Так, день за днем, неделя за неделей, разворачивались события, включая даже периоды темноты и спокойствия, когда Виллис сворачивался, чтобы поспать, или когда его запирали. Вот дело дошло до Малого Сёртиса и до плохого периода, когда Джим пропал. Хоу предстал в качестве презираемого голоса и пары ног. Бичер был безликим ничтожеством. Так продолжалось, шаг за шагом, и Джим почему-то не устал и не утомился. Он просто был внутри цепи событий и разорвать ее ему было не проще, чем Виллису, — да он, собственно говоря, и не пытался. В конце концов она завершилась в марсианском городе Циния, и все погрузилось во тьму и безмолвие.

Джим вытянул затекшие ноги; постепенно становилось все светлее. Он оглянулся, но Гекко все еще пребывал в глубоком трансе. Он посмотрел назад и обнаружил: в том, что казалось ему монолитной стеной, открылась дверь. Он заглянул в находящуюся по другую ее сторону комнату, тщательно имитирующую, как это часто случается здесь, наружный пейзаж: буйная растительность, присущая скорее морскому дну к югу от Цинии, чем местной пустыне.

В комнату вошел марсианин. Никогда потом Джим не мог подробно описать его облик, так как его лицо и, в первую очередь, глаза приковали к себе всё внимание. Выходцу с Земли всегда трудно определить возраст марсианина, однако у Джима возникла твердая уверенность, что этому марсианину очень много лет — больше, чем его отцу, даже больше, чем доктору Макрею.

— Джим Марлоу, — отчетливо произнес туземец, — приветствую тебя, Джим Марлоу, друг моего народа и мой друг. Я дам тебе воды.

Он говорил по-английски, и его интонации слегка напоминали кого-то.

Никогда прежде не доводилось Джиму слышать, как марсианин говорит на земном языке, но он знал, что кое-кто из них владеет английским. Возможность говорить по-своему явилась необычайным облегчением:

— Я пью с вами. Желаю вам всегда наслаждаться чистой и обильной водой.

— Спасибо, Джим Марлоу.

Настоящая вода не появилась, да в ней и не было необходимости. Затем последовал период вежливого молчания, во время которого Джим размышлял над голосом марсианина. Он казался на удивление знакомым и слегка напоминал голос отца, хотя, с другой стороны, он заставлял вспомнить и дока Макрея.

— Ты огорчен, Джим Марлоу. Твоя беда — наша беда. Как я могу помочь тебе?

— Мне ничего не надо, — ответил Джим. — Только добраться домой вместе с Виллисом. Они забрали Виллиса. Зачем они сделали это?

Последовавшая пауза тянулась даже дольше, чем предыдущая. Наконец марсианин ответил:

— Стоящий на земле не видит того, что за горизонтом, но Фобос видит все.

Он секунду помедлил, прежде чем произнести слово «Фобос». Как бы поясняя, он добавил:

— Джим Марлоу, я только недавно выучил твой язык. Прости меня, если я запинаюсь.

— Что вы, вы говорите великолепно! — совершенно искренне сказал Джим.

— Я знаю слова, но что они обозначают мне не всегда ясно. Скажи, Джим Марлоу, что такое «ландонзупарк»?

Джиму пришлось просить его повторить фразу, прежде чем стало ясно, что речь идет о Лондонском зоопарке. Джим попытался объяснить, но был вынужден остановиться еще до того, как закончил свою мысль. От марсианина повеяло такой холодной, неумолимой яростью, что Джим испугался.

Спустя некоторое время настроение марсианина резко изменилось, и Джим вновь купался в теплом потоке дружелюбия, который изливался на него подобно солнечным лучам и был не менее реален, чем свет Солнца.

— Джим Марлоу, ты дважды спас малыша, которого ты называешь «Виллис», от… — здесь он использовал сначала неизвестный Джиму марсианский термин, затем заменил его на «водянщиков». — Ты много таких убил?

— Штук несколько, я думаю, — ответил Джим и добавил: — Я убиваю их при каждой встрече. Они стали слишком умными, чтобы подолгу болтаться рядом с колониями.

Марсианин, казалось, обдумывал услышанное, но вновь сменил тему, когда, наконец, решил ответить:

— Джим Марлоу, два, а возможно, три раза ты спас малыша; один, а возможно, два раза наш малыш спас тебя. С каждым разом вы все больше привязывались друг к другу. День за днем вы все больше привязывались друг к другу, и теперь вы оба будете несчастны порознь. Не уходи отсюда, Джим Марлоу, оставайся. Я приветствую тебя в моем доме как сына и друга.

Джим покачал головой:

— Я должен идти домой. На самом деле, я должен идти домой прямо сейчас. Это очень великодушное предложение, и я хотел бы поблагодарить вас, но…

Он объяснил, какая над колонией нависла угроза и почему ему срочно необходимо доставить туда сообщение.

— Если позволите, сэр, мы — я и мой друг — хотели бы оказаться там, где К’бумч нашел нас. Только я хочу забрать Виллиса, до того, как мы уйдем.

— Вы хотите вернуться в тот город, где вас нашли? Вы не хотите вернуться домой?

Джим объяснил, что они с Фрэнком пойдут домой оттуда.

— А теперь, сэр, почему бы вам не спросить Виллиса, захочет ли он остаться или пойти вместе со мной?

Старый марсианин вздохнул точно так же, как, бывало, вздыхал отец Джима после бесплодной семейной дискуссии.

— Есть закон жизни и есть закон смерти, и каждый из них — закон перемен. Выветривается даже самая твердая скала. Понимаешь ли ты, мой сын и друг, что даже если тот, кого ты называешь «Виллис», вернется с тобой, однажды настанет время, когда малыш будет должен покинуть тебя?

— Ну да, наверное. Вы хотите сказать, что Виллис сможет пойти со мной?

— Мы поговорим с тем, кого ты называешь Виллис.

Старик обратился к Гекко, который вздрогнул и пробормотал что-то во сне. Затем все трое начали подниматься вверх по тем же коридорам; Гекко нес Джима, а старик шел чуть-чуть позади.

Они остановились в зале примерно на полпути к поверхности. Сперва здесь было темно, но, как только они вошли, зажегся свет. Джим увидел, что от пола до потолка комната была опоясана рядами маленьких ниш, в каждой из которых сидело по попрыгунчику, похожих друг на друга как однояйцовые близнецы.

Когда стало светло, малыши выдвинули свои глаза-стебельки и с интересом осмотрелись. Непонятно откуда донесся возглас:

— Привет, Джим!

Джим посмотрел вокруг, но не смог распознать говорившего. Прежде чем он успел что-либо предпринять, эта фраза прокатилась эхом по всей комнате:

— Привет, Джим! Привет, Джим! Привет, Джим! — звучало каждый раз голосом Джима.

В замешательстве Джим обратился к Гекко:

— Который из них Виллис? — спросил он, забыв перейти на местное наречие.

— Который из них Виллис? Который из них Виллис? Который из них Виллис? Который-который-который из них Виллис? — вновь грянул хор.

Джим шагнул в середину комнаты:

— Виллис! — скомандовал он, — иди к Джиму. Попрыгунчик пробкой выскочил из среднего яруса справа, плюхнулся на пол и подкатился к нему.

— Подними Виллиса, — потребовал он. Джим осторожно выполнил эту просьбу.

— Где был Джим? — поинтересовался Виллис. Джим почесал попрыгунчика.

— Ты не поймешь, если я скажу тебе. Послушай, Виллис, Джим собирается идти домой. Виллис хочет идти домой вместе с ним?

— Джим идет? — спросил Виллис с сомнением, как будто из-за неумолимого хорового эха ему стало труднее понимать.

— Джим идет домой, прямо сейчас. Виллис идет или собирается остаться здесь?

— Джим идет, Виллис идет, — заявил попрыгунчик так, будто это был закон природы.

— О’кей, скажи об этом Гекко.

— Зачем? — недоумевающе спросил Виллис.

— Скажи об этом Гекко, или останешься здесь. Давай, говори ему.

— Хорошо.

Обращение Виллиса к Гекко воплотилось в серию карканий и кудахтаний. Ни старый марсианин, ни Гекко ничего не ответили. Гекко подхватил двух малышей, и они вновь зашагали вверх. У входа в комнату Фрэнка и Джима Гекко отпустил их. Джим внес Виллиса.

Когда они вошли, Фрэнк поднял глаза. Он лежал, развалившись на шелке, а на полу, рядом с ним, пока еще нетронутая, стояла еда.

— Я вижу, ты его нашел, — заметил он. — У тебя ушло на это немало времени.