— У вас все?

— Да, с единственным дополнением, что все здесь присутствующие должны разойтись по домам.

— Они поступят так, как им нравится, — и я тоже. Мистер Крюгер, я изумлен: неужели дело, касающееся гражданских прав, не имеет общественного значения? Среди наших соседей есть такие, чьи ребята все еще находятся на попечении, если вы это так называете, директора Хоу. Им небезынтересно, как относятся к их сыновьям. Однако, не это является целью собрания. Даю вам слово, что ни я, ни мистер Саттон не намереваемся просить Колонию предпринять какие-либо действия в связи с обвинениями, выдвинутыми против наших сыновей. На таких условиях вы готовы убрать ваших исполнителей?

— Какова же, в таком случае, цель?

— Дело представляет огромную важность для каждого члена Колонии. Я расскажу о нем на собрании.

— Хм!

К этому моменту уже несколько членов Совета находилось среди толпы. Один из них, мистер Хуан Монтез, шагнул вперед:

— Одну минуту, мистер Марлоу, когда вы позвонили мне насчет собрания, я не знал, что Представитель против.

— Это дело вне компетенции Представителя.

— Такая ситуация еще никогда не возникала. Но ведь он обладает правом вето в отношении созыва собраний. Почему вы не сказали нам, чему посвящено собрание?

— Не уступай, Джеймс! — это был доктор Макрей, он протиснулся вперед. — Что ты за тряпка, Монтез? Мне жаль, что я голосовал за тебя. Мы встречаемся тогда, когда нам это нужно, а не тогда, когда Крюгер разрешит. Что думаете об этом, люди?

В ответ послышался одобрительный гул. Мистер Марлоу сказал:

— Я и не собирался говорить ему, док. Я хочу говорить при закрытых дверях.

Монтез и другие члены Совета сгрудились кучкой, обсуждая что-то. От них отделился Хендрикс, председатель:

— Мистер Марлоу, чистая формальность: вы не могли бы сказать Совету, зачем вам нужно это собрание?

Отец Джима покачал головой:

— Вы уже дали добро. В ином случае я нашёл бы двадцать подписей и вынудил провести собрание. Вы что, не можете противостоять Крюгеру?

— В подписях нет необходимости, Джеймс, — сказал ему Макрей. Он повернулся к быстро растущей толпе:

— Кто хочет собрание? Кто хочет услышать то, что Марлоу нам сообщит?

— Я хочу, — раздался крик.

— Кто это? А — Келли. Хорошо. Келли и я — уже двое. Найдется здесь еще восемнадцать человек, которые не пожелают спрашивать у Крюгера разрешение чихнуть? Говорите.

Раздался еще один возглас, за ним еще один.

— Это три и четыре.

Прошло немного времени, и Макрей сосчитал двадцатого. Он повернулся к Представителю:

— Убери от двери своих шестерок, Крюгер.

Крюгер сплюнул. Хендрикс пошептался с ним, затем сделал исполнителям знак уйти. Они были только рады. Толпа потекла в зал.

Крюгер подыскал себе местечко сзади, хотя обычно сидел в президиуме.

Отец Джима заметил, что ни один из членов Совета не стремился занять председательское кресло, и сам шагнул на трибуну.

— Давайте изберем председателя, — заявил он.

— Веди собрание, Джеймс, — это был док Макрей.

— В соответствии с установленным порядком, пожалуйста. Это выдвижение?

— Господин председатель…

— Да, мистер Конски?

— Я предлагаю вашу кандидатуру.

— Хорошо. Выдвигайте теперь другие.

Больше предложений, однако, не последовало, бразды правления были вручены ему единогласно.

Мистер Марлоу сообщил, что им получены новости, имеющие жизненно важное значение для Колонии. Затем безо всяких комментариев он рассказал о том, как Виллис попал в руки Хоу. Крюгер встал:

— Марлоу!

— Обращайтесь, пожалуйста, соответствующим образом.

— Господин председатель, — кисло согласился Крюгер, — вы сказали, что это собрание не для того, чтобы привлечь симпатии к вашему сыну. Вы просто пытаетесь избавить его от неприятной необходимости… Вы…

Мистер Марлоу опустил председательский молоток:

— Вы лишаетесь слова. Садитесь.

— Я не сяду. С нескрываемой наглостью вы…

— Мистер Келли, я назначаю вас парламентским приставом. Следите за порядком. Подберите себе помощников.

Крюгер сел. Мистер Марлоу продолжал:

— Это собрание не имеет никакого отношения к обвинениям, выдвинутым против моего сына и Фрэнка Саттона, но имеет отношение к новостям, которые я благодаря им получил. Все вы видели марсианских круглоголовых — попрыгунчиков, как их называют дети, и вы знаете об их изумительной способности повторять звуки. Возможно, большинство из вас слышали, как это делает любимчик моего сына. Случилось так, что именно этот круглоголовый присутствовал в кабинете Хоу, когда обсуждались кое-какие вещи, о которых нам всем необходимо знать. Джим, принеси сюда своего любимца.

Смутившись, Джим взошел на трибуну и положил Виллиса на председательский стол. Виллис посмотрел вокруг и тут же задраил свои люки.

— Джим, — тревожно шепнул его отец, — вытащи его оттуда.

— Попробую, — согласился Джим. — Ну давай, парень. Никто не обидит Виллиса. Вылезай. Джим хочет поговорить с тобой.

Его отец обратился к присутствующим:

— Эти существа — очень пугливые. Тише, пожалуйста. Ну что там, Джим?

— Я пытаюсь.

— Черт возьми, нам следовало бы сделать запись. Наконец Виллис выглянул наружу.

— Послушай, Виллис, дружище, — продолжал Джим, — Джим хочет, чтобы ты поговорил. Все ждут, когда ты заговоришь. Ну давай: «Прекрасный день. Прекрасный день, Марк».

— Садись, приятель, — подхватил Виллис. — Всегда рад тебя видеть, — затараторил он, повторяя слова Хоу и Бичера.

Кто-то узнал голос Бичера; раздалось приглушенное восклицание, когда он сказал об этом другим. Мистер Марлоу неистово жестикулировал, призывая всех успокоиться.

Вскоре, когда Бичер начал доверительно излагать свою теорию «законных взяток», Крюгер встал. Келли положил руки ему на плечи и вновь усадил его. Крюгер начал протестовать; Келли зажал ему рот ладонью и улыбнулся: это было именно то, к чему он постоянно стремился с тех пор, как Крюгера назначили руководить Колонией.

В промежутке между двумя важными разговорами аудитория заволновалась; жестами Марлоу объяснил, что самое интересное еще впереди. Волноваться, однако, не стоило: остановить уже начавшего говорить Виллиса было не проще, чем иного застольного оратора.

Когда он закончил, все озадаченно молчали, затем послышался ропот, мгновенно перешедший во всеобщий гам. Его сменил рев, поскольку каждый пытался перекричать другого. Марлоу ударил молотком, призывая всех к порядку, и Виллис, испугавшись, свернулся шаром. Вскоре молодой специалист по фамилии Эндрюс попросил слова.

— Господин председатель… мы понимаем, как все это важно, но насколько мы можем верить этой зверюге?

— А? Я не думаю, чтобы какая-либо из них оказалась способна повторять что-либо, помимо услышанного. Здесь есть эксперт-психолог, который мог бы дать свое заключение? Что вы думаете об этом, доктор Ибанез?

— Я согласен с вами, мистер Марлоу. Круглоголовый способен порождать речь, соответствующую его интеллектуальному уровню, но то, что он сейчас воспроизвел, предварительно должно было быть услышано. Он повторяет словно попугай. Сомневаюсь, что подобная «запись», если позволите мне так ее назвать, могла быть изменена после того, как ее запечатлела нервная система животного. Это непроизвольный рефлекс — сложный и великолепный, но все же рефлекс.

— Вы удовлетворены ответом, Энди?

— Нет, не совсем. Все мы знаем, что попрыгунчик — это только суперпопугай и не настолько умен, чтобы лгать. Но принадлежит ли этот голос Генеральному Представителю? Он похож на него, но я слышал его только по радио.

— Это Бичер, — откликнулся кто-то. — Мне достаточно часто приходилось слушать его ахинею, когда я жил в Сёртисе.

Эндрюс покачал головой:

— Голос действительно похож, но мы должны знать наверняка. Возможно, это талантливый актер.

Крюгер сидел не шевелясь, в состоянии шока. Новости были полной неожиданностью и для нею, так как Бичер, избегая риска, не доверял такой информации кому-либо из провинциальных чиновников. Однако, совесть Крюгера была не совсем чиста: в его официальной корреспонденции имелись некоторые намеки на то, что сообщение Виллиса соответствует действительности: миграция не могла произойти без ряда традиционных приказов, издаваемых Центральным бюро. Он также испытывал беспокойство, поскольку знал, что никакой подготовительной работы не производится, хотя, в соответствии с официальным заявлением, переселение должно было начаться меньше, чем через две недели.