Она нервно сглотнула и, взяв себя в руки, холодно спросила:

— Гожусь для чего, мой господин? Уорик рассмеялся:

— Чтобы быть моей женой. Для чего же еще?

Их стол стоял около самой стены. Он сел напротив. Теперь даже его присутствие вызывало у нее сердцебиение. Сбежать из-за стола не удастся. Стоит ей подняться, и он просто перекроет дорогу.

Увидев еду, Ондайн почувствовала страшный голод. Нет, сейчас она никуда не побежит. Она потянулась за хлебом и в изумлении подняла глаза, когда Уорик остановил ее руку.

— Никто у тебя ничего не отнимет, — пообещал он мягким голосом. — Не ешь слишком быстро, иначе заболеешь.

Уорик наполнил элем бокалы, надломил хлеб и протянул ей кусок. Ондайн смотрела на него в упор. Граф улыбнулся и откинулся на спинку стула, небрежно закинув одну ногу на скамью и поигрывая рукой, переброшенной через колено.

— Я же не запрещаю тебе есть, — сказал он, по-видимому, развлекаясь.

Девушка настороженно следила за ним глазами, вцепившись зубами в хлеб. Похоже, он догадывался, какое возбуждающее действие оказывал на нее, и ему это явно нравилось. Его почти дружелюбная улыбка открывала белые зубы, поблескивавшие в пламени свечей. На какое-то мгновение он показался демоном-искусителем, знающим наверняка, как обольстить женщину, и ее в том числе, и получающим величайшее наслаждение от своего знания.

— А где же Джек? — спросила Ондайн, откусывая хлеб.

— Он мой слуга, а не собственность. Его свободное время — это его время.

Ондайн хотела проявить деликатность и лишь пригубить эль, но, истомленная жаждой, в несколько глотков наполовину осушила бокал. Слегка удивившись, лорд Четхэм наполнил его снова.

Расслабляющая теплота эля разлилась в ней, но она вздохнула и решила платить презрением за презрение.

— Значит, вы считаете, что слуга не принадлежит вам, сэр?

— Человек не может быть собственностью. Только глупцы думают иначе.

— В таком случае и жена не является собственностью мужа?!

— Это совсем другое дело!

— Неужели?

— Смею надеяться, — неторопливо отозвался он, поигрывая оборкой рубашки. Свечи разгорелись, и в комнате сделалось довольно жарко. — Да позволено будет мне так считать. Жена, как вы и сами знаете, дает обет верности.

— Но ведь и слуги хороши только тогда, когда верны.

— Разумеется, но слуга, сделавший свою работу, более ничем не связан.

— А жена?

— Жена никогда не бывает свободна от… обязанностей, не правда ли?

— Смотря какие это обязанности, — холодно парировала Ондайн.

— Я бы сказал, необременительные. То, что одни выполняют из чувства долга, настолько воодушевляет других, что они называют это наслаждением.

«Куда он клонит?» — подумала она и пожалела, что поторопилась с элем. По спине у нее забегали мурашки. Ведь это она его жена, но он говорит так, будто подразумевает кого-то другого. Дрожащими пальцами девушка взяла еще кусок хлеба, пытаясь выглядеть равнодушной, но хлеб потерял вкус и застревал в горле.

— То, что принадлежит одному, может принадлежать любому другому, вы согласны? — простодушно спросила она. Какой тайный смысл заключался в их словесной игре? Все равно ей не хватит времени, чтобы до него докопаться!

Лорд Четхэм вдруг утомленно вздохнул, выпрямился и допил эль.

— Наверное, нужно рассказать тебе кое-что о поместье. Впереди целая ночь пути, и если мы поторопимся, то доберемся до Северной Ламбрии к рассвету следующего дня.

Подошел мальчик с подносами, доверху наполненными мясом и молодой картошкой. Уорик отпустил его, решив сам проследить за тем, чтобы оловянная тарелка Ондайн не пустовала, но при этом соблюсти осторожность. Он засмеялся, глядя на выражение ее лица, и напомнил:

. — Я не стану морить тебя голодом, девочка. Просто ты слишком долго не наедалась досыта, и мне не хочется возиться с возможными последствиями!

С какими еще последствиями?!

Сам-то он, кажется, и вовсе не собирался есть, а снова откинулся на спинку стула и, сложив руки на груди, продолжал:

— Управляет хозяйством Матильда — с этим сложностей не возникнет. Если что — спрашивай меня. Со слугами познакомишься, а Джека ты уже знаешь. За аренду земли и конюшню отвечает Клинтон. Кроме того, в поместье живет мой брат Юстин. Время от времени вы будете встречаться. .

Какой чудесный ростбиф! Настоящий праздник! Ондайн так Увлеклась обедом, что не слишком обращала внимание на его слова.

— Да в конце концов они и не имели для нее никакого значения.

Занятая едой, она совсем не слушала Уорика, пока он, взбешенный полным отсутствием интереса, не выхватил тарелку у нее из-под носа.

Девушка посмотрела ему в глаза. Ее радость померкла перед читавшейся в них издевкой. Она замерла в испуге, ощущая, как кипит в нем яростная злоба. У нее пересохло во рту. Бежать некуда. Он поймает ее, прежде чем она выйдет из-за стола.

— Слушай меня! — зарычал Уорик. — Тебе нужно выучить роль, моя дорогая «висельная» невеста, и я был бы очень благодарен за минимальное усилие с твоей стороны.

Ондайн увидела, как над белым воротничком рубашки на его шее запульсировала вена. Девушка заморгала и энергично закивала головой, а про себя удивилась, каким разным мог быть этот мужчина. Очаровательный соблазнитель, непреклонный повелитель, чувствительный джентльмен, который понимающе пожал ей руку, уводя от тайбернского дерева… Каково истинное лицо, скрывающееся за этими масками?

Уорик раздраженно повторил:

— Юстин — мой брат. Клинтон — управляющий поместьем. Матильда — экономка. Она хорошо знает свое дело, и если ты будешь ее слушаться и следовать ее указаниям, то без труда сумеешь вести себя как настоящая титулованная особа. Все они давно живут с Четхэмами; и Четхэм — их родной дом так же, как и мой. На первый взгляд может показаться, что я управляю землей и поместьем единолично, но на самом деле мы живем в полном согласии. И я не выношу жестокости. Тебе ясно?

Ондайн не терпелось заполучить обратно свою тарелку. Вот бы взглянуть на выражение его лица, если бы он узнал, что она владела имением куда более высокого ранга, чем его поместье где-то в глухом краю. Интересно, за кого он ее принимает?

Ондайн изобразила невинность во взгляде.

— Дорогой лорд Четхэм! Я постараюсь сделать все возможное, чтобы удержаться от применения общераспространенных мер наказания и не пороть ваших слуг. Я правильно поняла ваши пожелания?

Он с недовольным видом отодвинулся от нее.

— Да, правильно, мадам, и еще: научитесь придерживать язык!

Они долго испытывали друг друга взглядами. Ондайн потупилась первой. Она оправила оборки на платье и признала правоту графа хотя бы в одном: ей хватило совсем немного еды, чтобы насытиться. Теперь надо показаться робкой и уступчивой и не вызывать подозрений.

— Искренне прошу простить меня, — сказала она застенчиво.

— Ну что ж, ничто не мешает мне поверить в вашу искренность, — ответил граф непривычно мягким голосом.

Девушка испытующе посмотрела на него и перевела разговор на другую тему:

— Когда я стояла под тайбернским деревом, Джек обмолвился, что, может быть, я выхожу замуж за чудовище. Неужели вы чудовище, милорд Четхэм?

Он скрипнул зубами и глотнул эля.

— Чудовище нарисовано на моем оружии, вот и все.

— Умоляю, расскажите, какое оно?

Он без интереса посмотрел на нее и сухо пояснил:

— Что-то вроде дракона. Мифическое животное. Говорят, однажды один из таких зверей прибрел из лесов, чтобы защитить саксов от норманнов… и роялистов — от своры Кромвеля. Живьем я пока видел только одного — самого себя, остальные — на картинах и в сказках.

Ондайн грустно улыбнулась, оценив очарование его усмешки. Сытая, умытая, в новом платье, с мыслями о предстоящей свободе, теперь она с удовольствием болтала, стараясь вызвать доверие и усыпить бдительность лорда Четхэма.

— Значит, вы становитесь чудовищем, когда беретесь за оружие? Он слегка наклонил голову и приподнял бровь.