— Такими людьми? — говорю я, пытаясь повторить интонацию. — Ройал — один из нас. Он практически вырос под этой крышей. Он играл с нами на улице. Разворачивал рождественские подарки под нашей елкой. Скорее ты был для него отцом, чем все его приемные родители вместе взятые. Как ты можешь просто стоять и вести себя так, как будто он мусор?

— Деметрия, — низкий тембр голоса моего отца предупреждает, что я должна прислушаться к нему.

— Ты его бросил. Он нуждался в тебе, а ты его отшвырнул, — я качаю головой, мне хватает секунды, чтобы вытащить ключи из кармана. Я должна уйти. Сейчас же. — Я думала, что ты лучше.

— Он не тот человек, которого я хочу видеть рядом с моей дочерью, — отец фыркает и подносит бокал вина к губам. — Любой, кто сделает нечто-то такое мерзкое, такое отвратительное, не заслуживает места за моим столом. Ройал здесь не приветствуется, и я очень четко ему это сказал семь лет назад.

Комната начинает вращаться вокруг меня и следующее, что я осознаю — я сижу на переднем сиденье своей машины, стуча кулаком по рулю и кусая губу, чтобы не разрыдаться. Ногой давлю на педаль тормоза, пока она не касается пола, и с силой тяну рычаг переключения передач, пытаясь включить заднюю.

Соленые слезы застилают глаза, но я вижу очертания человека, приближающегося к моей машине. Я моргаю и вижу Дерека.

Опуская окно, я нападаю на него:

— Чего ты хочешь?

Он прячет руки в карманы брюк и наклоняется к окну.

— Просто проверяю тебя, — говорит он. — Я знаю, что это довольно серьезно, но ты должна знать, что папа просто хочет защитить тебя.

— От чего? — выплевываю я слова, захлопываю солнцезащитный козырек и опускаюсь обратно на сиденье.

Дерек облизывает губы, приподнимает брови и смотрит на меня через окно с пассажирской стороны.

— Ты знаешь, — говорю я. — Знаешь, что произошло. О, Боже. Дерек. Расскажи мне.

Он тяжело вздыхает.

— Однажды, в юридической школе, я искал его дело. У нас был доступ к закрытым судебным делам, ты знаешь, где жертвы молоды и их личности нужно защищать.

Мое сердце стучит быстрее, чем когда-либо раньше. Миллион раз я проводила какие-то хаотичные интернет-расследования, надеясь найти какую-нибудь статью. Но всегда оставалась ни с чем, и теперь понимаю почему.

— Это ужасно, Деми, — его слова вонзаются в меня. — Это настолько ужасно, я даже не хочу верить, что это правда.

— А ты? — спрашиваю я. — Ты веришь, что это правда?

— Были доказательства. И он признал свою вину. Так что…

— Ройалу пришлось заключить сделку и признать вину. Он мне это сказал.

— Никто не должен принимать предложение о признании вины, Деми.

— Я уверена, он сделал то, что ему сказал делать адвокат, Дерек. Ради всего святого, ему было девятнадцать лет, он был испуган и одинок, — мои глаза начинает щипать, а от образа молодого Ройала, сидевшего в какой-то тюремной камере, совсем без поддержки и какой-либо помощи, мне хочется умчаться с этой подъездной дорожки и пойти к нему, чтобы быть рядом с ним. Поддержать его. Сказать, что я верю ему, и что бы это ни было, что бы ни случилось — это в прошлом.

— Я хочу верить, — говорит он. — Но я знаю, что были два свидетеля с железными, подтверждающими аргументами, а также с вещественными доказательствами.

— Вещественными доказательствами?

Дерек наклоняется ниже, прижимая лоб к своей руке, которой опирается о дверцу машины.

— Я знаю, что ты пойдешь к нему, — его голос приглушен, он поднимает взгляд на меня. — Я знаю, что ничто из сказанного не заставит тебя передумать. Просто… Будь осторожна. Возможно, он не тот, кем ты его считаешь.

Ройал

Когда прихожу к Деми в понедельник вечером, я явно застаю ее врасплох. Она с удивлением смотрит на меня: ее рот открыт, а глаза широко распахнуты.

— Могу я войти? — я поднимаю пустые картонные коробки и киваю в сторону прихожей.

— Да, конечно, — она отходит, изучая меня.

— Подумал, что тебе понадобиться помощь, чтобы упаковать вещи, — говорю я. — Или хотя бы несколько коробок. Полагаю, ты скоро переезжаешь?

Она несет пару коробок на кухонный островок.

— Хочешь что-нибудь выпить?

— Почему ты ведешь себя так странно? — смеюсь я, прежде чем обхватить ее за талию и притянуть к себе. — Ты сама серьезность. Забыла про субботний вечер?

— Вчера я ездила к тебе, — говорит она. — Тебя не было дома. И ты не ответил на мои звонки.

Обхватив ее лицо ладонями, я целую ее в лоб и двигаюсь к губам. Я жаждал этих губ с утра воскресенья.

— Вчера я красил свою машину, сидел в мастерской до полуночи. Сегодня работал до двенадцати. Прости, Дем, — я снова целую ее. — Поверь мне, я бы скорее провел время с тобой.

— Я не смогла вернуть работу, — ее тело неподвижно и напряжено. Сегодня она холодна. В ее бледно-голубых глазах читается неоспоримое расстояние между нами. — Директор МакКлин отказала мне. Я уверена, что Бренда Эбботт имеет к этому отношение. Она с ней дружит. Именно она заставила меня уйти с работы.

— Ты учитель. Ты можешь устроиться на работу в любое место, — я целую кончик ее носа, двигаясь к губам и спускаясь к шее. Я мог бы съесть ее заживо, она чертовски восхитительна.

— Ройал…

Скользя руками по ее бедрам, я подхватываю ее под попку и поднимаю на стол. Наши взгляды встречаются, но когда она концентрируется на мне, сразу отводит глаза.

— О чем ты думаешь? — спрашиваю я.

— Я рассказала о тебе родителям, — говорит она, выдыхая.

— Ах, черт!

— Или, по крайней мере, папе и Дереку.

— И?

— Папа рассердился. Сказал, что ты сделал что-то ужасное.

— Конечно, он так сказал, — я прикусываю свой язык, кладу руки себе на бедра и задумываюсь. Такими были его слова в ту ночь.

— И Дерек знает, — говорит она. Я смотрю на нее, наблюдая, как она жует внутренний уголок пухлой губы. — Он знает об этом со времен учебы в юридической школе. Полагаю, у него был доступ к некоторым конфиденциальным файлам. Но он мало что рассказал. Юридически… он не имеет права, — она вздыхает. — Ты кому-то сделал больно, Ройал?

— Нет, — я обнимаю ее. — Деми, как много ты знаешь?

— Я ничего не знаю, — ее волосы волнами спадают по плечу, когда она наклоняет голову влево. — Но хочу знать…

Она поднимает мои руки и кладет их себе на колени, переплетая наши пальцы.

— Эти руки… — говорит она, сжимая наши руки. — Ты сделал что-то плохое?

— Я бы не стал тебя трогать... Я бы ни за что не приблизился к тебе... Если бы был плохим человеком, Деми. Клянусь тебе.

— Тогда почему ты ушел? Скажи мне правду.

Я прочищаю горло.

— У нас уже был такой разговор. Твой отец предупредил меня держаться от тебя подальше. И ты выглядела счастливой. Счастливой без меня.

— Бред сивой кобылы. Я не поведусь на это, — Деми отпускает мои руки и скрещивает свои на груди. — Этого недостаточно, Ройал.

— Это сложнее, чем кажется, — мое тело бросает в жар, затем в холод, затем оно цепенеет. Желудок словно вкручивается в узел, а тяжесть, поселившаяся в груди, мешает дышать.

Я должен сказать ей…

…я должен ей все рассказать…

…прежде чем потеряю ее навсегда.

— Общество назвало меня монстром, — начинаю я, пытаясь связать все в едино.

А затем три громких стука в дверь заставляют мое сердцебиение еще больше ускориться.

Деми сползает со стола и на цыпочках идет в фойе. Я остаюсь в стороне и наблюдаю в окно, как блестят красно-бело-синие огни машин, стоящих у дороги.

— Что это? — спрашивает Деми.

— Мэм, это ваше уведомление о выселении, — говорит заместитель шерифа.

— Серьезно? Для этого нужны огни? — она выхватывает листок из его рук и оглядывает улицу. Я уверен, что все ее соседи выглядывают из-за своих римских штор. — Немного лишнее, вам не кажется?

— У вас двадцать четыре часа, чтобы освободить помещение.