— Ну? Что случилось, Джим? Что-то не дает тебе покоя?

— Да вот… послушай, па. Что-нибудь может помешать мне взять с собой Виллиса, когда я поеду в колледж?

Отец удивился:

— Мне не приходило в голову, что ты вдруг вознамеришься взять его.

— Хм… А почему бы и нет?

— Но колледж — не место для него.

— Почему?

— Но ты не сможешь как следует позаботиться о нем. Ты будешь жутко занят.

— Виллис не требует особой заботы. Просто кормить его каждый месяц, да примерно раз в неделю давать ему воды — и больше ему ничего не надо. Почему же я не могу его взять?

Мистер Марлоу не нашелся, что сказать, и повернулся к жене.

— Дорогой Джимми, мы не хотим, чтобы ты… — начала она.

Джим прервал ее:

— Мама, каждый раз, когда ты хочешь отговорить меня от чего-то, ты начинаешь: «Дорогой Джимми!»

Ее губы дрогнули, но она сдержала улыбку.

— Прости, Джим. Возможно, это так. Я лишь хотела сказать следующее: мы хотим, чтобы ты хорошо начал учебу в колледже, а я не думаю, что необходимость опекать Виллиса будет способствовать этому.

Джим растерялся на мгновение, но уступать он явно не собирался:

— Послушай, мама, послушай, отец, вы оба видели присланный мне из колледжа проспект, в котором говорится, что делать и что взять с собой, когда надо прибыть и так далее. В случае, если любой из вас сможет где-нибудь в этой инструкции обнаружить нечто, запрещающее мне взять Виллиса с собой, я замолкну как марсианин. Это справедливо?

Миссис Марлоу вопросительно взглянула на мужа. Его взгляд, обращенный к ней, выражал ту же надежду на помощь. Мистер Марлоу прекрасно сознавал, что доктор Макрей, храня молчание смотрел на них обоих с выражением насмешливого сочувствия на лице.

Мистер Марлоу пожал плечами.

— Бери с собой Виллиса, Джим. Но отвечать за него будешь сам.

Джим широко улыбнулся.

— Спасибо, па!

Он быстро исчез из комнаты, чтобы родители не успели передумать.

Мистер Марлоу выбил свою трубку в пепельницу и мрачно взглянул на доктора Макрея.

— Ну так чему же ты усмехаешься, ты, старый шимпанзе? Ты считаешь, что я слишком потакаю ему, не так ли?

— Что ты, совсем нет! Я думаю, ты поступил абсолютно правильно.

— Ты полагаешь, что этот любимчик Джима не создаст ему никаких трудностей в колледже?

— Отнюдь. Я имею некоторое представление о причудах поведения Виллиса.

— Тогда почему ты сказал, что я поступил правильно?

— А почему парень должен избегать трудностей? Трудности — это нормальные условия существования человечества. Они нас взрастили. Мы расцвели на них.

— Иногда я думаю, доктор, что ты, как выразился бы Джим, совсем рехнулся.

— Возможно. Но поскольку я один здесь разбираюсь в медицине, я не намерен попасть в психушку. Миссис Марлоу, вы не могли бы облагодетельствовать старика еще одной чашечкой вашего восхитительного кофе?

— Конечно, доктор.

Она наполнила ему чашку, а затем обратилась к мужу:

— Джеймс, я не жалею о том, что ты разрешил Джиму взять Виллиса с собой. Теперь мы сможем вздохнуть спокойно.

— Почему, дорогая? Джим был прав, сказав, что этот малый не слишком привередлив.

— Это, пожалуй, верно. Но я бы не хотела, чтобы он был так правдив.

— Как — «так»? Я считал его отличным свидетелем для улаживания детских ссор.

— Да, конечно. Он воспроизводит все, что слышит, с точностью копировальной машины. Вот это и плохо.

Она взглянула огорченно, а затем усмехнулась:

— Ты знаешь миссис Поттл?

— Естественно.

— Кто ее не знает! — вмешался доктор. — Я, к несчастью, несу ответственность за ее «нервы».

— Она действительно больна, доктор? — спросила миссис Марлоу.

— Она слишком много ест и мало работает. Профессиональная этика не позволяет мне что-либо к этому добавить.

— Я не знала, что она у вас есть.

— Мадам, проявите уважение к моим сединам. Так что же произошло с этой Поттл?

— Так вот, на прошлой неделе мы с Любой Конски вместе обедали, и разговор зашел о миссис Поттл. Как бы то ни было, Джеймс, я была слишком откровенна, и я не знала, что Виллис сидит под столом.

— Вот как? — мистер Марлоу закрыл глаза. — Так что же дальше?

— Вы оба помните, что Поттлы остановились у Конски в Северной колонии и пробудут до тех пор, пока их дом не будет готов. Сара Поттл стала для Любы излюбленным критическим объектом, и во вторник Люба весьма красочно описывала мне некоторые из домашних привычек Сары. Два дня спустя Сара Поттл зашла, чтобы посоветовать мне, как следует воспитывать детей. Что-то из сказанного ею подействовало на Виллиса — я знала, что он находится в комнате, но не могла предположить ничего подобного — Виллис воспроизвел как раз то, что не нужно, и я не сумела заставить его замолчать. В конце концов я просто вынесла его из комнаты. Миссис Поттл ушла, не попрощавшись, и больше со мной не общается.

— Не велика потеря, — заметил ее муж.

— Да, но Люба попала впросак. Ее голос невозможно не узнать, а Виллис говорит им лучше, чем она сама. Хотя я не думаю, что Люба слишком этим огорчена, — вы бы только послушали, как Виллис воспроизводит Любино описание того, как Сара Поттл выглядит по утрам и что она в связи с этим предпринимает!

— Вы бы послушали, — добавил Макрей, — что миссис Поттл Думает по поводу слуг.

— Я слышала. Она находит чудовищным, что Компания не поставляет нам слуг.

Доктор кивнул:

— Прямо с воротничками на шее.

— Ну и женщина! Не могу понять, зачем вообще она решила поселиться в колонии.

— Разве ты не знаешь? — сказал ее муж. — Они надеялись мгновенно здесь разбогатеть.

— Хм!

Лицо доктора Макрея приобрело невинное выражение.

— Миссис Марлоу, мне в качестве ее лечащего врача, возможно, было бы полезно услышать, что Виллис может сказать относительно миссис Поттл. Как вы думаете, он повторит это для нас?

— Вы, доктор, старый пройдоха, любитель сплетен.

— Согласен. Подслушивать мне тоже нравится.

— Бесстыдник.

— Вновь согласен. Мои нервы отдыхают. Я не испытываю стыда уже много лет.

— Виллис, возможно, представит нам презанимательный отчет о том, что наболтали дети за последние две недели.

— Может быть, вы уговорите его?

Миссис Марлоу внезапно улыбнулась:

— Попытка не пытка.

Она вышла из комнаты, чтобы принести шарообразного друга Джима.

Рассвет в среду был холоден и ясен, что обычно для Марса. Саттоны и Марлоу, за исключением Оливера, собрались на грузовой пристани Колонии, находящейся на западном русле канала Стримон, чтобы проводить своих мальчиков.

Температура поднималась, и дул упругий утренний ветер, но было все еще минус тридцать. Твердая ледяная корка голубовато-стального цвета, покрывавшая канал в этих широтах, сегодня не растает. На ней, рядом с пристанью, покоился почтовый скутер с Малого Сёртиса, чей корпус опирался на два острых, как бритва, полоза. Его водитель еще не закончил перетаскивать груз из портового склада в кузов.

Тигриные полосы на маске Джима, боевая раскраска Фрэнка и радужные переливы на костюме Филлис позволяли легко узнать ребят, хотя только рост и поведение отличали их от взрослых, двое из которых — доктор Макрей и отец Клэри — не были родственниками Марлоу и Саттонов. Священник говорил что-то Фрэнку низким серьезным голосом.

Вскоре он повернулся и обратился к Джиму:

— Твой пастор просил меня проститься с тобой, сын мой. К несчастью, бедняга прикован к постели марсианской простудой. Но он все равно явился бы сюда, не спрячь я его маску.

Как и священник, капеллан-протестант был холостяком: они жили в одном доме.

— Он очень болен? — спросил Джим.

— Не то чтобы очень. Но прими благословение от него и от меня тоже, — он протянул руку.

Джим бросил свою дорожную сумку, переложил коньки и Виллиса в левую руку и обменялся рукопожатием. Последовала неловкая пауза. Наконец Джим сказал: