Я пожимаю плечами.

— Без разницы. Я уверена, что Афтон сидит рядом с ним, стараясь выполнить каждую его прихоть и обсуждая, в какой цвет покрасить детскую.

Мама бросает на меня сердитый взгляд, но ее ухмылка выдает ее истинное мнение.

Я следую за ней в зал, где папа читает газету с программами передач, а на заднем фоне слышится громкий шум. Мама берет пульт и делает звук тише примерно на тридцать пунктов.

— Ты оглохнешь, Роберт, — она похлопывает его по колену, и он смотрит на нее поверх своих очков.

Поставив свою чашку на подстаканник, она погружается в свое любимое кресло и скрещивает ноги.

Я сажусь на диван, находясь теперь посередине между ними.

Прошла неделя, как Ройал мне все рассказал, и на прошлой неделе я изо всех сил пыталась найти подходящее время, чтобы попросить родителей выслушать его. Дать ему шанс высказаться. Что карты были сложены против него, и у него никогда не было шанса.

Но последний разговор о Ройале в кругу семьи крутился у меня в голове. Просто упоминание одного лишь имени пару недель назад отправило отца прямо к бутылке красного вина, а маму заставило плакать.

— Что ты делала в последнее время, Деметрия? — папа делает глоток кофе и подталкивает свои очки к переносице. — В последнее время я редко видел тебя. Как продвигается работа?

— Я работаю над заключением соглашения к весне. В Глиддене есть учительница, которая со дня на день ждет появления малыша, поэтому мне нужно будет заменить ее на несколько месяцев в следующем семестре, — я барабаню пальцами по столу. Ненавижу то, что мне приходится нервничать из-за родителей.

Я должна сказать им.

Прямо сейчас.

Потому что Ройал настоял на том, чтобы сегодня утром поговорить с ними, и я не могу допустить его неожиданное появление.

— У меня есть… — я проглатываю свои слова и собираюсь с силами. — В последнее время я больше времени провожу с Ройалом.

Папа бросает газету на колени. Мама мягко прочищает горло и скрещивает ноги, когда их взгляды встречаются через всю комнату.

— Он рассказал мне, что случилось, — говорю я. — Он мне все рассказал.

Отец складывает газету, на его лице появляется встревоженное выражение.

— Папа, как ты мог? — слова застревают у меня в горле. — Он нуждался в тебе. Ты был для него единственным шансом на спасение. Он воспользовался правом на единственный телефонный звонок, выбрав тебя. И ты оставил его на съедение волкам.

— Доказательства против него были убедительными. У меня не было выбора, — его слова звучат словно взрыв в тихой комнате.

Мама опускает взгляд на свою чашку с кофе, и я уверена, что она хочет выйти из комнаты. Разговор о Ройале снова расстроит ее, но ей нужно это услышать.

— Мама, ты знаешь, что произошло той ночью? — спрашиваю я. — Папа рассказывал тебе?

— О, гм, — она поднимает взгляд на отца, затем смотрит на меня. — Он рассказал мне некоторые моменты, да.

— Вы знали Ройала так же хорошо, как любого из нас. Вы могли хоть на мгновение поверить, что он совершил что-то настолько ужасное? — спрашиваю я.

— Никто из нас не хочет в это верить, Деми, — говорит отец. — Но улики говорят сами за себя.

— Значит, за все годы судебно-прокурорской практики у тебя никогда не было случая, когда кого-то ложно обвинили и осудили? — спрашиваю я.

— Это случается, но крайне редко. У правовой системы есть свои недостатки, бесспорно, и подобные дела быстро открывают и закрывают, — его густые брови взлетают вверх, а губы сжимаются. — Я проанализировал его случай так, как анализирую все свои дела, — объективно и без эмоций. Суд их не терпит. Это искажает наше мышление. Я обращался с ним как с потенциальным клиентом, а не с членом семьи, и дал ему лучшее юридическое заключение, я поступил в то время так, как посчитал нужным для всей нашей семьи.

— Да, хорошо, но он был для тебя как сын. Ты мог бы хотя бы отнестись к нему с некоторым сочувствием, — говорю я.

— Деми, — предупреждает мама.

— Ему было девятнадцать, и он был в ужасе, — говорю я.

Звонок в дверь прерывает нас, и все мы одновременно обращаем свои взгляды в коридор.

— И теперь он здесь, — я встаю, чтобы открыть дверь, отчего мои родители теряют дар речи.

Представляя, как они отреагируют, когда увидят его снова после всего этого времени, мне становится тяжело дышать, но это произойдет. Ройал хотел приехать сюда. Он хотел поговорить с ними лично.

— Привет, — я открываю дверь и обнимаю его, приветствуя целомудренным поцелуем. Когда я смотрю на него, у меня в животе порхают бабочки. Он нарядился. Никакой грязной, серой рабочей формы. Никаких джинсов и футболок. Он одет как уважаемый джентльмен, в серых брюках, рубашке на пуговицах и в свитере.

Он невероятно привлекателен в любом виде, но я все еще ухмыляюсь, потому что кажется, будто Дерек выбирал ему одежду. Я хочу, чтобы брат был здесь, а не в офисе моего отца. Этим двум нужно воссоединиться. Дерек никогда этого не признавал, но потеря Ройала, как друга, глубоко его ранила. Я видела, что он подружился с Бруксом, но все равно всегда держался на расстоянии.

— Пошли. Они ждут, — говорю я.

Ройал подает мне руку, и я улавливаю кончик белой бумаги, торчащей из его заднего кармана. На первый взгляд кажется, что это конверт.

Папа поднимается, когда входит Ройал. Воздух густой, настроение напряженное, но через несколько секунд Ройал протягивает ему руку.

— Сэр, — говорит он. — Рад вас видеть.

Папа кивает, крепко сжимая его руку.

— Присаживайся.

— Блисс, — Ройал улыбается маме, и она улыбается в ответ, ее глаза словно остекленели, а рука прижата к груди. Я уверена, что увидев его взрослым спустя такой большой промежуток времени, вызывает массу эмоций у женщины, которая когда-то любила его так, словно он был ее собственным ребенком.

Ройал вытаскивает белый конверт из кармана, прежде чем садится, разворачивает его и достает лист бумаги.

Я понятия не имею, что это такое, и не знала, черт возьми, что он что-то принесет с собой. Он только сказал мне, что хочет поговорить с моими родителями.

— Это вам, — он передает лист моему отцу, который поправляет очки и щурится, когда читает.

Подбородок отца выдается вперед с каждой секундой, а затем он наклоняет голову. Когда он заканчивает читать, складывает лист пополам и кивает, смотря на Ройала более мягким взглядом.

— Что? Что это? — спрашивает мама. — Что там написано?

— Это копия полицейского заявления, — говорит папа. — Обвинитель Ройала, Мисти Локхарт, забрала свое заявление и отказалась от обвинений.

Лицо мамы озаряется, и она прижимает руки к груди. Ее взгляд мечется от отца к Ройалу и обратно.

— Когда это случилось? — я обнимаю Ройала. — Я не имела представления. Ты не говорил мне…

— Это пришло сегодня вместе с письмом от окружного прокурора из Сент-Шармейн, — он борется с улыбкой, которая вот-вот расплывется по всему его лицу. — Они работают над очисткой моего имени.

— О, Боже мой, — я крепче сжимаю его. — Ройал.

— Я знаю, — говорит он, уткнувшись лицом в мою шею.

Папа прочищает горло, и я освобождаю Ройала от объятий. Мой отец встает, и Ройал следует его примеру.

— Мне нужно в офис, — говорит папа.

— Роберт, — мама смотрит на него искоса.

Мой отец редко ошибается; но всегда первым укажет на ошибку. Это также означает, что он редко извиняется.

— Ройал, — папа снова протягивает руку, и Ройал пожимает ее, — мы скучали по тебе, и я очень рад, что твой обвинитель отрекается от своих заявлений. Прими мои извинения за то, что усомнился в тебе. Надеюсь, ты понимаешь, что это не было ничем личным.

Это официальное извинение, и мой отец перенес это стоически и с красным лицом, но тот факт, что он признает, что был не прав, будет занесен в историю семьи Роузвудов.

— Сэр, вы просто делали то, что считали необходимым для защиты своей дочери, — отвечает Ройал. — Я уважаю это и поступил бы так же, будь на вашем месте.