Ожерелье в руках Фейт становилось все красивее. Ее давняя подруга Мел должна надеть на свадьбу, которая состоится в День святого Валентина, самое уникальное и потрясающее украшение. Она выходит за Джеффа Монтегю.

Фейт хотела представить свою авторскую работу на выставке ювелирных украшений в выходные накануне свадьбы. Экспозиция продлится всего несколько дней, но участвовать в ней очень престижно. Фейт нужно привлечь к себе внимание. Ожерелье Монтегю могло бы в этом помочь. Но продемонстрировать на выставке ожерелье будет возможно, если удастся застраховать его на четыре дня показа, который состоится в Саванне. Остальные ее работы были уже застрахованы, потому что к выставке она готовилась давно. Не хватало лишь времени отнести рубины квалифицированному оценщику и доделать ожерелье.

Фейт еще раз подумала о страховке и нахмурилась. Потом она взяла золотую деталь ожерелья и вновь склонилась над шлифовальным станочком. За окнами ее магазина, который был одновременно и мастерской, завывал ветер. Блестящие круги света от уличных фонарей придавали очарование зимнему вечеру.

Ветер бушевал все сильнее, из-за чего оконные стекла скрежетали, заглушая даже треск шлифовального станочка. Фейт разогнула спину и посмотрела на часы. Почти пять тридцать. Сейчас она должна быть в доме Донованов вместе с тремя из пяти родных братьев и сестер. Они собирались устроить сюрприз для родителей по случаю сороковой годовщины их свадьбы. Вернее, они пытались организовать этот праздник. Арчер и его жена Ханна, Кайл и его жена Лианн, Онор и ее муж Джейк вот уже несколько дней занимались этим, но так и не смогли договориться.

Конечно, все они очень любили веселые шумные обеды в резиденции Донованов, где каждый из них жил постоянно или временно. Держать в порядке огромные предприятия «Донован интернэшнл» было возможно только при одном непременном условии – заниматься ими днем и ночью. Братья-близнецы Джастин и Лоу сейчас были в Африке, Ханна и Арчер только что вернулись из Токио, с аукциона жемчуга, Джейк и Онор жили за пределами Сиэтла. Несмотря на то что большая часть семейства находилась под одной крышей, обеденное время всегда проходило как «встреча на высшем уровне». А Фейт все еще была в мастерской, в своих старых джинсах, перепачканная грязно-коричневыми опилками, вместо того чтобы уже вовсю помогать готовить семейный обед.

Вздохнув, Фейт сняла маску, которая защищала лицо от пыли, и ужаснулась. Ее короткие светлые волосы торчали в разные стороны. Пройдясь запыленными пальцами по волосам, она поняла, что привести в порядок это безобразие за короткий срок невозможно. Что касается ее одежды, то небрежность ее, пятна на джинсах, как она считала, только добавляли ей привлекательности. Кайл станет беспощадно дразнить ее и говорить, что она похожа на сиэтлского бродяжку.

Ну что ж, сегодня вечером братьям и сестрам придется принимать ее такой, какая она есть, в пыли от шлифовального станка, с уставшими из-за работы допоздна глазами. Если бы она не пустилась в авантюру и не согласилась делать ожерелье из тринадцати частей без предварительного одобрения ее эскиза, она никогда бы не сделала его к намеченному сроку. Но, к счастью, Дэвис Монтегю одобрил эскиз без всяких замечаний.

Слава Богу, что будущий свекор Мел оказался снисходительным человеком, хоть он и оставил все на последнюю секунду. Если бы невеста не была лучшей подругой Фейт по колледжу, она непременно отказалась бы от такого предложения, несмотря на всю прелесть работы с такими удивительными камнями. В качестве платы за работу ей был обещан самый маленький камешек. Если бы Дэвис не согласился на золото вместо предполагаемой платины, Фейт не смогла бы выполнить заказ в такой короткий срок. Платина – самый твердый из всех металлов, которые используются в ювелирном деле. Иногда Фейт приходилось работать с платиной, ибо ничто не сравнится с ее ледяным блеском, но предпочитала иметь дело с золотом.

Встав из-за стола, Фейт сняла кожаный фартук. Он был весь в порезах. Работа ювелира, как это ни странно, грязная. Именно этого никак не мог понять бывший жених Фейт, Тони. Ленивый по натуре, он просто не способен был взять в толк, как можно тратить свою жизнь на то, чтобы царапать руки, дышать пылью, сидеть, согнувшись над столом с инструментами. Для него это просто непостижимо. Ладно, если бы в этом была острая необходимость, но ведь ее родители настолько богаты, что она может спать на шелковой подушке, отделанной бриллиантами.

Фейт отогнала печальные воспоминания об Энтони Керригане, любовь к которому была самой досадной ошибкой, которую она когда-либо совершала в жизни. Самое главное, подвела она итог своим размышлениям, что Тони должен быть там, где ему и следует быть – в ее прошлом.

Рано или поздно он получит ее послание и тогда перестанет звонить ей и «случайно» наталкиваться на нее. Но до тех пор…

Бормоча что-то себе под нос, она взяла телефон и набрала знакомый номер. На другом конце провода послышался голос Кайла.

– Прости, – торопливо проговорила Фейт. – Я знаю, что опоздала. Ты хочешь, чтобы я приехала?

– Одна? Вряд ли, сестренка. Я буду у тебя через десять минут..

– Это вовсе не обязательно. Я могу…

Она поняла, что последнюю фразу произнесла в пустоту. С неприятным чувством Фейт повесила трубку. Ей не нравилось, что компания «Донован интернэшнл» приставила охрану к ее мастерской. Она противилась этому, но тщетно. В глубине души Фейт понимала, что это оправданная предосторожность – если не из-за караулившего ее Тони, то из-за стремительного роста преступлений на Пайонер-сквер.

Но все-таки самолюбие ее было задето тем, что мужчины ей диктуют, что делать. Не важно, что это ее родные братья, а не здоровенный, похожий на быка, экс-жених.

– Нет, не надо об этом, – сквозь зубы процедила Фейт. – Ты уже знаешь, что это была ошибка. Осуждать и терзать себя незачем, эти ни к чему.

Мокрый снег бился в окна, налипал на стекла, потом скатывался вниз, оставляя после себя причудливые следы. То были слезы зимы. Фейт не отводила глаз от окна несколько секунд и думала о том, как прекрасно было бы, если б ей в жизни встретился хороший мужчина, который полюбил бы ее так, как Джейк любит ее сестру-близняшку Онор. Она представляла себе, как умиляется своим собственным ребенком и тает в объятиях любимого мужчины.

– Не надо об этом, – приказала себе Фейт вслух, потому что тишина уже давила на уши.

Может быть, ей когда-нибудь повезет. Может быть, нет. В любом случае с ней навсегда останется ее безусловный дизайнерский талант и любящая семья. И поэтому нет причин для нытья и тоски.

Запирая мастерскую, Фейт прокручивала в голове возможные варианты подарка для матери по случаю сороковой годовщины свадьбы. Подобрать подходящий подарок для Донована, ее отца, было задачей гораздо более серьезной. Она тешила себя надеждой, что братья уже что-то придумали. Фейт ничего не оставалось, кроме надежды, – ведь ее братья всего лишь только мужчины. Одним словом, трудный случай.

Нева была покрыта льдом, на котором толстым слоем лежал снег. Казалось, что ветер дул тоже белый. Он неистово поднимал снег с бульваров и узких переулков.

Комната выходила окнами в парк, который, как и полагалось, был со всеми атрибутами культурного места: памятниками российской доблести и славы, скульптурами советского периода. Правда, полюбоваться на них сейчас нельзя: все они укутаны от холода и снега.

Эта комната казалась особенно уютной из-за лютующей за окном зимы. Обстановка ее была роскошной: богатые красочные ковры, которые в свое время украшали дворец султана Османской империи, лежали на полу. Картины, некогда висевшие в богатых домах евреев-финансистов, придавали изящество и роскошь стенам. Массивный стол в стиле барокко, на полированной поверхности которого в беспорядке лежали шесть сотовых телефонов, когда-то принадлежал двоюродному брату царя.