Майор же, по всей видимости, решил, что изумлённое выражение лица Максима – следствие его короткого выступления. Поэтому решил успокоить бригадира:

― Да ничего – придут, и тех прогоним. Патроны в запасе имеются, слава Лешим.

Но Максим, тем не менее, не разделял благодушной уверенности майора. С этого дня он решил усилить ночные караулы. Теперь одновременно бодрствовали по двое – так, на всякий случай. Самое интересное, что Костик оказался прав, и к утру убитого каннибала на поле уже не было. Максим старался не думать о дальнейшей судьбе пропавшего тела, но от завтрака отказался – неаппетитные мысли сделали своё чёрное дело.

Но, несмотря ни на что, дело двигалось более чем успешно. Ведущий приучил общинников к безусловному подчинению и дисциплине. Уж как он это сделал, Максим не знал, но от работы мужчины не отлынивали. Считая бригадира полновластным представителем Ведущего и, значит, проводником воли Леших, общинники беспрекословно исполняли все его указания.

К концу недельной вахты землянки были готовы. Вернувшись в общину за провиантом и ножовочными полотнами, спустя два дня бригада вновь была у «своей» высоковольтной опоры. Ведущий пошёл навстречу Максиму, и оставил бригаду в том же составе. Проверенные люди, как-никак, а это не так уж мало для успешной совместной работы.

Максим посмотрел на табличку с черепом, пронзённым красной молнией. «Не влезай – убьёт!» ― гласила лаконичная надпись. Мужчина тут же вспомнил замечательные таблички, с предупреждением беречься атак из космоса. А ведь некоторые считают, что эти таблички, обрётшие популярность не без его, Максима, участия, стали причиной вторжения Леших. А уже кровавый разгул этих чудовищ стал причиной, царивших теперь в мире, голода и опустошения.

Максим старался поскорей прогнать эти мысли, ведь он невольно начинал верить, что во всём есть доля и его вины. Лучший способ избавиться от досужих мыслей – с головой погрузиться в работу. Максим принялся с энтузиазмом размечать места первых запилов. Распределив людей с пилками, он и сам время от времени пытался работать руками. Этого ему хватило, чтобы понять, что времени потребуется очень много. Хорошо! Значит, не придётся специально изощряться, пытаясь помешать обрыву линии электропередач. И остается надежда, что его родители находятся в относительной безопасности защищённого города.

Общинники трудились рьяно, будто от этого зависело их благополучие. Ясно – Ведущий велел работать на совесть. Люди обматывали концы ножовочных полотен тряпками, и принимались пилить. Пилили с сумасшедшим упорством, пока металлическая полоска, раскалившись от трения, не сгибалась в спираль или просто не лопалась на куски. Тогда, утерев пот и отдохнув несколько минут, человек брал новую пилку и снова подступал к прочному металлу опоры.

Максим про себя отметил, что этот сизифов труд результата почти не даёт. Канавки пропилов растут настолько медленно, что стоило бы плюнуть на всё и вернуться в лагерь. Но общинники, промыв и забинтовав лопающиеся с кровью мозоли, вознеся хвалу Лешим и мудрости Ведущего, вновь и вновь принимались за дело.

Что ж, возможно для них такая монотонная работа приятней рысканья по опустошённым деревням и посёлкам. Быть может, она для них более приемлема, нежели ловля ворон на зловонных свалках. Даже наверняка так оно и есть. И Максим стал догадываться, в чём истинная причина подобного рвения.

Дело тут не только в фанатизме. Просто Ведущий нащупал скрытые чаяния общинников к перемене установившегося не так давно порядка. Порядка не жизни, а выживания, где они оказались выброшенными из-за общего стола, на котором стояла и их еда тоже. И они увидели цель – лишить столицу электроэнергии.

Ведущий в красках, как он это умеет, живописал им последствия такой аварии. И они осознали, что в таком случае появится шанс всё поменять и улучшить жизнь свою и своих близких. Шанс, который появится, когда Москва погрузится во тьму и холод. И они пилили, сдирая кожу на ладонях, и изводя пачками ножовочные полотна.

Окружающее пространство также не давало им шанса расслабиться. Одна неделя прошла в относительном спокойствии, если не считать трёх кучек крайне истощённых людей, бесследно исчезавших после предупредительного выстрела.

Но вскоре им впервые пришлось прятаться от армейского патруля. После первой недели отчаянного перепиливания опоры, Максим отвёл бригаду в общину. Требовалось пополнить запас провизии и, конечно, прихватить пару ящиков пилок. Два дня работники отдыхали и залечивали мозоли, потом вновь отправились на свою «каторгу».

Первый день, как обычно, прошёл в дороге, подготовке рабочего лагеря и прочих мелких хлопотах. Рассвет второго дня уже был встречен противным, тонким скрежетом пилок по металлу. Вдруг, около полудня с «вороньего гнезда» раздался вопль Антоныча:

― Ти-и-ихо!

Грызня пилок послушно стихла. Максим с удивлением наблюдал, как Антоныч приладился ухом к стальной перекладине опоры. Минуту тот не двигался, потом стал быстро спускаться со своего наблюдательного пункта. Спрыгнув на землю, он подошёл к Максу.

― Бригадир, едут.

― Кто едет? Откуда?

― Техника большая, судя по шуму. Наверняка военные. Их пока не видно, только слышно – металл дрожь от земли улавливает. Я думаю, оттуда появятся, ― наблюдательный Антоныч ткнул пальцем в сторону предполагаемого появления опасности. Максим повернулся к вспотевшим пильщикам.

― Так, быстро всё побросали в землянки. Всё, до последнего обломка пилки и обрывка тряпки. Следы все заметите, и сами в землянки прячьтесь. Даю на всё три минуты. Я спущусь последним, когда проверю, что ничего не видно. Открывать землянки тоже буду я. Быстро, быстро!

Пильщики уложились в две минуты. Максим уже слышал вдали рев моторов и клацанье гусеничных траков. Он спрыгнул в землянку, аккуратно закрыв за собой лаз. Квадрат сухого дёрна лёг в пазы, как влитой. В тёмной норе, пропитанной запахом сырой почвы, слышалось только дыхание нескольких человек. Какое-то время более ничто не нарушало тишины подземного укрытия.

Потом тяжёлый гул машин стал нарастать, напоминая отдалённые раскаты грома. А вскоре грохот обрёл такую мощь, что с потолка и стен землянки стали сыпаться куски грунта. Они падали прямо на голову, и проваливались за воротник, заставляя невольно вздрагивать. Какое-то мгновение Максиму казалось, что вот-вот, и стены укрытия не выдержат, и похоронят под собой несчастных пильщиков вместе со своим бригадиром.

Но стены благополучно дождались, когда улеглась дрожь, вызванная тяжёлыми боевыми машинами. Вскоре рокот больших моторов уже едва доносился до слуха. Максим всё же дождался, когда воцарится полная тишина. Только тогда он осторожно выбрался наружу. Прекрасно – остались только свежие борозды следов, да облачко тёмной пыли вдали. Он открыл остальные землянки, и, поздравил всех с успешным испытанием их укрытий. Не зря потратили на них целую неделю. Общинники хором гаркнули привычное «слава Лешим», и вновь дружно завизжали пилки.

Так прошло целых три вахты: зуд ножовок сменялся ночным отдыхом, прерываемым для несения караула. Ещё раза три на горизонте появлялись малочисленные и пугливые ватаги оборванцев. Ещё раз пришлось прятаться от военных, объезжавших с дозором высоковольтную линию.

Трижды они ходили в лагерь общины, чтобы пополнить запасы еды и инструмента. Каждый раз Максим опрашивал общинников из поисковых и охотничьих отрядов, не слышал ли кто о сотнях женщин, угнанных бандитами из железнодорожного лагеря. И каждый ответ, в очередной раз приносил лишь разочарование – никто и ничего не слышал.

Холода с каждым днём становились всё невыносимее. Огонь приходилось постоянно поддерживать даже днём, чтобы работники могли отогревать замёрзшие пальцы и постоянно кипятить воду на чай.

Максим боялся, что дымные плети на фоне дневного неба выдают их расположение. А это значит, что при следующем объезде, военные станут более тщательно проверять место, откуда тянутся столбики дыма. Максим со страхом ловил посторонние шумы, боясь услышать рокот мощных двигателей. Он понимал, что работать они смогут от силы ещё неделю. Ведь, без предательски заметных дневных костров, им гарантирована эпидемия обморожений.