Похоже, этот, с топором тоже понял, что за распахнутой дверью у этого мужика с трубой что-то припрятано. И ещё, заметив, что оппонент покрепче телом, чем он сам, наверняка догадался, что одному с ним не справиться. Откуда-то раздались голоса:

― Лысый, ты куда провалился. Уже темнеет, беги сюда.

Тот, кому был адресован этот призыв, обернулся на крик и распахнул желтозубую пасть.

― Эй, мужики, здесь…

Что «здесь» мужики уже не услышат, потому что Максим сообразил в доли секунды, как спасти своё положение. Только незваный гость отвернулся, Максим тут же бросил трубу, сжал лом обеими руками и бросился на врага. Тот слишком поздно услышал быстрые шаги за спиной. Когда он обернулся к Максиму, острый конец лома с хрустом воткнулся ему в переносицу. Кожа и черепная кость на уровне лба раскрылись как ухмыляющийся рот, и кровь укрыла грязное лицо багровой вуалью.

Мужик со стонущим звуком осел в снег. Макс вернулся за трубой, и быстро вбежал в помещение. Задвинул засов, и сразу же бросился за оружием. Часа два он терпеливо дежурил у двери. Слышал какое-то время голоса, зовущие «Лысого», но довольно скоро они стихли. Похоже, знакомые мужика с расколотой головой не смогли в темноте отыскать следов своего приятеля. Перед тем, как подняться наверх, Максим осторожно вышел наружу, оттащил мертвеца на противоположную сторону улицы, и спихнул в открытый подвал. На обратном пути он прихватил топор покойного.

Закрывая за собой дверь, он с облегчением заметил, что начал сыпать густой снег. Завтра все следы будут укрыты ровным белым слоем. Максим на радостях вознёс хвалу Лешим, хоть всегда внутренне посмеивался над этой смешной привычкой лесопоклоннников.

Он отволок трубу в кабинет, и при свете масляной коптилки, закончил сооружение печи. Один конец трубы он, примяв ломом, запихнул в верхнее отверстие бочки. Другой раструб вытянул в форточку, выбив кусок стекла. Прорехи заткнул тряпьём. Печь готова!

И всё же, спешить с растопкой Максим не стал. Сначала решил побеспокоиться о безопасности. Ведь, если такие компании гуляют туда-сюда по улицам, не хотелось бы, чтобы они видели отсветы печного пламени в окно. Ночью в мёртвом городе его окошко будет сиять подобно маяку, будто призывая всякое опасное отребье: «Заходите к нам на огонёк».

Ещё засветло Максим видел на стенах кабинета тонкие фанерные щиты, с наклеенными листами текста, диаграммами и плакатами назидательного содержания. Это, как раз то, что нужно! Максим сумел отодрать щиты вместе с маленькими гвоздями, на которых те висели. Потом, с помощью тех же гвоздиков, приколотил фанеру к оконным рамам. Остались небольшие прямоугольные прорехи, поэтому Максиму пришлось поискать похожие информационные щиты в соседних кабинетах. Наконец, с устройством светомаскировки было успешно покончено, и Максим слегка немеющими от холода руками, приступил к розжигу своей «чудо-печи».

В большую дыру Максим напихал дров, растопки и разжёг огонь. Сначала печь жутко дымила, так, что Максим едва не задохнулся в тесном кабинете. Но, когда железные бока бочки и битый кирпич прогрелись, гарь перестала наполнять комнату. Постепенно рядом с печью стало гораздо теплее, и Максим перестал дрожать. Он открыл банку консервов, поставил их на днище бочки разогреть, и задумался о сегодняшнем происшествии.

Прокручивая в памяти сцены этого вечера, он изумился, как легко разделался с сегодняшним пришельцем. Не раздумывая, он использовал удачный момент, и прибил незнакомца, как надоедливую муху. Максим невольно сравнивал свои теперешние ощущения с теми, что терзали его душу после убийства бродяги на остановке. А ведь, тогда это был приступ гнева, в отличие от сегодняшнего желания устранить угрозу своей безопасности.

Даже чтобы воткнуть нож в Топора, Максиму потребовалось заставить себя, перебороть своё отвращение к убийству. А ведь, Топора он искренне ненавидел, и тот грозил ему смертью. Похоже, каждое последующее убийство требует всё меньше раздумий. Но и само состояние окружающего мира не способствует долгим размышлениям. «Кто долго думает – мало живёт», ― горько усмехнувшись, сделал вывод Максим.

Подкрепившись, и убедившись в прочности засовов и подпорок, Максим разложил спальный мешок недалеко от печи. Какое-то время он прислушивался, не доносятся ли с улицы какие-нибудь подозрительные звуки, но потом уснул. Спал Максим долго и без сновидений. А разбужен был невероятным шумом, доносившимся от двери.

Максим попытался резко вскочить, но пребольно ударился, запутавшись в спальнике. Высвободившись, Максим схватил дробовик и осмотрелся – в комнате никого не было. Сквозь щели между листами фанеры, которые закрывали окна, лился тусклый утренний свет. Однако шорох не стихал – кто-то настойчиво копошился с обратной стороны двери. Максим встал, и направил ствол в сторону шума.

― Валите отсюда, или я начну стрелять.

На пару секунд шуршание прекратилось, но потом появилось вновь.

― Вы чего, уроды, бессмертные? ― Максим шарахнул пучком картечи в центр двери, выломав приличную дыру с рваными краями. Сквозь клубы пахучего сизого дыма было видно, что за дверью – никого. Зато снизу слышался топот мелких, когтистых лапок, и визг, будто скребущий гвоздём по черепной кости.

Максим поёжился. Крысы! Он аккуратно выглянул в простреленную дырку, и заметил около двух десятков шершавых хвостов, растущих из здоровенных серых задниц, откормленных на мороженых трупах. А, впрочем, только ли на трупах? Такая толпа пасюков могла, при желании, и какого-нибудь уснувшего доходягу загрызть.

Максим просунул ствол в дырку, и, приняв толчок отдачи в плечо, пустил вслед длиннохвостым ещё пачку свинцовых шариков. Три крысы закувыркались по полу, вереща и дёргаясь всем телом. Остальные с визгом прибавили ходу, и скрылись из коридора.

Вот твари! Почувствовали тепло и запах еды - теперь будут грызть двери и стены, чтобы добраться до цели. Чёрта с два их напугаешь – обязательно вернутся. Максим осмотрел дверь, и оценил заметные повреждения от крысиных зубов. Потом размозжил прикладом головы пытавшимся уползти раненным крысам.

Взяв за хвосты, он отнёс их в кабинет, и швырнул в жерло печи – стоит спалить эту заразу, чтобы не нюхать потом трупный смрад из коридора. Максим уже успел узнать, как может испортить жизнь гниющая тушка крысы, когда одна сдохла в подъезде его дома. Так что, пока пусть поваляются на вчерашней золе в ожидании вечерней растопки.

Максим испытывал острейшее отвращение к этим суетливым зверькам. А когда их столько, да ещё такие крупные. Бр-р-р! Максим поёжился, отгоняя мысли о мерзких грызунах. Однако, дрожь не прошла окончательно. Максим решил разогреть себя работой – требовалось заготовить дров, а для этого надо пособирать остатки мебели в соседних кабинетах.

В смежном классе, куда в первую очередь проник Максим, окна никто не заколачивал, и свет щедро проникал в помещение. Судя по его ослепительной яркости и густо-аквамариновым участкам неба в проёмах оконных рам, ночной снегопад уступил место солнечной и морозной погоде. Об этом можно было судить и по сочащемуся в щели холоду.

Прежде чем заняться шумной заготовкой топлива, Максим решил осмотреть улицу. На полусогнутых ногах, он подкрался к окну, и осторожно выглянул наружу. Прекрасно! За ночь роскошные сугробы укрыли вчерашние следы, и теперь миллионами ослепительных искр отражали холодное зимнее солнце.

Максим с облегчением выдохнул облачко мутного белого пара, тут же осевшего на стекле морозным узором. Отлично, теперь на какое-то время он располагает контрольно-следовой полосой. Даже не обременяя себя постоянным наблюдением за улицей, он сможет распознать по следам обо всех передвижениях рядом с его убежищем.

Успокоенный, Максим принялся старательно выламывать ножки стульев, и крушить рамки от портретов писателей. Всё, что могло гореть в печи, он ломал и относил в своё зимовье. Вытащив из соседнего кабинета всё, что способно гореть, Максим спустился, чтобы проверить засовы на дверях и решётки на окнах. Всё ещё истекающий жарким потом после заготовки дров, он вернулся в своё логово, уже успевшее выстудиться.