Мама прижимает руку к груди и отводит взгляд.

Брукс — манипулятор. Он втянул их всех в свою игру с помощью убедительного проявления поверхностных эмоций.

— Он разыгрывает из себя жертву, — говорю я. Открываю рот, чтобы попытаться объяснить, но мои слова прерывает удар сжатого кулака отца по деревянному столу.

Я подпрыгиваю.

Далила тянется к моей руке, быстро сжимая ее.

— Деметрия, ты взрослая женщина. Тебе нужно принять ответственность за свои действия. Прийти сюда и незамедлительно обрушить всю вину на Брукса — крайне незрело и безответственно с твоей стороны, — лицо моего отца такого же цвета, как и «Порше» Брукса. Он втягивает воздух, затаив дыхание между словами. Что он делает лишь тогда, когда безумно злится. — Теперь скажи мне, какого черта ты рассталась со своим женихом после того, как он попал в аварию? Ты хоть понимаешь, как это выглядит со стороны? Как теперь мы выгладим в обществе? Весь город будет это обсуждать уже в понедельник.

— Папа, — мне нравится, что у Далилы имеется смелость прервать одну из его напыщенных речей, потому что я точно не смогла бы. — Тебе нужно ее выслушать.

Дерек сидит напротив меня с опущенными плечами, молча бросая взглядами кинжалы в мою сторону.

— Хорошо, Деми. Расскажи нам. Что происходит? Что сделал Брукс, чтобы заслужить это? — спрашивает Дерек. На секунду я чувствую себя преданной. Я думала, он на моей стороне.

Независимо от того, что сказал Брукс сегодня утром, как бы он ни действовал, они теперь на его стороне. Я вполне уверена, что он упустил свое призвание в жизни. Он должен был стать актером, а не финансовым консультантом.

— Брукс разорвал помолвку в ночь аварии. Он ушел, — я с трудом проглатываю застрявший в горле ком. — Он ушел к любовнице. А его любовница, как оказалось, носит его ребенка.

Мама встает, отталкиваясь от стула, и направляется к кухонному островку. Она ставит локти на мрамор, прежде чем спрятать лицо в ладонях.

— Я не верю, — говорит Дерек. — Брукс любит тебя. Он был одержим тобой.

Я закатываю глаза.

— И это была всего лишь игра. Все наши отношения были построены на лжи.

— А теперь подожди минуту, — лицо отца дергается, но он сидит на стуле. Его расправленная ладонь поднимается в воздух. — Откуда ты знаешь это, Деметрия? Где твои доказательства?

— Сначала это были всего лишь слухи. Кто-то когда-то сказал мне, — говорю я. — Но потом я увидела их вместе своими собственными глазами. Покинув благотворительный вечер, я пошла к Бруксу, чтобы поговорить с ним наедине, и тогда он утверждал, что ничего не помнит. Я ушла домой. Мне нужно было кое-что проверить, кое-что, что могло бы помочь ему все вспомнить, а когда я вернулась, другая женщина была с ним, и они обсуждали беременность. Она уже на пятнадцатой неделе.

— Проклятый сукин сын, — сквозь зубы говорит отец. — Я этому не верю. Я не хочу в это верить.

Мама возвращается к столу, вытирая покрасневшие глаза платком.

— Мы любили его как сына.

Лишь однажды я слышала, как мама произносила эти слова — когда ушел Ройал.

Папа тянется через стол и гладит ее по голове.

— Твоя свадьба, — говорит мама, поднимая на меня взгляд.

— Я не беспокоюсь об этом, — говорю я. — Меня беспокоит то, как я собираюсь выплатить сто семьдесят тысяч долларов, которые он снял с кредитных карт. Оформленных на мое имя.

— Что? — напряженно произносит папа.

— Понадобится твоя помощь, — говорю я.

— Это не имеет никакого смысла, — Дерек поправляет узел галстука. Только человек, закончивший юридическую школу, всегда одевается так, будто сейчас ему предстоит предстать в суде. — У Брукса есть деньги. Он управляет деньгами. Он всегда был против кредитных карт. Покупал все наличными.

Я смахиваю волосы с лица.

— Да. Что ж. Просто еще одна из его манипуляций.

— На что он потратил эти деньги? — спрашивает мама.

Я пожимаю плечами.

— Все эти деньги были кредитами, взятыми из разных банков на территории трех штатов. Мы никогда этого не узнаем.

Отец настолько громко дышит, что нам приходится проверить, не наш ли черный лабрадор, Луи, храпит в углу. Узловатые руки моего отца сложены вместе, он сосредоточен на цветочном горшке.

Далила шепчет мне на ухо, спрашивая, все ли у меня в порядке, на что я киваю. Нелегко рассказать родителям о том, чего они не хотят слышать, но теперь я чувствую себя легче, потому что с этим покончено.

— Я собиралась подождать, — говорю я. — Собиралась подождать, пока Брукс не поправится. Выздоровеет. Я хотела сделать это достойно, потому что знаю, что говорят люди, знаю, как это выглядит. Поверьте мне. Если бы это был кто-то другой, я бы тоже не поверила.

Тяжелый взгляд папы встречается с моим, и он медленно выдыхает.

— Но я не могла оставаться рядом с ним даже минуту. Не после всего, что он сделал, — я смотрю на Дерека, и он сжимает губы, образуя прямую линию. Я начинаю думать, что язык его тела больше говорит о разочаровании в Бруксе, чем во мне. — Прости, Дерек.

— Тебе не за что извинятся, малышка, — говорит он.

На моих губах расцветает усталая улыбка. Он называл меня так, когда мы были… детьми. У нас разница в возрасте всего год, но он всегда этим напоминал мне, что старше.

— Брукс — кусок дерьма, насколько я могу судить, — говорит Дерек. — И слава Богу, что ты знакома с двумя самыми лучшими и свирепыми прокурорами штата Нью-Йорк.

Мама кивает, хотя все еще выглядит изумленной.

— Как ты там, Блисс? — спрашивает отец. — Ты в порядке?

— Все хорошо, Роберт. Просто разочарована. Сначала Ройал, теперь… — слова мамы словно высасывают весть кислород из комнаты, и мы все устремляем наши взгляды к ней. Имя Ройала не упоминалось в этом доме на протяжении долгих семи лет.

— Я не должна была привязываться, — говорит она. — Но ничего не могу поделать с этим. Я ко всем отношусь, как к членам семьи. Я люблю всех, как самых родных. Ты просто не ожидаешь, что они подведут тебя.

Она замолкает, а затем встает, тяжело вздыхает и выходит из комнаты.

Папа и Дерек обмениваются взглядами, и Далила подталкивает меня.

— Я видела Ройала на прошлой неделе, — бормочу я, прежде чем струшу.

Голова Дерека резко дергается, и он проводит руками по лицу.

Что ты сказала? — отец поворачивается всем телом ко мне.

— Вообще-то, — говорю я, — в последнее время я часто его вижу. Он приехал на прошлой неделе после того, как узнал о Бруксе. Он, правда, помогает мне...

Папа встает, и это значит, что разговор окончен.

— Папа, выслушай ее, — говорит Далила.

Он качает головой, идет на кухню, вытаскивает бутылку вина из холодильника и наливает себе полный бокал.

— Ройал совершил нечто-то очень плохое, Деметрия, — говорит он, отпивая большой глоток. — Он не тот человек, каким ты его считаешь.

Я качаю головой.

— Тогда расскажи мне. Расскажи, что он сделал. Мне двадцать пять лет. Я заслуживаю того, чтобы знать. Я могу с этим справиться.

Отец закрывает глаза. Он выглядит измученным, хотя подозреваю, что больше эмоционально, чем физически.

— Я не могу, Деми. Я так долго тебя защищал, — говорит он. — Тебе лучше не знать. Скажу так. Помни о нем хорошее, потому что это то, что ты никогда не сможешь опровергнуть. Это затмит все хорошие воспоминания. Все счастливые времена. Я не хотел отбирать это у тебя.

— Он невиновен, — говорю я.

Папа усмехается.

— Ты даже не знаешь, что он сделал; как ты можешь говорить, что он невиновен?

— Я… Я просто знаю. Это внутреннее чувство. Он хороший человек. Тебе нужно встретиться с ним — с человеком, которым он стал. Я хочу привести его на День Благодарения на следующей неделе, — я высвобождаю свою руку из хватки Далилы и иду к отцу. — Пожалуйста. Дай ему шанс искупить себя.

Папа выпивает вино и хмурится.

— Знаешь ли ты, сколько раз мне приходилось слышать, как преступники заявляли о своей невиновности? Такие люди все время лгут, обо всем. Они насмехаются над такими людьми как мы.