Ройал ушел.

Вот так.

И сейчас я могу думать только о том, что означает его уход.

Я наблюдаю, как он уезжает, а потом собираю сумку и еду в больницу.

Ройал

— Какого хрена ты здесь делаешь? — я мгновенно напрягаюсь, когда замечаю, что моя младшая сестра Мисти, сидит, прислонившись к двери моей квартиры. Ее лицо, обезображенное оспой, все в слезах, а глаза с мешками под ними налиты кровью. Когда она встает, зловоние невымытых волос и запах алкоголя заполняет пространство вокруг нас.

— Ройал, — она плачет, вытирая глаза тыльной стороной ладони, словно ребенок. — Рик умер. У него передозировка.

Блядь.

Он был одним из двух людей, которые знали правду о том, что случилось той ночью.

— У меня нет никакой жалости к тебе, — я обхожу ее, чтобы добраться до двери и вставить ключ в замок. — Уходи.

— Прости, Ройал, — всхлипывает она. — За все.

— Слишком поздно извиняешься.

— Ты единственный брат, который у меня есть. Я нуждаюсь в тебе, — она кладет руку мне на плечо, которую я тут же смахиваю.

— Я уже слышал это раньше, — срываюсь я на нее. — И все мы знаем, чем это закончилось.

— Я была ребенком, — говорит она. — Пора уже позволить прошлому уйти. Ты должен простить нас и двигаться дальше. Мы так сделали.

Тот факт, что моя маленькая сестра и ее сорокалетний парень так легко двинулись дальше после наиболее значимого события моей подростковой жизни, разозлило меня еще больше.

— Ты не можешь просто извиниться за что-то вроде этого, — говорю я. — То, что вы двое сделали, выходит за рамки извинений.

— Мы семья, — говорит она. — Ты не можешь всегда меня ненавидеть.

— Изо всех сил. Могу и буду.

— Мне бы хотелось изменить то, что случилось, — ее вьющиеся светлые волосы лишь подчеркивают полоску темно-коричневых засаленных корней. Свитер висит на ее костлявых плечах, а джинсы едва держатся, подтянутые ремнем, застегнутым в последнее отверстие.

Она снова принимает наркотики.

Хотя я не уверен, что она когда-либо останавливалась.

Я не видел ее в течение семи лет.

С той ночи.

Если я чему и научился в жизни, то это никогда не доверять тем, кто сидит на наркоте. Они профессиональные лжецы, умело разрушающие жизни — свою и других. Одна маленькая ложь — это все, что потребовалось, чтобы разрушить мою.

— Ты отвратительна, — говорю я. — Тебе нужно помыться, Мисти. И я говорю это не потому, что забочусь о тебе, а потому, что ты воняешь, как дерьмо. Ты жалкая пародия на человека. Пустая трата кислорода — вот кто ты.

Мисти начинает метать взглядом из стороны в сторону, сжимая кулаки. Она не может устоять на месте; она находится в постоянном состоянии движения. Думаю, что у нее ломка, и, к сожалению для нее, ее основной поставщик умер.

— Мне некуда идти, — говорит она. — Дети Рика больше не хотят, чтобы я жила в их доме.

Не удивительно.

— За городом есть две юношеские христианские ассоциации. (Прим.: YMCA (от англ. Young Men’s Christian Association) — молодежная волонтерская организация. Стала известна благодаря организации детских лагерей). Удачи.

— Они заполнены. Я проверяла. Ты действительно собираешься оставить меня на улице? — Мисти топает ножкой.

— В точку. Ты бредишь, если думаешь, что я тебе что-то должен.

Стоять здесь и спорить с зависимой от метамфетамина идиоткой — не самое разумное решение, которое я принял в последние дни.

— Прощай, Мисти. И не возвращайся сюда снова. Я наконец-то свободен, и ты не тот человек, с которым мне стоит видеться. Я не собираюсь возвращаться в тюрьму за преступление, которого даже не совершал.

Я толкаю дверь и захлопываю ее прямо у нее перед лицом.

Она скулит с другой стороны, но я не могу разобрать слова. Кроме того, мне глубоко наплевать, что извергает ее сварливый рот.

Она лживая.

Грязная, мерзкая и наркозависимая.

И она заслуживает того, чтобы гнить за то, что сделала.

Деми

— Первые двадцать четыре часа будут самыми важными, — лечащий врач Брукса стоит у подножия его кровати вместе с анестезиологом. Бренда стоит с правой стороны от кровати, я — с левой.

Мама стоит в углу, а папа, Дерек, Далила и Хейвен находятся в зале ожидания. Они планируют вернуться попозже, так как в палате может находиться не больше трех людей одновременно. Они все хотят быть здесь, ожидая момента, когда он, наконец, откроет глаза.

Бренда протягивает руку к своему сыну, в то время как медсестра склоняется к его капельнице.

— Мы начнем со снижения дозировки седативных препаратов, — объясняет доктор. — Наши тесты показали, что отек уменьшается, и ЭЭГ дает надежду.

Я наблюдаю, как быстро двигается медсестра, переключая кнопки и впрыскивая что-то в катетер с помощью шприца. Она не волнуется, как будто для нее это обычное дело, возвращать людей с того света. Я не смогла бы этого сделать. Я не смогла бы держать в руках чью-то жизнь.

— Это не редкость, — говорит анестезиолог. — Для этого потребуется несколько попыток. Не беспокойтесь, если он не проснется с первого раза. Мы всегда надеемся, что больной сразу придет в себя, но иногда такого не происходит. Мы принимаем это как знак того, что мозг не готов, и в этом случае мы повторно вводим больного в состояние комы, используя тот же барбитуратный коктейль. (Примеч. Барбитураты (лат. barbiturate) — группа лекарственных средств, производных барбитуровой кислоты, оказывающих угнетающее влияние на центральную нервную систему. В зависимости от дозы, их терапевтический эффект может проявляться от состояния легкой седации до стадии наркоза).

— Так что вы сейчас делаете? Как это работает? — Бренда сжимает руку Брукса.

— Мы постепенно сокращаем дозировку седативных препаратов, — говорит врач. — Мы хотим избежать быстрого вывода. Так что на данный момент мы наблюдаем, уменьшая количество препарата. Мы будем искать признаки улучшения, наблюдая за ним круглосуточно.

— Должны ли мы знать, насколько поврежден его мозг? — Бренда задает вопрос так, будто спрашивает о погоде. Ее способность держать все эмоции под контролем, оставаясь при этом такой спокойной, никогда не перестает меня удивлять.

— Мы это не узнаем, пока он не очнется, — доктор складывает авторучку в передний карман, затем опускает руки на бедра. — После того, как он очнется, мы сделаем несколько простых тестов и зададим несколько вопросов. Если он ответит на них, то это хороший знак. Если он будет в состоянии сказать «привет», узнает лица, если вспомнит имена, это еще лучше. Но сейчас мы ничего не узнаем, пока не придет время. Учитывая степень травмы, мы ожидаем увидеть некоторые последствия от черепно-мозговой травмы. Сейчас ничего не можем предсказывать.

Бренда хватается за сердце.

— Спасибо, доктор.

Доктор уходит, а медсестра остается, она записывает показатели и молча наблюдает за процессом.

Я снимаю пальто и вешаю на спинку своего стула, делая импровизированную подушку. Мне нужен комфорт, потому что ночь обещает быть долгой.

Бренда обмолвилась со мной лишь несколькими словами, с тех пор как я приехала сюда. Я чувствую, что она смотрит на меня, сидя около кровати Брукса, но я не реагирую.

— Что ты там делаешь, мам? — спрашиваю я.

Моя мама улыбается и проверяет свои часы.

— Я ухожу, чтобы Дерек смог зайти. Он собирается остаться на некоторое время, а затем ему нужно будет уйти, чтобы уложить Хейвен спать.

Я вновь поворачиваюсь к Бруксу. Он менее опухший, чем был ранее сегодня. С каждым часом он становится более похожим на себя прежнего.

Кредитные карты по-прежнему разбросаны по кухне. Я должна была просмотреть их, чтобы увидеть, что он покупал, но в то же время я была слишком занята, складывая все пятизначные остатки на картах.