— Неужели… отравлено… молоко?

— Ах, бедная моя госпожа! Ну конечно, молоко было отравлено, чтобы облегчить вам переход! Вы не должны бояться, я возьму вашу руку. Я буду держать вас, пока мы не оставим эту жизнь, чтобы исполнить нашу роль в следующей!

Ондайн пыталась кричать, пыталась бороться с Матильдой, когда женщина набросила петлю ей на шею и поволокла к яме. Она пыталась, но силы оставили ее.

Уорик кивком головы отпустил Джека и распахнул дверь в комнату. Он был в ужасном настроении. Клинтон не сказал ни слова, когда Уорик попросил его подготовить к утру карету для Ондайн. Но Четхэм почувствовал внутреннее сопротивление кузена, и это было намного хуже любых возражений.

Из конюшни он зашел к себе в кабинет и отсчитал изрядное количество золотых монет. Конечно, она будет отказываться, но ей придется их взять. Он посадит ее на корабль, который увезет ее из Англии. Даже если для этого ему придется держать ее связанной, с кляпом во рту до тех пор, пока корабль не отплывет достаточно далеко, чтобы маленькая дурочка не попыталась вернуться вплавь.

Уорик прервал свои размышления и, нахмурившись, поискал на столе бутылку. Он глотнул обжигающей жидкости. Сегодня ночью ему придется преодолеть ее последнее сопротивление. От него потребуется напряжение всех сил, чтобы держаться от нее подальше, не прикасаться к ней, не вступать с ней в разговоры.

Она должна уехать.

Уорик не был суеверным, но вдруг он почувствовал, словно на него давят стены Четхэма, словно завывающий в темноте ветер предупреждает, что смерть снова рядом…

Он расправил плечи и прошел через гардеробную комнату в спальню, готовый к встрече с Ондайн. Распахнув дверь, лорд Четхэм замер, похолодев от ужаса: ее там не было.

— Ондайн! — позвал он.

В ответ он услышал лишь стенание ветра. В считанные секунды Уорик обыскал спальню и прилегающие к ней комнаты Ее нигде не было.

Он вихрем ворвался в зал и в отчаянии стал звать Джека. Слуга в страхе взлетел по лестнице и вбежал в комнату.

— Она исчезла!

— Это невозможно! Клянусь жизнью, она не проходила мимо меня!

Они столкнулись с Юстином в обеденном зале, куда он вошел из картинной галереи. Юстин озабоченно вгляделся в напряженное лицо брата, затем вопросительно посмотрел на Джека:

— Что…

— Она исчезла! Ради Бога, я должен найти ее, Юстин…

— Я никогда не трогал твоих жен! — раздраженно ответил Юстин, но, кажется, тут же почувствовал важность момента и побледнел. — Что мы стоим? Мы должны спасти ее!

Дверь отворилась. Вошел Клинтон и с недоумением взглянул на встревоженных мужчин:

— Что такое?

— Ондайн! Ты не видел ее? Клинтон помолчал и ответил:

— Если ты ищешь девушку, чтобы лишний раз оскорбить ее грубым обращением, Уорик, я не скажу тебе ничего! И если тебе так угодно, буду рад оставить замок завтра утром! Твое поведение недостойно мужчины. Скорее, ты ведешь себя как чудовище!

Уорик бросился к нему и схватил кузена за плечи:

— Клинтон, ради Бога! Я не собираюсь с ней плохо обращаться! Я до смерти боюсь за нее!

Клинтон, поняв, что происходит что-то чрезвычайное и что Уорик в самом деле на грани безумия, поразмыслив секунду, тихо сказал:

— Она должна быть в своей комнате. Она, кажется, заболела, и мама отвела ее наверх.

— Что? Нет, Клинтон, в комнате ее нет. Я только оттуда… Она исчезла.

— Тогда…

— Где Матильда? — вдруг спросил Юстин.

Наступило всеобщее молчание. Джек, испуганный не на шутку, проговорил дрожащим голосом.

— Может быть, в церкви? Ведь именно там Ондайн исчезла в первый раз…

Уорик, а за ним и остальные помчались, подобно разъяренному урагану к дверям церкви. Дверь оказалась закрыта. Уорик навалился всем телом, но дверь не поддавалась. Наконец под напором троих дверь распахнулась.

Ледяной ужас объял их при виде открывшейся картины. На какой-то момент их ноги как будто приросли к полу. Под алтарем Женевьевы зияла огромная яма. Матильда, приплясывая, волокла к ней Ондайн.

Но что с Ондайн? Она как будто спала. Ее прекрасное невинное лицо дышало спокойствием. На шею была наброшена петля, один конец которой крепился к алтарю. Когда девушка упадет, короткая веревка натянется и наступит неминуемая смерть. Или Ондайн уже мертва? Нет!

— Уорик! Юстин, я вижу, тоже здесь. Дорогой, любимый Клинтон! — запричитала Матильда. — Я уже почти все сделала. Я заберу с собой нашу прелестную госпожу, и Четхэмы наконец-то обретут вечный покой!

— Нет! — закричал Уорик. В этом крике слышалась боль, которая была сильнее смерти.

Матильда, сладко улыбаясь, придвинулась поближе к пропасти.

— Нет! — снова крикнул Уорик и в несколько прыжков оказался рядом со злополучным алтарем.

Но было поздно: Матильда исчезла, и прекрасная Ондайн последовала за ней.

Уорик бросился вперед и в последний момент ухватил жену за платье. Потянув изо всех сил, он вытащил ее наверх. Юстин подхватил девушку и снял петлю с шеи. Ондайн была мертвенно-бледна!

Уорик прижался ухом к ее груди, стараясь услышать биение сердца.

— Она жива! — закричал Юстин. — Она жива! Я видел, как она вздохнула.

Ондайн открыла глаза. На нее смотрел Уорик. Какими прекрасными показались ей его лицо, его золотистые глаза! Она улыбнулась.

Уорик отбросил в сторону веревку, встал на колени, подхватил жену на руки и поднялся, прижимаясь щекой к ее волосам. В глазах у него блестели слезы.

Он хотел побыстрее унести ее подальше от этого страшного места, но потом остановился и посмотрел на Клинтона. Тот нежно поднимал тело матери из темного провала и казался совершенно подавленным происходящим.

— Она была сумасшедшей, — прошептал он, пытаясь осознать случившееся. Перехватив счастливый взгляд Уорика, державшего на руках Ондайн, Клинтон покачал головой: — Ради Бога, Уорик, прости нас. Я не знал, я даже не мог предположить…

— Я знаю, — тихо ответил Уорик. — Я тоже не догадывался, Клинтон. Судьба наших предков так надломила ее.

Клинтон гладил мать по лицу, не переставая качать головой.

— Господь свидетель, Уорик, — сказал он хрипло, — я любил твою жену любовью брата. Я никогда не желал ей зла, если бы я только мог представить… О Боже! Ты видишь мою скорбь, но вместе с тем я испытываю искреннюю радость, что Ондайн жива! Если ты не против, кузен, я похороню мать и уеду…

— Нет, Клинтон, — нежно сказал Уорик, стараясь смягчить боль Клинтона. — Нет! Мы все — Четхэмы. Все. Этой ночью мы втроем расплатились за грехи наших предков. Страшный долг уже оплачен. Она была тебе матерью… и сводной сестрой моего отца. Мы похороним ее все вместе и вместе будем жить дальше. Нам надо убедиться, что прошлое действительно осталось прошлым.

Подошел Юстин:

— Уорик, унеси поскорее Ондайн отсюда. А я побуду с Клинтоном и Матильдой.

Уорик кивнул и вышел навстречу ветру. Он так нуждался в его очищающем свежем прикосновении.

На севере в лесах завыли волки.

Уорик был счастлив. Он слушал этот самый обыкновенный протяжный волчий вой и знал, что никакие духи не бродят больше в ночи.

Пошел дождь. Уорик направился к дому.

В очаге потрескивали поленья. Ондайн постепенно приходила в себя, туман, который до того окутывал ее сознание, рассеялся. Она открыла глаза и увидела перед собой веселое желтое пламя. Комнату освещал только этот мягкий свет, не горело ни одной свечи.

Ее глаза постепенно привыкли к полутьме и мерцающим отблескам пламени. Обстановка казалась ей непривычной. Она лежала в комнате Уорика на его огромной кровати, на чистых простынях. Подняв руку и посмотрев на обшитый белыми кружевами рукав ночной рубашки, она догадалась, что кто-то искупал ее и одел.

В комнате было тепло, спокойно и уютно, но Ондайн пронзил холод, когда она вспомнила петлю, во второй раз накинутую на ее шею, и полные безумия глаза Матильды.

Но Уорик… снова Уорик спас ее, прежде чем страшная петля окончательно затянулась на ее шее.