. Жаль, он не взял с собой фотоаппарата.

— Как же тут хорошо, — снова пробормотала Лесли, когда рыбы, почти одновременно махнув хвостами, поплыли прочь от берега. — Ужасно люблю речки, леса, озера… вообще природу. Мне всегда ее не хватало в городе. — Она повернула голову и, щурясь от солнца, взглянула на Оливера. — В этом смысле я тебе немного завидую, ведь ты рос вдали от суеты и потоков машин.

— А мне всегда хотелось повариться в этой самой суете. — Оливер лег на землю, сорвал травинку и принялся лениво теребить ее в руках. — Я был горд и счастлив, когда в старших классах стал учиться в Омахе.

Лесли засмеялась.

— Мы всегда мечтаем о том, чего у нас нет, и совсем не ценим, что имеем. Как странно устроены люди!

— Не вполне с тобой согласен, — произнес Оливер медленно.

Черная бровь Лесли вопросительно поползла вверх.

— В данный момент, например, я мечтаю только об одном, — сказал он, проникновенно и со всей серьезностью глядя в ее сверкающие на солнце глаза. — Чтобы все, чем судьба так щедро одаривает меня сейчас, оставалось со мной навсегда.

Лесли, хоть и пожала плечами в знак того, что не понимает, о чем он говорит, тем не менее сильно смутилась. Видеть ее растерянной, неуверенной в себе Оливеру доводилось крайне редко, и он смотрел на нее сейчас во все глаза. Незащищенность шла ей не меньше, чем независимость, быть может даже больше. Хотелось прижать ее к груди, заслонить собой от полного опасностей и мерзавцев мира, окружить заботой, как маленького ребенка, без опеки родителей не способного выжить.

— Я о тебе, Лесли, — негромко произнес он, отбрасывая травинку. — О наших с тобой прогулках, беседах… О том поцелуе в саду…

Щеки Лесли покраснели. Она потупила взор.

— Весьма неудачном.

— Не говори так, — попросил Оливер с нежной настойчивостью. — Воспоминаниями о том вечере я живу все эти дни: засыпаю с ними и встаю по утрам. Мне так и кажется, что тепло твоих губ — самая-самая малость — еще хранится на моих. Я даже бросил курить, чтобы не смешивать это тепло с запахом табака.

Лесли бросила на него пытливый, но немного робкий взгляд и, заметив, сколь неподдельные чувства отражаются на его лице, стушевалась сильнее и отвернулась к озеру.

— Ой, смотри!

Оливер приподнялся на локте и взглянул туда, куда она указывала рукой, — на стайку замерших у самого берега водомерок. Его объяснения вгоняли ее в краску, и хотелось отделаться от неловкости. Вот она и попыталась переключить внимание на что-то постороннее — настолько незатейливо, так по-детски умилительно.

— Лесли, — прошептал Оливер, которого водомерки не интересовали ни капли. — Ты услышала, что я сказал?

— Услышала, — не поворачивая головы, так же шепотом ответила Лесли.

— Ты растеряна… Смущена… А в тот вечер, вспомни, сама меня утешала.

Лесли ничего не ответила, лишь чуть ссутулилась. Оливер, привыкший видеть ее изящные плечи только горделиво расправленными, невольно протянул руку и прикоснулся к ее спине. Лесли вздрогнула, напряглась, но спустя мгновение медленно повернула голову и посмотрела на него совсем по-иному — как взрослая разгоряченная возбуждением женщина, отбросив детскую робость и девичий страх.

— Иди ко мне, — попросил Оливер, околдованный переменой.

Лесли больше не колебалась. С готовностью наклонилась к нему, и они слились в поцелуе — еще более ошеломительном и горячем, чем тот, первый. Оливер хотел ее всю — овладеть каждой частичкой ее тела и необъятной души, навек превратиться с ней в неразделимое целое и больше никогда не становиться собой прежним.

Их стремительно поглощала блаженная тьма — они проваливались в бездонную пропасть, захлебываясь от восторга. Расстегивая пуговицы на кофте Лесли, застежку на белом полупрозрачном лифчике и молнию на юбке, Оливер почти не соображал, что делает. Голова у него не работала, мыслей не осталось, он весь превратился в сплошную страсть, в бесконечный поток любви и желания.

Лесли отдалась ему без раздумий — настолько естественно, будто всю жизнь знала, что это произойдет сегодня и именно здесь, на берегу вермонтского озера. Входя в нее, Оливер чувствовал себя так, будто соединяется не только с ней, но и с природой вокруг, со всей вселенной — с небом, водой, землей, воздухом…

Лесли дремала «или, может, спала, доверчиво положив голову на плечо Оливера. Было необыкновенно тепло для начала октября, но Оливер, боясь, что она замерзнет, накрыл ее кофтой и своей футболкой.