Прыгающие буквы, неразборчивый почерк, вопиющие грамматические ошибки и непонятные слова изрядно затрудняли разбор посланий. Мятая и рваная бумага, растекшиеся чернила и кляксы работу тоже не облегчали, а отсутствие подписей и обратных адресов было, скорее, правилом, нежели исключением из него. Заявлениям, поступившим от добропорядочных граждан, давали ход сразу после их регистрации в канцелярии; мне же сгрузили лежавшие без движения анонимки.

Поначалу я еще пытался вникать в суть претензий, затем решительно скинул все бумаги на пол и занялся их сортировкой. Наибольшее внимание уделял заявлениям о запретных чарах. Какими бы бредовыми они ни казались, все бумаги подобного рода складывал на край стола. Остальные наскоро просматривал и, если в них не фигурировало имен и названий, комкал и швырял в дальний угол комнаты.

Но хватало и конкретных обвинений в непристойном поведении, драках, воровстве и вознесении хулы на должностных лиц, а то и самого великого герцога. Кто-то из школяров якобы подбивал однокашников на бунт, кто-то предлагал облить дегтем и вывалять в перьях декана, кто-то плюнул в тарелку профессора. Лекторам, впрочем, доставалось ничуть не меньше. Некоторые из обвинений в стяжательстве требовали самого серьезного разбирательства, а иные случаи и вовсе стоило передать на рассмотрение университетского суда. Впрочем, хватало и откровенных наветов, и явных попыток сведения счетов. Сомнительные бумаги я откладывал на другую часть стола и в мусор их отправлять не спешил, полагая это прерогативой магистра-управляющего.

Что удивило, так это количество обвинений в ереси. Складывалось впечатление, что учение о происхождении пророка из альвов нашло в Рёгенмаре самую благодатную почву. Сообщалось даже о нескольких ложах, где молодые люди, помимо извращения Священного Писания, предавались всяческим излишествам и непотребствам. Эти послания я сложил в отдельную стопку, решив перепоручить их проверку Уве.

Мой слуга явился немногим после полудня, когда я уже всерьез раздумывал, не послать ли кого-нибудь из клерков в ближайшую закусочную. Так что Уве получил мелкую монету и отправился за съестным, а я перенес стопки рассортированных бумаг на подоконник. Просматривать их и вникать в суть не было никакого желания.

Как раз в этот момент из подъехавшей к воротам кареты выбрался секретарь полицмейстера; увесистая сумка заметно перекашивала его набок. Походка и силуэт показались знакомыми, но узнавание мелькнуло и погасло, а подниматься на второй этаж молодой человек не пожелал, всучил материалы расследования дежурному клерку и отбыл восвояси. Вот ведь занятой какой…

Только я начал просматривать принесенные документы, вернулся Уве. Слуга купил изрядный кусок копченого окорока, краюху хлеба и половину головки сыра, явно лелея надежду принять участие в трапезе, и я не стал разочаровывать паренька, только для начала сгонял к дежурным клеркам за кипятком. Мы заварили травяной сбор и смели съестное до последней крошки.

Уве тут же вознамерился убежать, но я его задержал и с улыбкой поинтересовался:

– Спешишь к веселой вдовушке?

Удивительное дело, на этот раз Уве даже не покраснел.

– К ее сыну, – ответил он и напомнил: – Вы сами разрешили оставить учеников.

– Разрешил, – кивнул я. – Но еще я просил тебя навестить торговца всяческой сомнительной дрянью. Ходил к нему?

– Ходил. Оставил ваш список и напомнил о корне мандрагоры, – не разочаровал меня слуга. – Договорились встретиться завтра утром.

– Деньги хоть не отдал?

– Совсем меня за дурачка держите, магистр? – оскорбился Уве.

Я отпустил паренька, велев после урока отыскать маэстро Салазара и предупредить, что забирать меня сегодня не потребуется, откинулся на спинку стула и смерил неприязненным взглядом громоздившиеся на подоконнике стопки кляуз. Затем посмотрел на материалы Управы благочестия, но после сытного обеда возиться с бумагами не было никакого желания. Я и не стал. Вместо этого принялся в который уже раз перепроверять схему ритуала и отмечать в списке приобретенные ингредиенты.

Незваные гости явились в три часа пополудни. Сначала в комнату как-то очень уж неуверенно и бочком протиснулся Джервас Кирг, сделал страшные глаза и нейтральным голосом объявил:

– С вами… как бы сказать… желают поговорить сеньоры из городской ассамблеи, магистр…

И тут же отступил, освобождая проход двум посетителям, нисколько друг на друга не похожим. Первый был высоким, плечистым и кудрявым, с надменным лицом потомственного аристократа. Одет он был ярко и дорого, на груди тускло блестела золотая цепь в палец толщиной. Второй мог показаться обыкновенным клерком или даже слугой, если б не колючие глаза и жесткая линия рта.

– Дальше мы сами! – объявил дворянин, проходя в комнату, а его спутник прикрыл дверь и остался караулить вход.

– Чем обязан? – холодно улыбнулся я, и не подумав встать из-за стола.

Перевязь с пистолями свисала со спинки стула, но едва ли дело могло дойти до стрельбы. Пока что со мной пришли поговорить.

– Нам стало известно, – начал разговор аристократ, не потрудившись представиться, – что вы, магистр, выдавали себя за некоего Рудольфа Нуаре, дабы обманом…

– Не так быстро! – безо всякого почтения перебил я дворянина. – Я никогда и никому не представлялся Рудольфом Нуаре! Приведите человека, который возьмется утверждать обратное, и я немедленно вызову его на дуэль!

Резкая отповедь смутила аристократа, но не его спутника.

– Хочу заметить, что за время пребывания в городе вы никому не представлялись и своим настоящим именем, – произнес он ровным тоном, – а это ли не свидетельство вашего намерения ввести общественность в заблуждение?

Дворянин многозначительно хмыкнул и отошел к окну; как мне показалось, он просто не желал оставлять непонятного сеньора у себя за спиной.

– И вновь не могу согласиться, – покачал я головой.

– Призываете верить вам на слово? – с нескрываемой издевкой поинтересовался аристократ.

Я не обратил на его тон никакого внимания и улыбнулся.

– Не далее как несколько дней назад я нанес визит маркизу Альминцу и передал ему письмо от одного нашего общего знакомого. Не верите на слово мне, убедитесь сами. Что-нибудь еще?

Мои гости переглянулись, и дворянин выложил свой главный козырь:

– Вы проникли на прием графини Меллен обманом, выдавая себя за другого!

– Вовсе нет. Мне прислали приглашение, я его принял.

– Оно было адресовано герру Нуаре!

– Адресовано оно было мне. А имя – дело десятое. Это же костюмированный бал! Всем известно искрометное чувство юмора ее сиятельства; я решил, что мне приписана определенная роль, только и всего. И позвольте уточнить, к чему эти расспросы? Меня в чем-то обвиняют?

Аристократ лишь надменно вскинул подбородок и, не снизойдя до объяснений, покинул комнату. Его спутник смерил меня оценивающим взглядом и тоже вышел в коридор.

Я встал у окна и убедился, что эта неприятная парочка покинула особняк, а после отправился на поиски магистра-управляющего. Тот сидел за рабочим столом, нервно сцеплял и расцеплял пухлые пальцы.

– Как все прошло? – оживился Джервас Кирг.

Я вкратце пересказал ход беседы и поинтересовался:

– Второй сеньор – кто он?

– Тайная полиция, – скривился магистр. – Почуяли возможность вставить нам палки в колеса, вот и засуетились. Ну да ничего у них не выйдет. Ничего! – Он хлопнул ладонью по столу и с тяжелым вздохом поднялся на ноги. – Довольно на сегодня! Мы хорошо поработали, так едемте, Филипп, кутить и прожигать жизнь!

Возражать мне и в голову не пришло, бумажная работа уже сидела в печенках. Я заглянул в кабинет, взял там рабочие записи, перевязь с пистолями и плащ, а после сбежал на первый этаж. Магистр-управляющий увидел оружие и одобрительно покивал.

– Осторожность никому не повредит, – наставительно произнес он и вышел во двор.

Я беззвучно выругался и поспешил следом. Ангелы небесные! Мне доставало и собственных проблем, а тут еще чужие грозили накрыть с головой! Тайная полиция, подумать только!