— Да вон же, в полосатой рубашке. С усиками.
Юра стоял в окружении парней, курил и смеялся, лениво обводя глазами танцующих. У него только начали пробиваться юношеские усики, такой пушок, который, по его мнению, делал его взрослее и старше.
— Фу! Усатый-полосатый! — фыркнула Инна.
— Не могу! Умираю! — вцепилась в ее руку Танька и зашептала, словно завораживая: — Хоть бы он меня пригласил… Хоть бы пригласил… Посмотри на меня… Ну посмотри…
Как странно, что Инне он сначала не приглянулся… Она скептически посмотрела на подругу.
— Что ты бормочешь? Пойди и пригласи сама.
— Нет, что ты! — перепугалась Танька. — Не могу. У меня коленки дрожат…
Минут пять она ныла, страдала, вздыхала, сожалела, что они не так эффектны, как «эти телки», а потом занялась самоуничижением:
— Конечно, я некрасивая… Разве такой парень обратит на меня внимание? Эти противные веснушки… Как у ребенка!
В конце концов Инне это надоело.
— Спорим, что сейчас он тебя пригласит? — спросила она.
— Как? — Танька аж задохнулась и широко раскрыла глаза.
— Молча. Ну спорим?
Подруга слегка воодушевилась, услышав в Иннином голосе решимость.
— А на что?
— Да хоть на шоколадку?
— На какую?
— «Сказки Пушкина», — ляпнула Инна первое, что пришло в голову.
— А… как ты это сделаешь? — Таньку охватили сомнения.
— Не твое дело. Главное, чтоб он тебя пригласил.
Они ударили по рукам.
И тут заиграла музыка.
Модный в этом сезоне шейк сменился вдруг красивой лирической мелодией.
— «Александрина… Какою ты была…» — старательно и чисто выводил низко хрипевший минуту назад солист.
Инна до сих пор помнила и мелодию, и слова, словно впечатавшиеся в мозг за то время, пока она решительно пробиралась от края танцплощадки к этому «полосатому».
— Стой! Стой! Не надо! — пыталась остановить ее опомнившаяся Танька.
Чтобы Юра обратил на нее внимание, Инне пришлось тронуть его за рукав. Он был на целую голову выше ее и, повернувшись, посмотрел сверху вниз на теребившую его рукав девчонку.
— Чего тебе?
— Извините… У меня к вам большая просьба…
Инне пришлось встать на цыпочки, чтобы он смог ее услышать.
— Какая? — слегка заинтересовался он.
— Вы не могли бы пригласить мою подругу? — кокетливо спросила Инна.
Ей было легко улыбаться ему и строить глазки, она же не за себя просила, ей-то было безразлично…
— А почему я должен ее приглашать?
— Потому что я поспорила, что вы ее…
— И во что вы оценили мою голову? — тут же перебил ее Юра.
— В шоколадку… — потупилась Инна, озорно глядя на него из-под опущенных ресниц.
Он расхохотался.
— Ну и где же ваша подруга?
— Вы согласны? — обрадовалась Инна. — Вон она стоит.
Танька увидела, что на нее смотрят, и выдавила жалкое подобие улыбки.
Юра повернулся к Инне, нагнулся и заглянул ей в глаза.
— А можно я приглашу вас?
— А она? — растерялась Инна. — Ведь тогда я проспорю…
— А если мы договоримся, что шоколадку ей куплю я?
Он улыбнулся так обаятельно, что Инна вдруг поняла, что Танька недаром выделила его из всей толпы.
Она секунду колебалась, не решаясь совершить такое «предательство»… Но он и ей тоже начинал нравиться… И потом, если Танька трусливая дурочка, то почему Инна должна упускать свой шанс?
— И мне! — она решительно тряхнула кудряшками.
— Что?
— Мне тоже шоколадку. Как компенсацию.
— Договорились.
Юра тут же обнял ее за талию, увлекая в круг танцующих. Инне пришлось высоко закинуть вверх руки, чтобы дотянуться до его плеч.
Тонкая ткань полосатой рубашки слегка скользила под пальцами. От него шел едва уловимый запах польского лосьона и молодого пота…
Инна прищурила глаза — разноцветные лампочки над танцплощадкой превратились в сплошную линию. Голова чуть кружилась от музыки, от того, что ее тесно прижимает к себе симпатичный взрослый парень, и от того, что Танька следит за ними завистливым взглядом.
Юра склонился к ее уху:
— И как зовут отважную амазонку?
— Инесса, — гордо отозвалась Инна.
Он удивленно посмотрел на ее светлые волосы:
— Разве ты испанка?
— Нет, — фыркнула Инна и добавила, расшалившись: — Но в моих жилах течет такая же горячая кровь!
— Я это уже понял, — засмеялся он.
Они протанцевали весь вечер. Юра не отпускал ее ни на шаг, тем более что Танька вскоре ушла, не в силах вынести их счастливый, довольный вид. И естественно, он пошел ее провожать. Тогда Инна впервые пожалела, что живет так близко.
Парень был совсем не наглым, по-взрослому предупредительным, и Инна очень удивилась, когда узнала, что он всего лишь на полтора года старше нее. Он совсем не был похож на их старшеклассников, те казались детьми по сравнению с Юрой.
Ей ужасно хотелось, чтобы он поцеловал ее в темном подъезде, но Юра лишь обнял ее, прижав на секунду к груди. И тут же отстранил.
— До завтра, — как само собой разумеющееся, сказал он.
Инна удивленно вскинула на него глаза, а сердце радостно забилось.
Он приглашает ее на свидание. Первое настоящее свидание! Завтра она его снова увидит!
А вслух почему-то спросила напряженно:
— Но ведь завтра нет танцев. Может, до субботы?
— Нет, откладывать нельзя, — серьезно сказал Юра. — Мы непременно должны сделать это завтра.
— Что?
— Купить шоколадки…
Инна чуть улыбнулась, вспоминая себя этакой смешной, язвительной, озорной девчонкой. Интересно, что он в ней нашел? Почему выбрал ее, а не Таньку? Она была убеждена, что Танька гораздо красивее, ей только не хватало уверенности и характера. А этого у Инны было в избытке.
Наверное, Юре понравились ее независимость, самостоятельность и отчаянная отвага. Он сам был отчаянным, иначе зачем бы настаивал на этих треклятых воздушно-десантных войсках?..
Инна просто объедалась шоколадками, на которые Юра тратил половину своей зарплаты, пока не призналась, что стала совершенно равнодушной к сладкому.
Они встречались каждый вечер этого безумного лета — днем Юра работал на заводе. И это делало его еще более взрослым в Инниных глазах — они-то бездельничали в каникулы. А Юра сам содержал себя. Родители его погибли, когда он был еще ребенком. После детдома он поступил в училище на механика. Он просто обожал всякие механизмы, любил копаться в моторах, отлаживать всяческие железки… Всегда чисто вымытые руки выдавали его только въевшимся глубоко под кожу серовато-металлическим оттенком. Жил он в общежитии, а наравне с учебой подрабатывал.
— Я просто совмещаю теорию с практикой, — улыбался он в ответ на Иннины доводы, что надо же и отдыхать когда-нибудь.
Выходные дни они целиком посвящали друг другу. То уезжали в Серебряный бор, то на какие-то известные только Юре пруды… Дурачились, гонялись друг за другом, лежали в высокой густой траве…
А Инна все ждала, затаив дыхание, когда он прижимался слишком тесно, когда же наконец он ее поцелует…
Неожиданно проснувшимся женским чутьем она понимала, что имеет над ним необъяснимую могучую власть. Стоило ей шутя только намекнуть, что усы делают его похожим на котенка из детских стишков, как Юра тут же без сожаления расстался с предметом своей гордости — и с гладко выбритым лицом он действительно стал интереснее… Но почему же он так сдержан? Ведь Инна ловила на себе его весьма красноречивые взгляды, а щенячьи игры и прижимания распаляли даже ее, но Юра почему-то каждый раз «тормозил», неожиданно вставал и уходил надолго плавать в одиночестве.
Томительное, мучительное лето… Прекрасное и ужасное…
И только когда уже пошли назойливые осенние дожди, когда гулять по улицам стало зябко и неуютно, когда они едва согревались в случайных кинотеатрах, Юра вдруг сделал долгожданное признание.
Они загулялись допоздна, и Инна боялась, что отец устроит нахлобучку за такую задержку. Они торопливо впрыгнули в переполненный вагон метро, и там, в тесноте, среди толкотни, он вдруг обнял ее и шепнул на ухо:
