Из всех лиц он наиболее отчетливо представлял себе ее юные черты. Только лицо ее было печально и искажено страданием, и, как Хаген ни пытался, он не мог вспомнить ее веселый детский смех, который он так любил. Покидая Вормс, он причинил ей боль, и теперь воспоминания о страдании, доставленном человеку, которого, пожалуй, он любил в Вормсе больше всех, возвращались к нему.

Но год — достаточно долгий срок, особенно для того, кто молод. Пусть время не залечит рану, но зато притупит боль. Вполне возможно, что корабль вез ему приглашение на помолвку Кримхилд — ведь многие благородные рыцари добивались руки принцессы. Зигфрид, наверное, давно возвратился в Ксантен, а может, отправился завоевывать другие королевства…

Повернувшись спиной к огню, Хаген хлопнул в ладоши, призывая Фриге, своего слугу. В комнату вошел сгорбленный седовласый старец и вопросительно посмотрел на него. Фриге говорил редко, хотя был человеком образованным и знал много языков. А уж если он открывал рот, то ограничивался лишь необходимыми фразами. Это была одна из причин, по которым Хаген приблизил его к себе.

— Корабль, — начал Хаген, — Все ли готово к его прибытию? Вино, мясо, теплые пледы? Топятся ли покои для людей?

Фриге кивнул:

— Все готово. Я выслал навстречу им Сверна и Оуде. — Лицо старика раскраснелось, язык едва ворочался — все это время он был на жестоком холоде, и губы его онемели. Не дожидаясь приглашения, Фриге шагнул к камину и протянул к огню руки, — Корабль прибыл из Вормса, — заметил он.

Хаген кивнул.

— Значит, ты уедешь, господин.

— Чепуха, — поспешно возразил Хаген.

Фриге покачал головой:

— Ты уедешь. Тронье снова станет одинок.

Хаген промолчал. Фриге болезненно улыбнулся и, низко опустив голову, вышел.

Пораженный, Хаген глядел ему вслед. Старик был прав. В глубине души он и сам понимал это все время, с момента, когда на горизонте возник белый парус.

Что-то, видимо, произошло в Вормсе такое, что требовало его присутствия. И корабль этот прибыл за ним! Как же он сразу этого не понял?

Вновь накинув на плечи отсыревший плащ, Хаген выбежал на улицу и, согнувшись на жестоком ветру, поспешил к воротам.

Град ледяных кристаллов ударил в лицо, едва Хаген миновал ворота замка, дыхание у него перехватило. Ступеньки узкой лестницы, ведущей вниз, к порту, обледенели — несколько раз он едва не упал. Корабль он потерял из виду, но проскочить пристань было невозможно: это было единственное место, узкий вырез в побережье, с обеих сторон окруженный огромными скалами. Только здесь корабль мог укрыться от самой жестокой бури.

Задыхаясь, Хаген добрался до расщелины в скале, ведущей к порту. Сверн и Оуде действительно стояли возле берега. Корабля видно не было: буря вздымала волны выше человеческого роста, вход в гавань словно покрывала сплошная вуаль шипящей пены.

Сверн что-то крикнул ему: Хаген видел, как губы его шевелятся, но за диким ревом невозможно было разобрать ни слова. Он шагнул ближе.

— Беда, господин! — кричал Сверн. Лицо парня побагровело от холода, под глазом сочилась кровью глубокая царапина — должно быть, он упал с обледеневшей скалы.

— Что случилось?

— Мачта сломана, им ее уже не починить. Корабль пойдет ко дну.

Хаген содрогнулся. Этого нужно было ожидать. Ни одному кораблю не справиться с такой бурей. Но так случиться все равно просто не могло! Судьба не имела права оказаться столь жестокой — послать ему этот корабль, а затем уничтожить его прямо у него на глазах.

— Беги назад! — воскликнул он, — Зови всех. Пусть спускаются сюда, и мой брат — тоже! Захватите бинты и горячий мет!

Не дожидаясь ответа, он повернулся и бросился бежать. Он помнил: где-то здесь должна находиться отвесная скала, с вершины которой было видно море на несколько миль к горизонту. Да, вот и она, но как обледенели камни! А силы уже на исходе. Но ярость и отчаяние оказались сильнее — преодолевая ураганный ветер, Хаген начал карабкаться наверх.

Вот и корабль!

Одна из мачт действительно сломалась и упала за борт. На беспорядочной паутине разорванных снастей, обрывков парусов и обломков древесины висел окоченевший от холода труп моряка. Второй парус тоже был изодран в клочья — вот-вот упадет и он. Но ладья, несмотря ни на что, неуклонно приближалась к берегу, смертельный ужас придавал гребцам сверхчеловеческие силы.

Как безумный, Хаген замахал руками, указывая левее. Увидев, что человек на палубе кивнул, он облегченно вздохнул. Сложив руки рупором, капитан что-то прокричал гребцам, и ладья начала менять курс. Маленький корабль угрожающе накренился на один борт, когда половина весел опустилась в воду, а другая взметнулась вверх; голова лошади на носу медленно поворачивалась прямо к спасительной бухте. Огромная волна на мгновение скрыла ладью из виду; когда она откатилась, Хаген увидел, что еще два весла исчезло, а рядом с мертвецом на корме застыл второй неподвижный труп. Теперь было видно, что в борту ладьи зияет пробоина в том месте, где обрушилась мачта. Вода уже заливала палубу по щиколотку. Корабль шел ко дну, и надежда на спасение становилась все призрачнее, но люди продолжали отчаянно бороться со стихией. Хаген давно уже потерял счет времени: сколько он простоял здесь, сам рискуя быть унесенным в море яростным порывом урагана? Лишь голос брата, донесшийся сквозь дикий вой ветра, заставил его вздрогнуть.

Лицо Данкварта потемнело от гнева:

— Ты что, с ума сошел? Хочешь себя угробить?

— Корабль! — прокричал в ответ Хаген, — Мы должны помочь им!

— Каким способом? — рявкнул Данкварт, — Пожертвовав твоей жизнью, что ли?

Отчаянными усилиями гребцы приближали корабль к берегу, но следующая волна вновь отшвырнула его назад. И тут Хаген с ужасом сообразил, что ладья идет неверным курсом: на пути ее подстерегали коварные подводные рифы. Он принялся отчаянно махать руками, что-то кричать, но голос потонул в реве шторма.

Громовой удар сотряс землю. Хаген почувствовал, как деревянное тело корабля всей массой налетело на скалу; на мгновение жуткий треск и скрежет перекрыл остальные звуки. Один из матросов, не устояв на ногах, перелетел через борт, бушующее море тут же поглотило несчастного. Со звоном лопнули натянутые снасти, на корме взметнулся ввысь фонтан воды. Проскочив все же первый риф, ладья страшно накренилась, и тут следующая мощная волна швырнула ее в спасительную гавань. Увлекаемый последним приветствием бушующей стихии, корабль скользнул на песчаную отмель и замер. Буря продолжала неистовствовать, но теперь корабль был защищен стеною скал, о которые он только что едва не разбился.

В мгновение ока Хаген оказался возле корабля. Оставшаяся мачта медленно накренилась, треснула у основания и рухнула на землю. Изодранный парус опустился сверху, точно саваном прикрыв ее останки. Одним прыжком Хаген подскочил к первому матросу, помогая ему встать на ноги. Отстранив его руку, тот, пошатываясь, поднялся самостоятельно. Лицо его было залито кровью.

— Помогите лучше остальным, — пробормотал он, попытался шагнуть вперед, но ноги его подкосились, и матрос рухнул Хагену на руки. Передав его одному из кнехтов, Хаген поспешил к другому моряку, неподвижно лежавшему на палубе.

Он был мертв. Хаген понял это, еще не коснувшись ладонью холодного лба. Глаза матроса были широко раскрыты, смертельный страх навсегда застыл в них. Скрюченные пальцы в отчаянье вцепились в обломок мачты.

Потрясенный, Хаген выпрямился и огляделся вокруг. Посреди бушующего моря корабль казался ему крошечным, но теперь он видел, какой огромной оказалась ладья на самом деле: гордый двухмачтовый парусник с дюжиной весел на каждом борту, команда которого должна была насчитывать самое меньшее тридцать человек. Но теперь прекрасная ладья была безнадежно искалечена, море нанесло ей раны, залечить которые уже не удастся. В лучшем случае от всей команды осталась в живых лишь половина, и неизвестно, оправятся ли они от ран. Удивительно было, как вообще кораблю удалось достигнуть берега.