Скачущие мысли собирались в стихи — наполовину по-французски, наполовину по-итальянски. Какое слово подходило — такое она и вставляла, совершенно не заботясь о том, как это будет выглядеть в итоге.
Её нашла Симона, горничная бабушки.
— Барышня Эла, вас бабушка вниз зовёт.
Бабушка зовёт — нужно вставать и идти.
Илария встретила её возле атриума.
— К тебе гость. Напоминаю, что гостей следует приглашать в дом и угощать кофе, а не стоять с ними в дверях.
Какой ещё гость?
В атриуме стоял Себастьяно. На нём не было фрака, а просто джинсы с футболкой, и он показался как-то даже ещё красивее, что ли.
— Привет, — она не ожидала, она очень обрадовалась, она улыбнулась.
— Привет. Тебя отпустят погулять?
— Надо попробовать, — Элоиза отворила двери в дом, и ожидаемо увидела бабушку. — Можно мне пойти гулять?
— Ваше высочество, я обещаю доставить Элоизу домой, во сколько скажете, — Себастьяно слегка поклонился.
— Не позже девяти вечера, — строго сказала бабушка.
За спиной бабушки маячили Линни и Марго, и у них обеих были глаза на лбу, что называется.
Снаружи возле входа в дом стоял мотоцикл.
— Ты как? Не боишься кататься?
— Нет, — замотала она головой. Подумала и добавила: — С тобой не боюсь.
Неожиданно каникулы оборачивались какой-то новой и совершенно нетипичной стороной.
21. Всё ещё между временем и пространством
Элоизе девятнадцать. Она студентка-отличница, сумасшедший автовладелец и гроза парней в университете. Она третий год живёт одна, то есть — в мансарде на улице Дофина, ну разве что поесть домой приходит, но тётушка ж сама зовёт, и всегда так рада, когда она появляется! Марго тоже живёт отдельно — в квартире подружки Мари, и тоже приходит домой питаться, и ещё по праздникам.
Тётушка Женевьев позвонила и попросила быть дома в пятницу — дядя Жан приезжает ненадолго, с ним будут его офицеры, нужно помочь принять гостей. Элоиза не слишком любила принимать гостей, прямо скажем, она к себе и не звала никого, но тётушка есть тётушка. Да и дядюшку увидеть по нынешним временам дорогого стоит, он как стал генералом, так вообще редко дома появляется.
Они с Марго и Полем сидели в гостиной, пили кофе и рассказывали друг другу новости, когда в дом зашёл камердинер дядюшки с чемоданом. Тётушка Женевьев уже спускалась сверху — в новом вечернем платье, с искусной причёской — и глаза её сияли.
Жан де Шатийон вошёл и обнял её, и несколько мгновений они смотрели друг на друга, а потом целовались, и что-то друг другу тихо говорили. А потом вспомнили про детей, и дядя обнимал Поля, и Марго, и Элоизу, и спрашивал строго — где Филипп, а тётушка говорила, что сейчас подъедет вместе с Моникой.
Тем временем в дом заходили люди в форме и заносили вещи.
Марго обхватила Элоизу за плечи и зашептала — вон, тот, видишь, справа, это Огюстен, он такой классный, он уже приезжал однажды, и она, Марго, сегодня намерена провести вечер с ним и только с ним!
Приехавшие подходили, дядя представлял их тёте и детям, и Поль, как оказалось, был со многими знаком. Элоиза оглядела прихожую и вдруг увидела знакомое лицо. Ох, ничего себе! Откуда он здесь, что он тут делает?
Он с вежливой улыбкой подошёл, и поклонился тётушке.
— Женевьев, ты должна помнить Себастьена Марни. Он теперь капитан!
Интересно, почему не Савелли? Ладно, не важно! Это же самое лучшее, самое тёплое воспоминание ранней юности, её большая ещё практически детская любовь! Откуда он здесь взялся?
Он увидел её и подошёл поздороваться.
— Рад видеть, — и наклонился поцеловать руку.
Впрочем, потом не отпустил её пальцев.
— И я, и я тоже очень рада, — выдыхает Элоиза.
— Точно, вы ведь знакомы, — радуется дядюшка. — Очень хорошо. Элоиза, ты ведь покажешь Себастьену комнату?
— Да, Элоиза, гостевая спальня на втором этаже, первая от лестницы, — говорит тётушка.
— Идём, — она берёт Себастьена за руку и увлекает вверх по лестнице.
Он закрывает за ними дверь, ставит на пол рюкзак. Кажется, он стал ещё красивей, чем был тогда. Пару мгновений они просто смотрят друг на друга, глаза — в глаза. А потом он обнимает её и целует. Как будто они расстались не шесть лет назад, а вчера.
— Ты откуда взялся? — она разглядывает его со всех сторон, трогает форму.
— Я сам удивился, когда господин генерал велел мне собираться, в том числе с парадной формой, и ехать. Я не думал, что он везёт нас всех в гости, думал — хитрое задание.
— Как высока вероятность того, что ещё будет задание? — нахмурилась она.
Какое может быть задание, когда оно… вот так! Внезапно и вдруг.
— Не знаю. Надеюсь, не сегодня. Скажи, ты ведь не исчезнешь никуда? У меня приказ — переодеться к ужину, это займёт минут двадцать.
— И не подумаю исчезать. Я зайду через полчаса. Мне тоже нужно переодеться к ужину. А потом разберёмся.
Элоиза собирается к ужину торопливо и не особенно тщательно — пройтись гребнем по волосам, надеть длинное переливающееся серебряное платье на тонких бретелях, подвести глаза, накрасить губы, и ещё духи, терпко-пряные духи. Уже в коридоре вспоминает про существование украшений, но не возвращается за ними.
За ужином они сидели рядом и пытались делать вид, что просто знакомы — разговаривали с другими соседями по столу и поддерживали какие-то общие беседы, слушали дядюшку, вежливо передавали друг другу то или иное блюдо. Но их взгляды всё время встречались над тарелками, и не только взгляды — ещё и руки, кончики пальцев или не только кончики, он пару раз брал её ладонь в свою, но тут же с улыбкой отпускал. Ноги под столом то и дело соприкасались, и эти прикосновения жгли, несмотря на ткань брюк, чулок и платья.
Внутри тоже жгло, и горело, и полыхало.
Когда объявили перерыв перед десертом, Элоиза спросила:
— Скажи, у тебя сегодня нет никаких поручений?
— Пока нет, — кивнул он. — Что ты задумала?
— Хочу пригласить тебя в гости.
— Это куда?
— Здесь недалеко.
— Мне нужно согласовать это с господином генералом.
— Так идём, — она взяла его за руку и подвела к дяде. — Дядя, скажи, тебе нужен Себастьен?
— Вообще да, — рассмеялся дядя.
Он кивнул Филиппу и ещё кому-то из своих, те отошли.
— Прости, я не совсем точно сформулировала вопрос. Нужен ли он тебе сегодня вечером? Я бы показала ему дом, и сад, и мансарду? — Элоиза постаралась быть убедительной.
В меру — дядя не поддавался внушению.
Жан де Шатийон взглянул на Себастьена.
— В семь-ноль-ноль понедельника быть здесь.
— Выполню, — кивнул тот.
— А сейчас можешь быть свободен. От обязанностей, — усмехнулся, но по-доброму. — А с Элоизой — уж как договоритесь.
Они вышли из столовой, он придержал её руку.
— Я и сам могу решать свои дела, — но не обижен, это точно.
Смотрит заинтересованно.
— Верю. Но ты — человек подневольный, вот я и решила помочь. Впрочем, может быть, ты не хочешь сейчас идти со мной?
— Очень хочу, — тихо сказал он. — Далеко идти?
— На соседнюю улицу. Только сначала заглянем на кухню — попросим там чего-нибудь. У меня есть только вино и кофе, даже сливок к кофе нет.
На кухне им безоговорочно сложили еды в объёмную корзину. Элоиза отдала её Себастьену, подхватила заготовленную сумочку и придержала тяжёлую входную дверь.
Она даже ключи достала из сумки заранее, чтобы поскорее отпереть дверь, и потом закрыть её за ними. Он огляделся с улыбкой, поставил на стол в кухне корзину, бросил свой рюкзак на пол и обнял её.
— Только не смотри по сторонам, пожалуйста. Я не предполагала, что позову кого-то в гости. Я вообще не приглашаю к себе гостей почти никогда.
— Я — исключение? — ему, похоже, это нравится.
— Именно. Я, как приличная хозяйка, ещё могла бы спросить — хочешь ты кофе или вина.
— Хочу, конечно, но — после. Согласна?
— Вот и я думаю, что — после. Я не знаю, как ты это делаешь, но у меня соображения совсем не осталось, — она легко коснулась его щеки.