— Нет, я не соглашусь. Если в тебе что-то исходно есть, оно так или иначе вылезет. Нужно его знать и контролировать.

— Да, я где-то об этом и думала, — Элоиза снова скривилась. — И что теперь? Я как ни приложу силу, так выходит какая-нибудь ерунда. То люстра упадёт, то придушу кого, то вот монсеньора герцога чуть не прикончила.

— Он очень удивился, когда понял, что именно ты сделала, — рассмеялась Доменика. — Так и сказал — привык думать, что он сильнее, и точка.

— Так он и есть сильнее, — пожала плечами Элоиза. — Мне, чтобы так сделать, нужно быть здоровой. И с ясной головой. А в последнее время это миф.

— Ничего, восстановишься. Кстати, бабушка сказала, что давала тебе что-то и для тебя тоже, ты пила?

— Сначала да, потом забыла.

— Вот. Она так и подумала. Сказала, чтобы ты пила.

— А для монсеньора герцога?

— О, это интересно. Травки — просто заваривать, на ночь, дозировка там написана, и капли — утром в кофе. Я сказала, что он пьёт крепче крепкого, она рассмеялась и сказала — тогда идеально, вкус лекарства будет гармонировать со вкусом кофе.

— Горькое и гадкое, что ли?

— Я только понюхала, — улыбнулась Доменика. — Да, запах не самый приятный. Но бабушка говорит — через неделю всё станет хорошо. И ещё она сказала, что потом тебе объяснит, как и из чего всё это готовить.

— И то ладно, — кивнула Элоиза. — Тебя можно спросить о личном?

— Можно.

— Скажи, ты не передумала замуж?

— Нет, — Доменика замотала головой, глаза её заискрились. — Мне хорошо. Я надеюсь, что Бруно тоже хорошо. И мне кажется, я готова тратить часть жизни на проект «семья».

— Ты не боишься, что эмоции притупятся, а больше ничего не останется?

— Как это — больше ничего? Да у нас миллион общих тем для разговоров! Он рассказывает про здешние случаи — без имён и лиц, конечно, а я — про свои, это интересно.

— А дом, быт, хозяйство?

— Про это я вообще пока не думаю, — рассмеялась Доменика. — Я одна-то хозяйством не занимаюсь, ты думаешь, что буду это осваивать, когда нас будет много? Ничего подобного. Я принесу больше пользы у себя в отделении. А для решения хозяйственных вопросов найду подходящих людей. Или кто-нибудь мне их найдёт. И всё. Это Полина может сама контролировать все домашние процессы, а мне некогда.

— И с Бруно вы уже этот момент обсудили?

— Про хозяйство? В общих чертах да. Мы договорились, что он будет искать нам жильё, а потом уже я найду кого-нибудь, кто решит вопрос с хозяйством. Сдаётся мне, если я вдруг сяду дома, то потеряю для него добрую половину привлекательности.

— А если тебе вдруг захочется сесть дома?

— Вот тогда и подумаю.

— А где в этой истории любовь?

Доменика задумалась.

— Знаешь, я рационал. Я знаю всё про физиологию, но почти ничего — про ту самую любовь. Ну да, есть он — и все остальные, и он для меня необыкновенно притягателен, но я не знаю, про любовь это или ещё про что.

— Ну а взгляды, прикосновения?

— Это как раз физиология, — отмахнулась Доменика. — Могу рассказать про тактильные контакты и поцелуи, надо? Если ты вдруг забыла школьный курс, — хихикнула она.

— Нет, — рассмеялась Элоиза. — Но дыхание ведь перехватывает и в голове, бывает, мутнеет?

— Так это нормальная самая что ни на есть физиология, — Доменика снова рассмеялась. — Эла, ты можешь придумать себе любую упаковку для реакции организма, и это и будет любовь. Наверное. Просто чем больше между вами разноплановых связей — тем вы ближе. Если только для секса — это одно, а если вам нормально просто быть вместе в одном пространстве — другое. И если вам одинаково комфортно и говорить, и молчать. Нам хорошо. А дальше посмотрим.

— Хорошо, — улыбнулась Элоиза.

Посмотрим.

Лодовико зашёл в среду днём проведать болящую — так он сказал. Он обычно заходил ненадолго, внимательно спрашивал, как дела и есть ли прогресс, от кофе отказывался, уходил. Какой-то он был мрачный даже против обычного.

Элоизу только что откапали, и она собиралась обедать.

— Может быть, пообедаешь со мной? Бруно велел мне есть, а одна я открою книгу и про всё забуду.

— Ладно, уговорила, — проворчал он. — Давай, я позвоню, чтобы принесли.

Когда обед был принесён и стол между креслами сервирован, Лодовико принялся наливать ей в тарелку суп, а в стакан воду, подкладывать всякие кусочки и вообще следить за тем, чтобы она, что называется, ела. Элоиза некоторое время подождала, а потом спросила:

— Может быть, расскажешь, что происходит? Я здесь сижу и новостей не знаю, а вдруг мне следует их знать?

— Никаких неприятных новостей нет, — ответил он.

— Но тебя определённо что-то гнетёт.

— Это пройдёт.

— Что-то уже некоторое время не проходит.

— Да, знаешь, это просто грустно, и всё.

— Значит, погрустим вместе. Думаешь, я не умею?

— Даже и не сомневаюсь, — он помолчал немного. — Давай попробуем. Скажи, стала бы ты лезть в жизнь человека, к которому по-доброму относишься, если видишь, что человек делает глупость?

— Глупость не всегда такая, что от неё нужно спасать. Некоторые глупости бывают прямо целительными.

— А если глупость необратимая? И может стать поздно?

— Тогда нужно вспомнить, что каждый человек имеет право на свои глупости.

— Оно конечно так, но… Ладно. Дело в Кьяре.

— Что с ней не так? — удивилась Элоиза. — Девочка учится и работает, и отлично всё успевает.

— Я, конечно, сам ей сказал, чтобы нашла уже себе приличного парня, ну как это взрослая барышня без парня? Но я и подумать не мог, что ей понадобится Гаэтано!

— А он ей понадобился? — ну да, они неплохо танцевали в пятницу вечером, но искры от них не летели.

— Она так сказала. Что сейчас он ей немного нужен. Именно так — немного нужен.

— И чем он плох?

— Но у него же не то, что ветер в голове, там вообще хронический сквозняк! Нет, я не про работу, по работе у меня к нему вопросов нет, иначе выгнал бы уже давно и Себастьяно не спросил. Но он же всё время ищет новых девушек, и зачем ему такому Кьяра? Он же на ней не женится! А если и женится, то сразу же пойдет дальше гулять. А зачем такое в доме?

— А она хочет замуж? — удивилась Элоиза.

И вспомнила сон, который был у них с Себастьеном на двоих.

— Да я не спрашивал, — вздохнул он. — А она может не хотеть?

— А вот спроси, — усмехнулась она. — Скажем, я в её возрасте не хотела. А то ты тут за неё переживаешь, а может быть, там и переживать не о чем?

— Ты как будто что-то знаешь. Рассказывай.

— Я с ней о её будущем не говорила, если что. Но она ведь что-то там себе думает, правда? Вот и спроси. А господин Гаэтано, на мой взгляд, представляет собой идеальную кандидатуру для встреч по-дружески. Видела я их в пятницу в танце — это не влюблённость, нет. Когда Кьяра была влюблена, она выглядела совсем иначе. А сейчас — спокойна, уверенна в себе, и со здоровым любопытством смотрит на жизнь. Опять же у неё какие-то новые знакомства в университете, как мне кажется. Должны быть. Гаэтано-то перед глазами, а что там?

— Про это я вообще стараюсь не думать, — нахмурился он.

— Кьяра — девушка разумная. Она один раз попала в переплёт, и теперь, как мне кажется, в другой не полезет. Ну как тебе ещё сказать? Гаэтано — это молодой здоровый организм. Не знаю, что там ещё есть, кроме организма, но определённо — мозги, иначе с работой бы не справлялся. Есть ли душа — ну, мне без надобности, я и не в курсе, спроси у Кьяры. Или как ты считаешь — девушка не может сама? Сначала за неё решает отец, а потом сразу же — в хорошие руки?

Лодовико молчал. Было видно — да, так и считает.

— Она же такая маленькая и беззащитная.

— С одной стороны — да, а с другой — не такая уж и беззащитная. Да, бывают силы, с которыми одной не справиться, но обычные бытовые и отношенческие вопросы она решает на раз. Присмотрись.

— Так ты её хвалишь, получается?

— Именно, — рассмеялась Элоиза. — Она молода, но весьма разумна. Поговори с ней. И спроси осторожно — зачем ей Гаэтано немного нужен. Вдруг ответит?