— Что?! — Лесли вскочила с пуфика, решив, что должна немедленно прекратить эту безумную беседу. Разговаривать о том, насколько и с кем она близка, открывать душу девице, с которой судьба свела ее лишь вчера, ей не хотелось ни капельки. — Считаешь, что имеешь право об этом спрашивать?
Уэнди вскинула руки, и лицо ее омрачилось столь искренним страданием, что Лесли почувствовала нечто похожее на жалость.
— Сядь, прошу тебя, — попросила Уэнди устало. — Понимаю, мои слова кажутся тебе странными, если не бестактными. Но я страшно волнуюсь и понятия не имею, как заговорить о самом главном.
Лесли вновь села.
— Просто возьми и заговори. Я не слабонервная, в обморок в любом случае не упаду. — Она сузила глаза и склонила набок голову. — Признаться честно, я абсолютно ничего не понимаю. Это меня убивает.
— Да-да. — Уэнди кивнула. — Сейчас я все объясню и постараюсь сделать это как можно более складно. — Она вздохнула. — В общем, явившись в тот день в комнату Оливера и Питера, Руди принялся разглагольствовать о первокурсницах: хорошенькие, мол, неопытные, полны загадок, которые так и хочется разгадать. Особое внимание он обратил на «черненькую с чудной стрижкой».
Лесли невольно поправила волосы, теряясь в самых нелепых предположениях.
— На тебя, — сказала Уэнди, многозначительно приподняв свои ровные темные брови. — Однако ты приглянулась не ему одному, но и Питеру, и Куртису. Во всяком случае, они сразу сообразили, о ком речь, и с удовольствием поддержали разговор.
«А Оливеру?» — чуть не вырвалось у Лесли. Неужели он тогда еще не знал, как я выгляжу, не обратил на меня ни малейшего внимания?
Уэнди догадалась, о чем подумала Лесли, и утешительно произнесла:
— Оливер в тот день был каким-то мрачным, почти весь вечер никого как будто не замечал…
— Подожди-ка, — прервала ее Лесли. — А когда именно это было?
Уэнди ответила не задумываясь:
— После первой пятничной вечеринки.
После вечеринки? Лесли вернулась мыслями в то мгновение, когда увидела Оливера впервые в жизни. Произошло это именно на пятничной вечеринке, накануне разговора, о котором столь многословно и путано рассказывала сейчас Уэнди. Оливер стоял в тот вечер у лестницы и что-то пил из бутылки. Увидев Лесли, он тогда посмотрел на нее в упор — это прочно засело в ее памяти.
Может, его занимали совсем другие мысли, к примеру, о родителях, о здоровье отца, поэтому он и не запомнил меня, подумала она, тщетно пытаясь себя утешить. Или просто не захотел трепаться обо мне с дружками. Кто его знает?
Уэнди опять тяжело вздохнула.
— В общем, не стану тебя долго мучить. Прямо сейчас перейду к главному, только, пожалуйста, будь мужественной.
Лесли не знала, о чем думать, и от напряжения не даже могла пошевелиться.
— Оливер заговорил в тот вечер только тогда, когда ему взбрело в голову завоевать тебя… На спор.
Лесли почувствовала себя человеком с петлей на шее, у которого из-под ног выбили табуретку. Последние слова Уэнди показались ей настолько чудовищными, что она словно ослепла и оглохла…
— Лесли! — ворвался в ее убийственно безмолвный мирок взволнованный голос Уэнди. — Ты в порядке? Слышишь меня?
Лесли медленно качнула головой, моргнула, потерла виски. В голове царила пустота, дышать было больно.
— Лесли! — Уэнди схватила ее за руку. — Ты холодная как лед! Послушай меня, девочка, не вздумай согнуться под тяжестью этого удара, не опускай головы. Я ни за что не рассказала бы тебе об этом проклятом пари, если бы не поняла, что ты за человек, если бы не почувствовала, что иначе просто не могу. Оливер — отличный парень, не знаю, что на него нашло, а главное, почему он не остановился вовремя, не оставил тебя в покое, узнав, какая ты. Я всегда считала его одним из самых достойных ребят во всем Кэмдене, но теперь…
Уэнди говорила долго и с чувством, но Лесли почти ничего не слышала. Когда пустота в голове постепенно заполнилась обрывками мыслей, ей сделалось так тошно, что в самом деле захотелось повеситься.
На спор, думала она, отказываясь верить, что не больна и не бредит. Все не всерьез… Он просто играл… А я… я влюбилась до безумия. Впрочем, лишь это ему и было нужно. Нет… Нет!
Воспоминания о проведенных с Оливером днях и вечерах закружились перед ее глазами пестрым калейдоскопом, и стало так нестерпимо больно, что захотелось рвать на себе волосы, кричать, топать ногами… Она не заметила бы, что плачет, если бы Уэнди не поднялась и не принялась заботливо стирать слезы с ее щек бумажной салфеткой.
— Не плачь, Лесли, он того не стоит, — бормотала она ласково. — А вообще-то не сдерживайся… Так будет легче. Со слезами постепенно уходит горечь, вся тяжесть, скапливающаяся в сердце.
Лесли не отвечала, не смотрела на Уэнди, не шевелилась. Продолжала думать о прогулках и задушевных беседах, вспоминать те слова, в которых, как ей казалось, заключается суть жизни, тайный смысл бытия. Ее сердце медленно умирало, и, чувствуя это, его уже рвали на куски незримые стервятники.
— Оттого, что именно мне пришлось раскрыть тебе глаза, я жутко мучаюсь, Лесли, — говорила Уэнди. — Но по-другому я не могла, надеюсь, ты понимаешь. Срок проклятого пари истекает только завтра. Я подумала, вдруг он еще не успел или решил оставить самое интересное напоследок…
— Самое интересное? — выкрикнула Лесли, внезапно приходя в ярость. — Ты так это называешь?
— Нет, прости… Я просто… неудачно выразилась, — протараторила Уэнди, совсем теряясь. — Короче, я подумала, вдруг еще не все потеряно, ведь вы продолжали встречаться до сегодняшнего дня, а домашнего кинотеатра в комнате Оливера пока не появилось…
— Домашнего кинотеатра? — Лесли вытерла глаза ладонью и нахмурилась. — При чем здесь кинотеатр, черт возьми?
— Я ведь говорю: они поспорили, — ответила Уэнди, кладя салфетку на стол и опять садясь на кровать. — Питер, Руди и Куртис пообещали купить Оливеру домашний кинотеатр, если он… соблазнит тебя.
Лесли представила улыбающиеся лица друзей Оливера, вспомнила, что они показались ей милыми и дружелюбными. Какая же я дура, подумала она, в отчаянии закусывая губу. Тупица! Почему не увидела в их взимании ничего подозрительного? Какого черта не прислушалась к странному предчувствию в тот самый первый день и в момент знакомства с Оливером? Они всего-навсего поспорили. Я для них развлечение, игрушка. Боже!
— Говоришь, домашний кинотеатр? — спросила она, внезапно охваченная желанием срочно что-то предпринять, придумать наиболее достойный выход.
Уэнди пожала плечами.
— Да.
— Чтобы его заполучить, Оливер должен был заняться со мной сексом, так? — Неизвестно каким образом она заставила себя на время забыть о боли, решив вдоволь наплакаться позднее, у себя в комнате. Ее сердце, будто смекнув, каковы намерения хозяйки, затихло, уступая место разуму. — Выходит, он выиграл… Сегодня. — Она посмотрела на Уэнди со злой усмешкой, которую та восприняла, изумленно округлив глаза. — Надо поздравить его, правильно? Поскорее рассказать о его победе Куртису, Руди и Питеру, если он сам еще не успел, — пусть раскошеливаются.
Уэнди в замешательстве покачала головой.
— Что ты задумала?
— Ничего особенного, — ответила Лесли. Ей не терпелось приступить к осуществлению бредового плана. — Просто объявлю сегодня на вечеринке имя победителя. Я сама.
— Подожди, — встревожилась Уэнди. — Они сразу догадаются, что это я их выдала. Свидетелем спора была я одна.
Лесли усмехнулась.
— Ерунда. Я ведь не скажу им, что именно от тебя услышала эту историю. Проболтаться мог из вас кто угодно — ты, Руди, Куртис либо Питер. Или, скажем, Клэр — одна моя приятельница, которая теперь встречается с Куртисом.
Уэнди задумалась.
— Наверное, ты права. Никто ведь не слышит нашего разговора, доказательств ни у кого нет. Как говорится, не пойман — не вор.
— Вот именно, — подтвердила Лесли, поднимаясь с пуфика, — Пусть думают что хотят, подозревают друг друга — это не наши проблемы.