Немного отдышавшись, и собравшись с мыслями, Максим попытался сообразить, в какую же сторону ему следует пойти. Попытки раскрыть перед мысленным взором атлас Московской области результата не дали, так как Максим на этот раз действительно заблудился. На что он мог опереться в выборе верного направления, так это на ночные вопли, которые, можно сказать, вывели его на дорогу. Закрыв глаза, Максим, попытался представить, откуда могли звучать ночные стоны. Он, конечно, порядком покружил, прежде чем выйти сюда, но, готов был поклясться, что идти надо в правую сторону – туда, где серыми змеями корчились стволы осин. Люди, что отчаянно вопили ночью, должны быть в той стороне.

Отдохнув ещё с полчаса, Максим побрёл в направлении осинника. Но, идти пришлось дольше, чем он рассчитывал. Просёлок вёл Максима сквозь однообразие торфяных болот, хилых рощиц, ползучих кустов и размякших лужаек. Надежды на то, что трупное зловоние, порождённое обилием сдохших от голода и болезней зверей, станет терпимее, также не оправдались. Мало того, теперь этот тошнотворный газовый коктейль, пополнился тяжёлым духом болот с отчётливыми нотками протухших яиц.

Несмотря на жаркое солнце, Максиму пришлось достать из мешка свитер, и обмотать его вокруг нижней части лица, на манер медицинской маски. В этот момент, запах шерсти с потом, был для Максима предпочтительней «чистого» воздуха дикой природы. Так он и шёл, истекая потом, и мучаясь одышкой, пока, выйдя из очередных кустов, не заметил вдали покосившийся сарай. В такие постройки, обычно, складывали на зиму сено. Да, чёрт с ним, с сеном – увидев это строение, Максим понял, что поблизости должно быть жильё. Он вновь невольно ускорил шаг.

И он оказался прав – за ближайшим поворотом показались ветхие деревянные домишки, подпоясанные дощатыми заборами. А возле самого первого дома суетился какой-то мужик в камуфлированных штанах защитного цвета. Одежда такой «боевой» раскраски была одно время очень популярна в среде дачников, грибников, а также ярых любителей охоты и рыбалки. Этот человек выглядел крайне озабоченным, и ковырялся у забора с лопатой, расчищая неглубокую канавку, и не обращал ни на что внимания.

Максим подошёл к незнакомцу, и громко окликнул его:

― День добрый. Не подскажете, куда я попал?

Но человек с лопатой, будто и не слышал, что к нему обращаются. Максим демонстративно откашлялся, безуспешно пытаясь таким способом привлечь внимание, и почти прокричал:

― Я говорю, здравствуйте! Как это место называется?

Наконец, мужчина разогнулся, поправил чёрную шерстяную кепку, и повернул к Максиму лицо какого-то пугающе-синеватого оттенка. Под покрасневшими глазами набухли мешковатые складки, а в уголке рта собралась желтоватая пена. Мужчина утёр грязной ладонью губы, и заговорил:

― А то ты не знаешь, как называется. Ты меня за дурака-то не держи. Сюда просто так не посылают. Ладно, жди, сейчас я тебя отмечу, ― и мужик, надсадно кашляя, скрылся в избе. Сквозь распахнутую дверь доносились звуки открываемых ящиков, переставляемой посуды, и кашля, перемежаемого отчаянной руганью.

Максим ждал, переминаясь с ноги на ногу. Это упражнение ему быстро надоело, и он попытался прислониться к забору. Но едва не рухнул на спину, когда доски стали разъезжаться под его весом. Максим с трудом устоял на ногах, размахивая руками так же бестолково, как выпавший из гнезда птенец машет куцыми крылышками. После такой осечки он решил осмотреть забор повнимательней. Так и есть – несколько досок свободно болтались на одном гвозде, и расползались в стороны при малейшем касании.

Максиму даже понравилось раздвигать, и отпускать дощатые створки, наблюдая, как они с сухим треском бьются одна о другую. В этой нехитрой детской забаве он даже находил некоторое успокоение своим расшатанным в конец нервам. Скрип, стук, скрип, стук – всё равно мужик в доме застрял, и, похоже, не очень торопится. А, может, он вообще забыл про гостя – судя по внешнему виду, мужичок не совсем здоров, так что наличие провалов в памяти исключать не стоит.

Максим в очередной раз раздвинул, украшенные пятнами лишайников, доски, но в этот раз решил посмотреть, что находится там, за забором. Увиденное произвело на Максима эффект, подобный тому, что случается от выплеснутого в лицо кипятка. Он невольно отшатнулся, едва не переломав пальцы схлопнувшимися досками.

Подождав немного, пока схлынет первая волна испуга и отвращения, Максим вновь раздвинул доски. Всё-таки глаза его не обманули – на вскопанной земле были беспорядочно свалены скорченные человеческие тела. Застывшие в гротескных позах, доступных разве что самым искусным «гуттаперчевым» циркачам и гимнастам, трупы, а это были мертвецы, без сомнения, образовывали подобие пологого кургана. Целый холм застывших в нелепых позах тел.

Смерть, судя по состоянию покойников, настигла их недавно. А жуткие гримасы указывали на то, что конец их был полон ужасных мучений. Ещё больше потрясли, видавшего виды мужчину, грубо отделённые от туловищ конечности. Казалось, ноги и руки, просто выдирали из людских тел, заставляя их мучиться ещё больше перед гибелью. Некоторые мертвецы были перемазаны жирной копотью, как кочегары с «Титаника».

Максим только сейчас понял, чьи крики и стоны он слышал этой ночью. Ясно, что это были не галлюцинации, и не призраки, но теперь Макс сожалел об этом. Его будто заворожило зрелище стоящих по стойке «смирно» ног, у которых выше пояса не было ничего, кроме клочков бледной плоти. Рассматривая ужасающие картины смерти, Максим не сразу обратил внимание на тяжёлый сап за спиной. Поэтому, услышав задыхающийся голос, дёрнулся от неожиданности.

― Этого так скрючило, что пришлось пополам разрубить, чтобы с чердака снять. И чего он туда попёрся? Кхе-кхе…

Максим обернулся, и, не успев оправиться от шока, вытаращив глаза уставился на хозяина жуткого участка. Тот с минуту задыхался сильнейшим кашлем, потом снова заговорил, с трудом проталкивая слова сквозь плотный свист одышки:

― Чего это ты? Все там будем. А, чего ты хотел здесь увидеть? Хорош глаза таращить, говори, кто ты такой. Книгу я так и не нашёл, пока запомню, потом найду и запишу.

Максим, слушал слова человека в кепке, но их смысл таял, не успев добраться до его сознания. Всё казалось каким-то ненастоящим, будто он неожиданно вышел из-за кулис на театральную сцену, причём, к самой развязке незнакомого спектакля. Максим сам себе удивлялся, что до сих пор стоит перед этим странным типом, не пытаясь вытащить из мешка верный стальной тесак, а, пытаясь, хоть что-то выяснить. Впервые, после того, как увидел гору скорченных мертвецов, Максим открыл рот:

― Запишешь? Куда ты меня запишешь? Кто ты такой, и что это такое? ― на последних словах, Максим указал рукой на забор. Его собеседник нахмурился и ещё больше потемнел лицом.

― Ты чего, и впрямь с Луны свалился, что ли? Я староста здешний, и должен тебя отметить, чтобы там знали имя и фамилию выбывшего. Давай, называйся, у меня ещё с этими дел по горло, ― староста говорил, с огромным трудом подавляя одышку. При этом, на слове «там» он пальцем указал куда-то наверх, а, произнося «с этими», указал на забор.

Путаница в голове Максима стала ещё гуще, и он сорвался на крик:

― Где это там? И кто эти, за забором?

― Там - это в штабе, а за забором наши товарищи по несчастью. И если ты сюда пришёл, значит, скоро окажешься на их месте, ― староста говорил это таким будничным тоном, будто пророчил гостю не место в куче изувеченных трупов, а участие в состязании грибников.

Несмотря на спокойный голос старосты, Максим расценил обещание оказаться среди мёртвых, как прямую угрозу. Однако, видя, что этот странный человек ведёт себя совершенно спокойно, не стал набрасываться на него с ножом, или с кулаками. Он просто пошёл дальше, в глубь деревни, не упуская из виду, задыхающегося в кашле, старосту.

― Не знаю я никакого штаба, и плевал я на то, что им моё имя нужно. По-моему, ты конченый псих, и не вздумай идти за мной, не то сам окажешься среди этих, в куче. А я пойду дальше своей дорогой. Тебе лечиться надо, а не корчить из себя начальника деревни.