— Боюсь, я тут попал в затруднительное положение. Не могли бы вы подать мне руку? Нет-нет, не в буквальном смысле слова, — поспешно добавил тот же самый голос. — Отвратительный фокус маркизы де Винтер. Одна и та же старая шутка, из года в год. Я говорил императору, чтобы он прекратил так делать — все равно никто не смеется, но...

— Симкин? — изумленно спросил кузнец и заспешил в дальний угол, где и вправду обнаружил молодого человека. Симкин безуспешно пытался выбраться из-под груды инструментов. — Малый, ты что здесь делаешь?

— Тсс! — прошептал Симкин. — Никто не должен знать, что я здесь...

— Ты не находишь, что об этом поздновато говорить? — мрачно поинтересовался кузнец. — Ты уже перебудил грохотом половину поселка...

— Это не моя вина, — брюзгливо отозвался Симкин, бросив уничтожающий взгляд на груду инструментов. — Я был... А, ладно, не важно.

Он понизил голос.

— Блалох здесь сегодня появлялся?

— Да, — буркнул кузнец, беспокойно оглянувшись.

— Он что-нибудь нашел? Что-нибудь забрал? Мне совершенно необходимо знать. Это очень важно. — Симкин с волнением взглянул на кузнеца.

Кузнец нахмурился. Он колебался.

— Ну, — сказал он несколько мгновений спустя, — думаю, если я тебе скажу, вреда с этого не будет. Он не велел хранить это в тайне. Он нашел тигель.

— Тигель? — Симкин приподнял бровь. — И все? Я хотел сказать: их же у вас тут много, они, должно быть, валяются повсюду.

— Да, много. Но он нашел какой-то заинтересовавший его и забрал с собой. А теперь давай-ка вали отсюда, а то я собираюсь уходить. И кстати, ты как сюда пролез, что я тебя не видел? — запоздало спохватился кузнец и взглянул на Симкина с подозрением.

— О, меня легко не заметить. — Молодой человек небрежно взмахнул рукой. Его яркий наряд блестел в свете горна. — А этот тигель — в нем что, было что-то странное?

Кузнец нахмурился еще сильнее. Он крепко сжал губы и погнал Симкина в сторону выхода.

— Вот, например, в этой штуке есть нечто странное, — небрежно произнес молодой человек, споткнувшись о разбитую форму.

— Не знаю, — неприветливо отозвался кузнец, когда они в конце концов добрались до выхода из пещеры. — А ты можешь сказать всякому, кто будет спрашивать, что в кузне не будет больше никаких ночных работ. Долго. Может быть, никогда.

И кузнец мрачно покачал головой.

— Ночных работ? — переспросил Симкин, пожав плечами и как-то странно улыбнулся. — О, я думаю насчет этого вы ошибаетесь. Еще раз здесь поработают ночью — хотя вас это не должно волновать, — успокаивающе сказал он встревоженному кузнецу. Тот угрюмо взглянул на Симкина, запер дверь кузни и запечатал ее заклятием.

Палата Предосторожности была односторонним средством связи. Епископ Ванье мог с ее помощью связаться со своими приспешниками. Они же не могли связаться с епископом. Проектировщики сделали это нарочно, дабы приспешники не могли выйти из-под власти своего хозяина. Но в этом был и недостаток: они не могли сами выйти на связь даже в случае какого-нибудь совершенно неотложного дела или тогда, когда требовалось получить инструкции. Этот недостаток не особенно беспокоил епископа; он привык столь тщательно все контролировать, что ему не верилось, будто такая ситуация когда-нибудь возникнет.

Потому он был неприятно удивлен, войдя тем осенним вечером — уже стояла поздняя осень — в Палату Предосторожности и почувствовав, что самая темнота вокруг него гудит и вибрирует от избытка энергии. Хотя приспешники не могли связаться с епископом, Палата настолько тонко воспринимала разумы тех, кто с нею соприкасался, что любой из них мог, сосредоточившись мыслями на хозяине, дать ему знать, что в нем возникла нужда.

Раздраженный Ванье уселся в кресло. Закрыв глаза, он спокойно и неспешно очистил свой разум от всяческих препятствий и мешающих мыслей, сделав его чистым и открытым для ощущений. Одно из них возникло почти мгновенно. Епископа тут же захлестнуло зловещее, угнетающее предчувствие. Он вдруг понял, что уже некоторое время ожидал — нет, боялся этого.

— Я здесь, — сказал Ванье этому ощущению в собственном сознании. — Что тебе нужно? Мы не разговаривали некоторое время. Я полагал, что все идет как надо.

— Все идет как не надо, — отозвался голос, столь незамедлительно, что Ванье понял: его ждали. — Джорам отыскал темный камень.

Хорошо, что приспешник не мог видеть, что происходило с его хозяином в этот момент, — иначе его доверие к хозяину оказалось бы поколеблено. Полное лицо епископа словно оплыло; пальцы, постукивавшие по подлокотнику кресла и напоминавшие ползущего паука, вдруг скрючились, а затем крепко сжались в кулак. Как здесь холодно! Надо же, он никогда прежде этого не замечал... Плотной рясы оказалось недостаточно, чтобы...

— Вы там?

— Да, — отозвался Ванье, облизав пересохшие губы. — Я подумал, что вы, возможно, допустили ошибку в своих словах. И ждал, пока вы поправитесь.

— Если кто и допустил ошибку, то уж никак не я, — парировал голос в голове у епископа. — Я же вам говорил, что здесь хранятся древние книги.

— Это невозможно. Согласно хроникам, они все были изъяты и уничтожены.

— Значит, хроники ошибаются. Но это сейчас не важно. Вред уже причинен. Он знает о темном камне. И не просто знает — он с помощью вашего каталиста научился его ковать!

Ванье зажмурился. Тьма закружилась вокруг него. На мгновение ему почудилось, будто кресло и вправду заскользило и запрокинулось, и епископу стало страшно. Он в отчаянии вцепился в подлокотники и заставил себя расслабиться и обдумать это дело спокойно, без эмоций. Паника к добру не приведет. Да и причин паниковать пока что нет. Да, события повернулись непредвиденным образом, но с ними можно управиться.

— Что, вы снова ждете, чтобы я исправил ошибку?

— Нет, — холодно отозвался Ванье. — Я просто обдумывал возможные последствия этого ужасного происшествия.

— О, тут особо думать нечего. Теперь, когда у нас имеется темный камень, Шаракан и Техники вполне могут выиграть войну. Теперь не нужно стараться и поддерживать баланс сил. Когда мы можем установить любой нужный нам масштаб, баланс становится бессмысленным.

— Интересная мысль, друг мой, и вполне достойная вас, — сухо заметил Ванье. Медленно разгорающееся пламя гнева постепенно сжигало его страх. — Однако же позвольте вам напомнить, что здесь творятся дела, о которых вы не имеете ни малейшего представления. Вы, так сказать, всего лишь одна из карт на столе. Да, то, что вы сказали, изменит наши планы, но ненамного. Теперь я должен немедленно заполучить мальчишку. И то, что он сделал из темного камня. Это приказ. Полагаю, вы также должны прислать ко мне этого недоумка каталиста. Что вы там с ним сделали? — Ванье наконец-то обнаружил подходящую отдушину, позволяющую дать выход бессильной ярости. — Он же был не крепче прутика, когда уходил отсюда! Вам полагалось сломить его, а не придавать ему сил!

— Прутик?! Вы ошиблись в нем, как ошиблись и во многом другом. А отсылать парня к вам слишком рискованно. Давайте я просто убью его и каталиста...

— Нет!!! — вырвалось у Ванье. Его пухлые руки впились в подлокотники с такой силой, что пальцы побелели.

— Нет, — повторил епископ, сглотнув. — Парня нельзя убивать. Надеюсь, я ясно выразился? Попробуйте только ослушаться меня, и превращение в чудище покажется вам завидной судьбой по сравнению с тем, что будет ждать вас.

— Вам придется сперва поймать меня, епископ, — а я, позвольте вам напомнить, очень далеко от вас...

Ванье глубоко, судорожно вздохнул.

— Этот парень — принц Мерилона, — процедил он сквозь стиснутые зубы.

Несколько мгновений стояла тишина, потом собеседник епископа пожал плечами.

— Тем лучше. Принцу полагалось умереть. Я просто исправлю очередную вашу ошибку...

— Это не ошибка, — проговорил Ванье запекшимися губами. — Говорю вам: этого парня нельзя убивать! Если вы так требуете, чтобы вам назвали причину, то... то я попрошу вас вспомнить... о Пророчестве.