– Моя работа – выискивать еретические сочинения! – напомнил я с нескрываемым пренебрежением. – Для протокола я заявлю, что изъял этот труд у маркиза, который и не подозревал, что хранит в библиотеке запрещенную книгу. И будьте уверены – убийство его светлости не сойдет ордену с рук. Я позабочусь об этом!

Южанин снисходительно глянул в ответ, но развеивать наивных иллюзий не стал, лишь сухо пообещал:

– В дороге у вас еще будет возможность продумать свою линию защиты. В конце концов, вас ждет честный суд, а не судилище.

Я и сам не раз дарил подозреваемым лучик надежды, дабы те охотней шли на сотрудничество со следствием, поэтому нисколько не сомневался, что в дороге мне представится возможность сдохнуть под пытками, и ничего сверх того. И все же выдавил из себя беспечную улыбку.

– Что в тех пергаментах, Сильвио?

Де ла Вега ничего не ответил, лишь вытянул из-под брошенного на лавку плаща моток веревки, искрившейся в истинном зрении серебристыми всполохами, и скомандовал:

– Руки!

Я и не подумал выполнить его распоряжение, вместо этого произнес:

– У нас пересекались интересы, и выбить меня из игры, переложив ответственность за убийство маркиза, – разумный ход. Но дальнейшее преследование… нелогично. Вы добились своего, к чему эти метания?

– Признание – царица доказательств, – прямо ответил южанин. – Маркиз приходится кузеном великому герцогу, ни у кого не должно возникнуть сомнений в том, что убийца – именно вы. Ничего личного, просто политика.

– Ничего личного? Позвольте усомниться.

Сильвио де ла Вега ухмыльнулся совершенно по-волчьи.

– Смерть брата Стеффена вызывает у нас определенные подозрения, – сообщил он и привстал со скамьи. – А еще… Помните, вы не так давно интересовались, случайно ли я оказался в том злополучном дилижансе. Я удовлетворил ваше любопытство, окажите мне ту же любезность. Ответьте, как попали туда вы.

– Случайность, – пожал я плечами. – Еще недавно я полагал, что всему виной – банальная случайность, но теперь уже не готов поручиться…

– У нас еще будет время поговорить. Руки!

Южанин требовательным жестом подозвал арбалетчиков, а стоило им только двинуться к нашему столу, и оглушительно громыхнул мушкетный выстрел! Из коридора в общий зал вырвались клубы дыма; голова захватившего Уве герхардианца дернулась, стену за ним забрызгали кровь и мозги.

Я выдернул из перевязи на лавке пистоль и навел его на Сильвио, но тот оказался невероятно проворен. Стальное колесо только сыпануло искрами, а официал уже отбил ствол в сторону. Запоздало грохнул выстрел; пуля впустую рассадила оконное стекло. Святые небеса!

Левой рукой я потянул из-за пояса жезл, и вновь де ла Вега меня переиграл, врезав по темечку бутылкой с медовухой, да так, что та разлетелась на осколки. Из глаз посыпались искры, я рухнул на спину и прямо с пола круговым махом жезла прикрыл от арбалетчиков Уве и бросившегося к нему на выручку Микаэля. Подхваченные заклинанием болты ушли вверх и засели в потолке.

Сильвио выдернул из ножен свою зловещую скьявону, и хоть после удара перед глазами у меня все так и двоилось, головокружение не помешало бы смести настырного официала эфирной плетью; все испортил брат-заклинатель. Серый сгусток парализующих чар метнулся ко мне через зал, и я едва успел перехватить его махом жезла. Чары с хрустальным звоном разлетелись на куски, но и кисть взорвалась невыносимой болью и враз потеряла всякую чувствительность.

Де ла Вега легким прыжком заскочил на стол, замахнулся скьявоной и непременно раскроил бы мне голову, когда б подоспевший Микаэль со всего маху не пнул по углу столешницы. Сильвио покачнулся и едва не пропустил укол в бедро, но в последний момент парировал длинный выпад и, в свою очередь, атаковал маэстро Салазара расчетливым рубящим ударом сверху вниз.

Зазвенела сталь, я спешно откатился в сторону и огляделся. Уве со шпагой в одной руке и волшебным жезлом в другой отбился от парочки арбалетчиков; те отбросили разряженные самострелы и орудовали фальшионами. На моих глазах незримое лезвие рассекло грудь одного из них, беспрепятственно вспоров кольчугу, плоть и ребра. Монах, обливаясь кровью, рухнул под ноги товарищу.

Прежде чем я успел помочь слуге расправиться со вторым противником, брат-заклинатель вскочил из-за стола и сотворил целую стаю мертвенно-бледных теней, шустрых и чрезвычайно опасных для любого колдуна, а вдвойне опасных для тех, кто целиком и полностью полагался на заемную силу запределья. Связавшиеся с князьями запределья глупцы, как правило, не отличались ни особыми талантами, ни глубокими познаниями в тайных искусствах, и лучше всего против них действовали проклятия, которые рвали эфирные тела и досуха выпивали наполнявшую их силу.

Верткие тени ринулись в атаку; я врезал волшебной палочке по стене, и пробежавшаяся по незримой стихии дрожь разметала и развеяла хрупкие чары, прежде чем те успели присосаться к нам и обессилить. Уж кто-кто, а я бесталанным самоучкой не был!

Не теряя времени, я крутанул жезлом и отправил в противника разогретый до немыслимых температур сгусток энергии, но защита герхардианца вмиг остудила и рассеяла его, монаху даже не пришлось отвлекаться на отражение атаки. Неуловимым движением руки он потушил огонь в очаге и сплел поваливший из него дым в единое целое с небесным эфиром. Три пепельно-серых змея устремились ко мне с разных сторон, намереваясь обвиться и спеленать по рукам и ногам. Герхардианец схитрил и облегчил себе сотворение чар, задействовав дым, и я не преминул на этой его маленькой оплошности сыграть. В ход пошла простенькая формула, отделявшая материальное от нереального, а когда призрачные гадины развеялись, мне удалось сплавить зависшее в воздухе марево в некое подобие снежка.

Немедленно похолодало, дыхание паром вырвалось из распахнутого рта, на столе подернулась ледком разлитая медовуха. Я ухватил комок смерзшегося с пеплом эфира и швырнул его в монаха, но тот с пренебрежением истинного чародея отбил заклинание в сторону. Магический снежок угодил в стену и расплескался по ней жгучим серым инеем.

Перепуганные коробейники, спрятавшиеся было под столы, бросились к выходу, расталкивая друг друга, а брат-заклинатель шумно выдохнул и вскинул руки над головой; эфир вокруг него забурлил и закрутился яростным водоворотом.

Противопоставить могуществу истинного колдуна мне было особо нечего, оставалось уповать на импровизацию да удачу. Магический жезл затанцевал в левой руке, сплетая остатки разрушенных проклятий в нечто иное, основанное на сочетании замораживающих и зажигательных чар.

Быстрее! Быстрее! Быстрее! Петли и узлы, дуги и полные окружности, тонкая вязь и размашистые стежки. Волшебная палочка стала липкой из-за выступившего из дерева масла, окуталась бесцветными языками пламени, почернела. Ладонь окончательно заморозило, но онемение нисколько не мешало наложению чар. Жезл гудел, рассекая не воздух, но само пространство.

И все же герхардианец оказался быстрей. Я едва не упустил момент, когда закрученный волей истинного мага призрачный торнадо дрогнул и понесся на меня, все набирая и набирая скорость. Пришлось отправить в противника толком не доведенную до ума заготовку, и монах вновь, как и прежде, отбил сгусток замороженного эфира небрежным взмахом руки.

Попался! Внешнее плетение лопнуло, на самоуверенного глупца пролился огненный водопад. Загорелся стол, взвилось оранжевое пламя на полу.

Но мне было уже не до того. Призрачный торнадо рвался через зал, расшвыривая в стороны скамьи и табуреты, заставляя стонать и выгибаться доски, срывая с потолка ободья люстр. Я вознамерился отгородиться пологом, сразу понял, что его попросту сметет, и в самый последний миг изменил плетение, превратил щит в метательный диск и запустил его навстречу эфирному вихрю.

Жахнуло! Потолок подпрыгнул, окна брызнули осколками стекла и щепой измочаленных рам. Незримая стихия пошла волнами, одна из них подхватила меня и со всего маху впечатала спиной в стену.