«Как они тут зимовали?» – подумал Вольски и сам поразился этой мысли. Ведь если здесь такое лето – то какая тогда зима? И это сейчас, в период глобального потепления! А что было здесь сто лет назад, двести, триста, когда русские трапперы шли через арктические земли все дальше и дальше на восток? Какие зимы были тогда? И как эти люди выживали здесь – без раций, еды, огнестрельного оружия, электрогенераторов, пуховиков с пропиткой? Как?!
И он невольно почувствовал трепет при мысли об этом.
– Стойте, – негромко окликнул их Сандерс, и Вольски с электронщиком послушно остановились. – Дизелем пахнет – не чуете, что ли? Ветер доносит. С ветром нам повезло… А ну, давайте-ка к берегу, вон к тем скалам!
Сандерс вновь был прав – вот что значит реальный разведывательный опыт, который у него явно имелся. Бурые выветренные скалы, такие растрескавшиеся, что непонятно было, как они вообще стоят, оказались прекрасным укрытием. Между ними, в ложбинке, засыпанной той же буроватой галькой, Оз разложил свое хозяйство, не опасаясь, что его тотчас заметет. Он открыл второй кейс, в котором, точно в крошечном ангаре, на растяжках и опорах покоился миниатюрный беспилотник, внешним видом напоминавший толстую стрекозу. Разве что побольше – с ладонь размером.
– Вы хотите сказать, что эта штучка полетит при таком ветре? – усомнился Вольски.
– Полетит, куда денется, – уверенно ответил Сандерс. – Ты что-то хотел сказать еще, Вольски? Про русских, с которыми надо быть поосторожнее?
– Нет, – буркнул Норман, подавив в себе сильное желание добавить «сэр». Ну уж нет, не дождется! Хоть военные ему и платят, но жить по их правилам он не подписывался.
Оз очень осторожно отсоединил удерживавшие беспилотник растяжки и что-то набрал на планшете. Полупрозрачные крылья пришли в движение – завибрировали едва заметно, и одетое в тускло-серебряную нанорганику тельце «стрекозы» приподнялось над кейсом на пару дюймов. И зависло.
– Отлично, сынок, – кивнул Сандерс. – Ну как, готов?
– Готов, – ухмыльнулся Оз. Выражение лица у него было точь-в-точь как у мальчишки, который собрался пустить в девчоночий туалет мышь.
Он сел на рюкзак, устроил на коленях планшет и знаком показал остальным садиться ближе. Сейчас, как видно, помощь Нормана уже не требовалась, но требовалась его оценка. А «стрекоза», повернувшись на заданный курс, пошла над камнями очень низко, не более чем в трех-четырех дюймах от поверхности – и затерялась в снегопаде сразу же, как только миновала скалы.
Беспилотник двигался куда проворней подводного робота, но картинку он давал только визуальную. И пока что ничего, кроме мелькающих снежинок и внезапно возникающих по курсу камней, на мониторе нельзя было увидеть.
– А они же далеко, – внезапно с тревогой сказал Оз. – Хватило бы батареи на обратный путь…
– Если что – сходим подберем, – утешил его Сандерс.
– Угу, если не сдует в море…
Станция русских возникла на мониторе внезапно. «Стрекоза» поднялась повыше, как только ветер ослабил напор, снегопад поредел – и вдруг завесы снежинок перед ней расступились и открылся вид на окруженную крутыми скалами бухту, берег которой, напротив, был плоский, полого спускавшийся к морю. На небольшом возвышении на этом берегу стоял домик в шесть окон, возведенный из рифленых металлопластиковых панелей – белый, аккуратный, под двускатной красной крышей. Под навесом у стены стоял работающий дизель-генератор, и темный выхлоп от него уносило ветром в сторону. Окошки были маленькие, подслеповатые, на подоконниках – видно было даже издали – что-то наставлено и наложено. Около домика – кажется, у русских это называется «избушка», припомнил Вольски, – лежали аккуратным штабелем какие-то стройматериалы и прочие хозяйственные предметы, прикрытые куском занесенной снегом пленки. В некотором отдалении крутился ветряк.
Неплохо они тут устроились…
– Ближе, – велел Сандерс тихо. Похоже, волновались сейчас все – Оз сидел неподвижно, сжав губы в одну бледную линию, Вольски, напротив, все время ерзал. Сандерс подался вперед, точно учуявший добычу пес, и неистово грыз очередную спичку.
«Стрекоза» скользнула вдоль скал ниже, ближе к домику. Снег шел все реже, и сквозь быстро бегущие облака даже стало проглядывать солнце – низкое, словно здесь стоял вечный вечер. Шквал, налетевший внезапно, так же внезапно утих.
– Хорошо, так видно лучше, – пробормотал морпех.
– Плохо, мы слишком заметны, – возразил Оз, говоря о себе и «стрекозе» почему-то в общем.
Робот двигался зигзагами, укрываясь за камнями, прижимаясь к поверхности галечника. Вольски заметил, что здесь, в бухте, укрытой от ледяного дыхания океана, есть даже растительность – полярные маки, уже созревшие, с дрожащими под ветром крошечными сухими головками. Наконец Оз заставил «стрекозу» сесть на один из валунов метрах в тридцати от станции.
– Ближе не подобраться, – сказал он, стаскивая капюшон. К удивлению Вольски, электронщик взмок, словно все это время махал веслами.
– Слишком далеко, – возразил Сандерс. – Можно еще немного, вон к тем камням…
– Слишком открытое место, – парировал Оз. – Мы уже потеряли одного робота – хотите и другого угрохать? И поставить нашу экспедицию под удар? Вся легенда полетит к черту, если русские обнаружат «стрекозу»!
Сандерс секунду молчал, а потом разразился тирадой про гребаных русских, гребаный Север и гребаный Норфолк, который взял моду осторожничать. Вольски подумал, что слово «гребаный» ему придется долго потом выпалывать из собственных мозгов. Если, конечно, повезет остаться в живых. Мирная избушка русских ему почему-то заранее не нравилась.
Ну не может нормальный человек жить в этой ледяной пустыне! Даже если вахта – все равно не может! И уж точно не может ощущать тут себя, как дома…
– Ладно, – Сандерс наконец сдался. – Сынок, сделай картинку покрупнее, посмотрим, что мы тут имеем. Одно жилое здание, не рассчитанное на большое количество людей.
– Там их двое, скорей всего, – подал голос Вольски. – Или трое. Достаточно автономно живут.
Морпех кивнул:
– Еще одно здание – видимо, хозяйственного назначения…
– У русских такое называется «сарай», – подсказал Норман.
– Затем – береговые сооружения. – Сандерс ткнул в угол монитора. – Что это за бассейны? Для чего они? А это что – сети? А это, видимо, причал, но катера я не вижу.
– Мог уплыть куда-нибудь. – Вольски пожал плечами. Что-то это все ему напоминало, но что? Он никак не мог ухватить мысль.
Оз поколдовал над планшетом, и изображение увеличилось еще – правда, кое-где пошло пикселами. Стало видно, что естественная галечная коса, ограничивающая бухту с противоположной стороны, продолжена невысоким волноломом, сложенным, по-видимому, из здешних валунов. Волнолом огораживал не только бухту, но и несколько неровно очерченных бассейнов – Вольски насчитал их шесть. В одном из них плавал красный буек. Справа от бассейнов оставался открытый проход в море, и на берегу был устроен слип на два маломерных судна – уложенные ровно сланцевые плиты, спускающиеся в волны, на них – слегка заржавленные от воды направляющие, над которыми нависала гусиная шея электрической лебедки. На одной из тележек, между стоек с красными флажками, стоял катер – поменьше, чем тот, на котором сюда приплыла группа. Возле слипа грудой были свалены грубые сети в пластиковых красно-синих поплавках.
– Я понял, что это такое, – медленно сказал гидрограф. Он наконец сумел поймать блуждающую мысль за хвост, но облегчения это не принесло.
Сандерс и Оз одновременно обернулись к нему.
– Это рыбоферма, – сумрачно сказал Вольски. – Гребаная арктическая рыбоферма – и больше ничего.
Сандерс несколько мгновений пялился в монитор, а потом откомментировал так, что слово «гребаный» во всей фразе оказалось самым приличным.
Оз помолчал, подождал, пока Сандерс успокоится, а потом произнес:
– И все равно что-то здесь нечисто. С рыбофермы должны постоянно сбывать продукцию – я знаю, вырос среди озер в Мичигане… Но я не помню, чтобы вы упоминали о транспортной активности русских здесь. Напротив, они закрыли единственную перевалочную базу на Комсомольце. Ну, откуда все летали на полюс.