— Мы становимся теми, за кого нас принимают, не правда ли?

— Да, вроде того. Значит, все вас принимают за чудовище?

— Как я могу судить за всех?

Она допила бокал и, лениво поигрывая им, принялась внимательно изучать Уорика, будто нашла новый повод для раздумья.

— Ах, мой лорд Четхэм, мне кажется, я знаю, когда вы становитесь чудовищем.

— Неужели? Но тогда вам должно быть известно, что в этих случаях чудовище легко приручить. И кстати, моя дорогая госпожа, меня нарекли при рождении Уориком. Так что по возможности зовите меня по имени.

Вдруг он потянулся через стол, как будто случайно задел ее грудь и поймал пальцами ее локон. Ондайн вспыхнула. У нее перехватило дыхание от негодования и одновременно чувства беспомощности. Он, казалось, не замечал ее состояния.

— Ты и в самом деле очень красива, — задумчиво произнес Уорик, как будто смакуя эту мысль, — для простолюдинки.

Рассердившись, она вырвала из его руки прядь и отодвинулась подальше к стене.

— Значит, простые люди, по-вашему, отвратительны, лорд Четхэм?

Уорик вздохнул, почувствовав усталость от ее беспокойного поведения.

— Да нет, я не хотел тебя обидеть. Просто ты очень хороша собой, гораздо красивее многих общепризнанных красавиц.

В другое время он мог бы не торопясь развлекаться ее присутствием, но сейчас ее общество стало утомлять Уорика.

— Ты поела?

— Да…

— Мы должны показаться на людях идеальной парой. Молва летит быстро, и ты появилась за этим столом уже как моя невеста, дама, которая должна убедить всех, что идеально подходит на роль хозяйки поместья. Пойдем, нет нужды оставаться здесь дольше. Я устал. Да и ты, наверное, предпочтешь удобную и чистую постель этому шуму.

Постель!..

Новый приступ тревоги вызвал у нее головокружение и слабую дрожь в ногах. Кто он — зверь, насильник или благородный человек? У нее не осталось времени разбираться в этом. Пришел час пустить в ход все свое очарование, чтобы снова стать свободной и… мстительной.

— Так ли необходимо соблюдать видимость? — пробормотала она запинаясь.

— Да, особенно это касается вас, миледи.

— Зачем же вы тогда женились на мне, нищей браконьерше? Только, пожалуйста, не говорите, что у вас не было выбора! Наверняка дюжина невест, гораздо лучше меня, ждали вашего предложения!

— Дюжина? Но мужчине позволительно иметь всего только одну, миледи, — наигранно удивился Уорик. — Я просто устал от того, что все хотели меня женить. И чтобы не вешать себе на шею капризную княгиню, я выбрал вас. Невеста-висельница, мадам, больше отвечает моим вкусам. Да и вы остались живы! Теперь я спокоен и намерен вести тот образ жизни, который мне по душе. Такой ответ вас удовлетворяет? — холодно спросил он.

— Вполне, если он искренен.

Ондайн взмахнула ресницами и опустила глаза, почувствовав укор совести. Ведь этот мужчина спас ей жизнь, вернул человеческий облик, досыта накормил! И когда-нибудь она отблагодарит его за доброту!

— Моя госпожа, мы можем идти?

Ее губы дрожали, когда она подняла на него взгляд.

— Дорогой лорд Четхэм, я прошу вас предоставить меня самой себе на несколько минут.

— Что такое? — Он скрестил на груди руки и посмотрел на нее с нетерпением.

Ее щеки покраснели как маков цвет, и она с усилием повторила просьбу:

— Нельзя ли немножко повременить? Я… мне нужно прийти в себя…

— В этом нет надобности, особенно если учесть… — резко перебил Уорик, но она не позволила ему закончить фразу. Перегнувшись через стол, она нежно дотронулась пальчиками до его руки с выражением полнейшей покорности и невинности, на какую только была способна.

— Умоляю вас!

Он стряхнул ее руку чуть ли не с отвращением.

— Поступайте как знаете. Мне все равно.

Ондайн любезно улыбнулась, грациозно поклонилась и выждала, пока успокоится дрожь в коленях; затем поспешно встала со скамьи и, чуть дыша, прошла мимо него, направившись через зал к лестнице. В зале по-прежнему раздавались голоса и смех. Все звуки слились для Ондайн в единый гул. Она взбежала по лестнице, думая только о том, следит ли Уорик за ее передвижениями.

Он сидел за столом нахмурившись и смотрел ей вслед. Эта девушка поражала его, разрушая все его представления об идеальной женщине: она была ошеломляюще красива. Ни у кого не возникнет сомнений в причине его выбора; никому не придет в голову интересоваться ее прошлым.

Все еще хмурясь, он подлил себе в стакан эля. Но характер! Огонь! Он-то ожидал униженности и признательности, надеялся, что она будет ловить каждое его слово и примет образ жизни, который он ей предложил, не просто с охотой, но с величайшей благодарностью.

Уорик откинулся назад, сделал большой глоток и слегка ухмыльнулся. Она явно ждала, что он потребует исполнения супружеских обязанностей; и он не мог побороть искушения посмеяться над ней.

Его улыбка потускнела. Было бы милосерднее открыто сказать, что он и пальцем к ней не притронется. Никогда! Во-первых, ему не хотелось пользоваться преимуществами своего положения, а во-вторых, он считал ее свободной от каких бы то ни было обязательств и уважал ее право жить так, как она привыкла.

Уорик сжал стакан и поставил его на стол с такой силой, что чуть не разбил. Нет, он ничего этого ей не скажет пока. Он беспокойно обвел глазами комнату.

Й кроме того…

Воспоминание о ее пленительных глазах, голубых и глубоких, будоражило его. А ее запах, напоминавший сладкое благоухание цветущих роз! А бархатное прикосновение ее локона, который он зажал в руке! А прекрасные волосы, темно-каштановые, когда она находилась в тени, и светлые, с блестящими прядями, когда на них падал луч света!

Он слегка улыбнулся. Ему пришлась по сердцу даже ее строптивость, которой она прикрывалась наподобие щита.

Да, она как будто была рождена управлять поместьем. И, видит Бог, она достойна свободы.

Уорик неожиданно напрягся, как будто ему грозила опасность. Его мысли о девушке потекли в другом направлении. Он припомнил, каким вызывающим высокомерием были исполнены черты прекрасного лица, когда он пристально осматривал ее после купания. Какой безудержный темперамент! Какая безмерная гордость! Нет, ее нельзя упрекнуть в неблагодарности за спасенную жизнь. Просто она не желала расплачиваться любой ценой.

Она совсем не боялась его, но казалась настороженной и подозрительной. В зависимости от настроения она могла не мигая уставиться на него или взмахивать ресницами с очаровательной легкостью прирожденной кокетки.

— Черт побери! — вдруг выругался он и в ярости стиснул зубы. Она же сделала из него идиота, разыграла самым откровенным образом.

Красавице удалось сбежать от чудовища.

Продолжая чертыхаться, лорд Четхэм взлетел по лестнице, перескакивая через две ступеньки.

Ондайн степенно вышла из обеденного зала, поднялась наверх и под покровом наступившей темноты пробежала через общие комнаты и дорогие апартаменты, дальше, мимо двери спальни, где совсем недавно принимала ванну и поменяла разорванные тряпки на дорогие одежды.

На лестнице она замедлила шаг и глубоко вздохнула. Она припомнила, что дверь из кухни ведет на задний двор. Теперь ей пригодилась хитрость, которой она научилась, странствуя в лесу: в нужный момент не нестись стрелой, а затаиться и внимательно слушать.

У двери никого не было. Убедившись в этом еще раз, девушка ринулась вниз по черной лестнице. В переполненной таверне шумел народ, все столы были заняты, слуги едва успевали поворачиваться, больше всех хлопотала сама Мэгги. Никто не заметил проскользнувшей мимо Ондайн, а если и заметил, то кому придет в голову, что «висельная» невеста знатного лорда задумала побег?

Дверь не поддавалась. Ондайн прикусила губу, борясь с паникой, волнами накатывавшей на нее. В безумном отчаянии она всем телом навалилась на дверь и едва удержалась от крика, когда та неожиданно распахнулась.

Собираясь с силами, Ондайн привалилась к косяку и перевела дыхание. Девушка всмотрелась в темноту. За грязным двором, за загончиками для скота и птицы, за вспаханным полем темнел лес, холодно шумевший в ночи. Ее сердце сжалось, когда, оценив расстояние, она осознала, что до него гораздо дальше, чем казалось днем. Пешком, в изящных туфельках, подаренных ее странным мужем, ей понадобится целая вечность, чтобы добраться до лесного убежища, которое природа давала всем страждущим.