Не было времени любоваться делом рук своих – не дожидаясь, пока рассеется облачко пороховых газов, мужчина вскочил, и на слегка затёкших от напряжения и лежания на земле ногах бросился в сторону сгоревшей деревни. Душераздирающий визг, пробирающий до дрожи скулёж, и громкий лай за спиной, дали понять что выстрел достиг цели. Максим, заслышав этот красноречивый хор, будто получил заряд свежих сил, и помчался с горы, как на незримых крыльях, едва касаясь земли ногами.

Григория он не видел, и не знал – радоваться удаче или сокрушаться возможному провалу. С одной стороны, Григорий мог найти укрытие, и надёжно спрятаться от страшной угрозы. Однако, существовала возможность того, что напарник, не выдержав боли от полученных ран, или ослабнув от потери крови, просто упал в какую-нибудь малозаметную канавку, и теперь лежит там без сознания.

Времени на поиски и раздумья у него не было совершенно. Не снижая темпа бега, Максим набрал побольше воздуха в лёгкие, чтобы криком привлечь внимание напарника, но болезненно попав ногой в какую-то ямку, смог издать лишь нечленораздельный рёв. Однако, в ответ послышался выкрик, громко прозвучавший откуда то из-под ног.

― Макс, давай сюда. Быстрее.

Максим, не сразу сообразил, откуда звучит голос Григория. С ходу, он едва не напоролся на приоткрытый люк подвала, умело замаскированный кусками обгорелых брёвен, досок, и кучками пепла. Именно из чёрной утробы подземного укрытия, показалось знакомое лицо.

― Макс, прыгай в подвал за мной. Смотри, только ноги не переломай.

Максим резво обогнул крышку люка, придержал её, давая возможность спуститься покусанному Григорию, и сам принялся в кромешной тьме нащупывать ногой дощатые ступени. Крышка захлопнулась над головой, едва не шлёпнув гостя по макушке. Максим пригнулся, и почувствовал какое-то движение поблизости. Вновь скрипнула тяжёлая крышка, впустив полосу дневного света в тесное подземелье. В проёме показался щуплый старичок, который тут же принялся прыскать вокруг люка из какой-то пластиковой бутылочки. К тяжёлому запаху сырой земли добавилась резкая вонь какой-то едкой смеси, с немалой долей уксуса и нашатыря.

Люк захлопнулся, и в темноте прозвучал сиплый шепоток:

― Это от собачек. Вы не против, если мы пока без света посидим. Потерпите, пока стая уйдёт, мы тогда рану обработаем.

Максиму было неуютно в кромешной тьме, а после этого «мы» дискомфорт усилился. Он прокашлялся, чтобы обозначить в темноте своё местоположение, и спросил, стараясь говорить, как можно тише:

― А сколько вас здесь?

― Я, да супруга моя – с вами четверо получается, -- простуженный шёпот звучал совсем близко. Можно протянуть руку, и ухватить шептуна за хрупкое горло. Похоже, старичок не очень беспокоится о своей безопасности. Значит, того же доверия он ожидает и от нечаянных гостей. Но Максим продолжал сомневаться, действительно ли здесь, кроме старика и его жены никого нет. Может, оттого он так и спокойно относится к незнакомцам, что в темноте сидят несколько дюжих «внучат» с ножами наизготовку. И всё же, в любом случае оставаться снаружи сейчас куда опасней, чем здесь – в сумрачной неизвестности подвала. Опасность, клыкастой лавиной бурлящая наверху, точно не оставляла ни единого шанса выжить. А здесь…

Максим решил убедить хозяев в своей лояльности, чтобы не получить в темноте удар ножом в горло, или камнем по голове.

― Спасибо, что пустили нас. Без вас мы бы точно погибли.

― Да, что ты, мы тут от одиночества скоро, как псы эти выть начнём. Вам, ребятишки, спасибо, что зашли. А теперь, т-сс – все молчим, а то у собачек, не только нюх хороший, но и слух неплохой.

На пару секунд подвал стал территорией абсолютной тишины. Потом появился, и стал постепенно нарастать шорох сотен бегущих лап. Не один раз когти скребли крышку люка, и этот скрежет заставлял в ледяном страхе сжиматься сердца спрятавшихся. Но пугающее царапанье, к всеобщему облегчению, подолгу не звучало – видимо, разбрызганная стариком химия отпугивала псов лучше некуда.

Полчаса сумбурного шороха над головой подействовали на Максима угнетающе – всегда неприятно сидеть в темноте, понимая, что не в силах что-либо изменить, а можешь лишь ждать неведомой развязки. Поэтому, когда топот собачьих лап схлынул, подобно шумной прибойной волне, несущей песок и мелкие камни, Максим вздохнул с облегчением. Где-то рядом раздался страдальческий стон. Похоже, Григорий эти полчаса, сжав зубы, терпел боль, не желая случайным всхлипом привлечь внимание одичавших собак к их укрытию.

Спустя ещё минуту, в полнейшей тишине, вспыхнул свет пузатенькой жестяной коптилки с треснутым стеклом. Максим закрыл ладонью привыкшие к темноте глаза, так как, даже тусклый свет неприятно резанул их в первое мгновение. Потом, проморгавшись, он осмотрелся, и понял, что старик не врал – в довольно просторном подвале никого, кроме Григория и престарелой супружеской четы не было. Максиму стало даже слегка неудобно за свою излишнюю подозрительность, и он порадовался, что не высказал тогда свои соображения вслух.

Теперь у него появилась возможность осмотреть спасительный подвальчик. Да, квадратная форма говорила о том, что над подземельем некогда, до пожара, стоял дом. Несколько массивных деревянных столбов подпирали балки, несущие шероховатые доски, которые местами прогорели насквозь. Под этими «ожогами» тонкие колья враспор держали листы фанеры, пластика, а то, просто, толстого картона – видимо уловка хозяев, чтобы земля в щели не сыпалась.

Кое-где земляные стенки были укреплены щелястыми щитами из досок, в иных же местах стенки шли пологим склоном. На этих самых уклонах росли необычные «лопоухие» грибы. Максим, не будучи грибником и, даже, просто ценителем грибной кухни, всё же предположил, что растут они здесь неспроста. Кое-где, за щитами, крепившими стены, прятались ящички, доверху набитые разноцветными склянками, баночками и бутылками.

«Прямо, как в аптеке», ― подумал Максим, и перевёл взгляд в другой угол. Там стояла конструкция, напоминавшая ширму, и служившая, видимо, подобием туалета для исключительных ситуаций, когда подолгу нельзя выползать наружу. В метре от «грязного» угла стоял высокий ящик с промасленными бутылками и небольшими канистрами, служившими, наверняка, для хранения керосина, или, чего они там используют в качестве топлива.

Ещё в подвале уместились два массивных «барских» сундука – такие раньше служили в деревнях одновременно кроватью и складом для всяческого тряпья. Несколько низеньких скамеечек, журнальный столик с подпиленными, в угоду подвальной тесноте, ножками, да ворох старой одежды в углу – вот, пожалуй, и всё, что выхватил глаз Максима из скудно освещаемой обстановки.

Старушка в тугой косынке тёмного цвета, привыкшая горбиться в тесном подземелье, склонилась над раненной рукой Григория. Её супруг суетливо скакал из угла в угол, поднося ей коробочки, скляночки, не уставая при этом непрестанно болтать.

― Сейчас, паренёк, бабка тебя подправит. Она у меня, ведь, фельдшером всю жизнь работала. Не врач – академик, или как их там называют, если баба. А я сейчас поесть соображу.

Дед принялся разжигать допотопный керосиновый примус. Максим не скрывая удивления смотрел на это устройство, виденное им лишь в далёком детстве. Он то считал, что подобные вещи можно найти лишь в музеях, да на сельских свалках. Оказывается, напрасно люди так пренебрежительно относятся к вещам, проверенным суровыми временами нищеты и частых отключений электричества.

Наконец, пламя керосинки запылало более-менее устойчиво, а старичок юркнул к дальней стенке, и отворил ещё один небольшой люк в полу.

― А тут у нас, ребятки, ледник. Вы-то, небось, и не знаете, что это такое. Это вроде холодильника, только не на электричестве, а на ледовой тяге. Льда за зиму народилось, ого-го, как немало.

Шустрый хозяин подвала, запалив свечной огарок в стаканчике, опустил его в квадратную дыру, сам перегнувшись следом так, что снаружи осталась лишь часть тела ниже пояса вместе с ногами. Из этого самого ледника он поочерёдно вытащил кастрюлю с закопченным днищем, и запотевшую бутылку с тёмной жидкостью. Кивнув Максиму, он попросил: