Хаген последовал за ним. Теперь он догадался, что альб ведет его в покои Брунгильды.

Две рослые, закованные в золото фигуры охраняли запертую дверь — Брунгильдины стражницы не смыкали глаз ни днем ни ночью. Альберих попятился, когда одна из них шагнула к Хагену. Тронье покосился на карлика. Альберих молча кивнул, на лице его читался неприкрытый испуг.

— Дорогу! — потребовал Хаген.

Стражница не ответила, лишь рука ее крепче сжала рукоять меча. Краем глаза Хаген заметил, что вторая воительница тоже шагнула вперед, в любой момент готовая к нападению.

— Дорогу! — повторил Хаген.

Одна из стражниц попыталась обнажить меч, но Тронье среагировал вовремя: его меч блестящей молнией взметнулся вверх и тупой стороной лезвия опустился на шлем девушки. Не издав ни звука, она осела на пол. Клинок Хагена, описав широкую дугу, замер на расстоянии полупальца от горла второй стражницы. Та замерла. «Неужели, — подумал Хаген, — воительница решится обнажить оружие?» В таком случае ее придется прикончить, как бы ни хотел он этого избежать. Однако женщина медленно опустила меч и отступила назад. Облегченно вздохнув, Хаген наклонился над бесчувственной стражницей и, подняв ее меч, протянул его Альбериху:

— Возьми! Прикроешь сзади, если что.

Шагнув вперед, он решительно рванул дверь на себя. Засов разлетелся в щепки, тяжелая дверь с грохотом врезалась в стену. Одним прыжком Хаген оказался в спальне Брунгильды.

Именно этой картины он и ожидал.

Брунгильда и Зигфрид стояли перед широким, покрытым шелками ложем, панический испуг читался в их взглядах. На мгновение время, казалось, остановилось. Все вокруг Хагена пропало в тумане, лишь маленькая частица реальности осталась перед глазами: Зигфрид и валькирия, крепко обняв друг друга, стояли полуодетые, с лихорадочно раскрасневшимися лицами.

Словно вдруг очнувшись, Ксантенец оттолкнул Брунгильду и бросился к двери: возле нее на стуле лежал Бальмунг. Но Хаген оказался проворнее — одним прыжком оказавшись рядом, он отшвырнул стул, одновременно рукоятью меча ударив Зигфрида так, что тот беспомощно врезался в стену. Пока тот пытался удержать равновесие, Хаген выхватил из ножен волшебный клинок, отбросив свой меч в сторону.

— Нет! — вскрикнула Брунгильда, словно страшный клинок угрожал ее жизни. — Умоляю, Хаген, не делай этого!

Рука Хагена дрогнула. В глазах Зигфрида отражался неприкрытый ужас — ужас, который может испытывать лишь человек, считавший себя бессмертным и вдруг осознавший, что глубоко заблуждался. Жизнь его сейчас полностью зависела от милости Хагена, человека, которого он ненавидел.

«Решайся же! — прошептал внутренний голос. — Нанеси последний удар! Одно твое движение — и этот кошмар наконец закончится, а что будет дальше — не имеет значения…»

Сквозь туман, застлавший ему глаза, Хаген видел, как Брунгильда подбежала к нему, как в комнату ввалился Альберих, а следом за ним — Гунтер.

Единственное движение руки…

Нет.

Он опустил меч, поднял свое оружие и жестом приказал Зигфриду подняться. Все затаили дыхание. Каждый из них словно только теперь начинал осознавать, что здесь произошло. Перед глазами Хагена все стояла туманная пелена, заволакивавшая сцену: Брунгильда, поднявшая руки, словно защищаясь, мигом протрезвевший Гунтер, перекошенное ненавистью лицо Альбериха…

…и неприкрытый страх во взгляде Зигфрида.

— Я убью тебя, Зигфрид, — Хаген не узнал собственного голоса. — Помнишь, что я сказал тебе два дня назад или память твоя слишком коротка?

Зигфрид не ответил, завороженно уставившись на клинок в руке Хагена.

— Так сделай же это, и дело с концом! — не выдержал Ксантенец, — Возьми в руки меч и прикончи меня, если боишься драться как мужчина с мужчиной.

— Не слушай его! — раздался вопль Альбериха. — Он нарочно тебя подзуживает! Убей его, пока есть возможность, Хаген!

Зигфрид с ненавистью покосился на альба:

— И ты! Вот как ты держишь свое слово, несчастный?

— Убей его! — Голос Альбериха дрожал от возбуждения. Единственный из всех, карлик, кажется, начинал догадываться, что Хаген не прикончит Ксантенца, во всяком случае сейчас.

— Что же ты медлишь, Хаген? — продолжал Ксантенец. — Используй свой шанс.

Хаген молчал. Действительность снова ускользала от него. Казалось, он видит кошмарный сон. Он опустил меч и отступил.

— Одевайся. — Тронье швырнул Зигфриду куртку, — Ты тоже, Брунгильда.

Валькирия сидела неподвижно, не отрывая глаз от Хагена. Но не было в ее взгляде ненависти, глубочайшая тайна крылась в бездонных глазах. Да, он мог понять Ксантенца: сложись все иначе, неизвестно, смог ли бы он на месте Зигфрида противостоять чарам Брунгильды.

— Почему, Зигфрид? — Голос Гунтера прозвучал совершенно равнодушно. На лице короля не дрогнул ни один мускул. Скорее всего, он преступил ту грань отчаяния, после которой был не в состоянии что-либо принимать близко к сердцу.

Зигфрид не ответил. Гунтер повернулся к Брунгильде:

— А ты? Ответь хоть ты на мой вопрос. Почему? Зачем именно сегодня, Брунгильда? Не завтра, через неделю или через год? Неужели ты не могла подождать хотя бы день?

— Потому что это должно было произойти этой ночью, мой король, — тихо промолвил Хаген. — В твою первую брачную ночь. Лишь это удовлетворило бы Зигфрида. — Он бросил взгляд на нибелунга: — Разве не так?

Зигфрид презрительно скривил губы.

— Отвечай! — потребовал Гунтер. — Я хочу услышать ответ из твоих уст, Брунгильда! Почему именно сегодня ночью?

— Чего ты хочешь, Гунтер? — Тон валькирии был ледяным. — Чего тебе от меня нужно? Ты напился, а я поступила по справедливости. Я обещала отдаться мужчине, победившему меня в честном поединке.

Медленно опустив меч, Хаген шагнул к валькирии, звонкая пощечина заставила всех вздрогнуть. Брунгильда не уклонилась от удара, даже не повела бровью.

— Если ты еще раз позволишь себе подобное, Хаген, — прозвучал в тишине голос Зигфрида, — я тебя прикончу.

Хаген повернулся к нему, вкладывая Бальмунг в ножны. Зигфрид уже вполне владел собой.

— Да-да, — повторил Ксантенец, — именно так, — Он рассмеялся: — А теперь говори, зачем вернулся. Свою задачу ты выполнил, так что верни мой меч и уходи. Чтобы ноги твоей не было на этой земле!

— Ты прекрасно знаешь, зачем я вернулся, Зигфрид. — Хаген сохранял полное спокойствие. — Или ты забыл то, о чем я говорил тебе дважды: в первый раз — год назад, а во второй — позавчера? Я сказал, что вернусь и убью тебя, если ты сделаешь больно Кримхилд. Каждая ее слеза окупится твоей кровью. Я предупреждал тебя, Зигфрид, но ты не внял моим словам. Теперь расплачивайся.

— И как же? — В голосе Ксантенца звучала насмешка.

— Я вызываю тебя на поединок. Защити свою жизнь с оружием в руке. Это будет честный бой, Зигфрид, но не на жизнь, а на смерть.

Ксантенец громко расхохотался:

— Честный бой? Что ты, Хаген, — неужели ты можешь назвать поединок с калекой честным боем?

— Так принимаешь вызов? — На лице Хагена не дрогнул ни один мускул.

Зигфрид кивнул:

— Где и когда?

— Завтра на рассвете. Ты знаешь небольшую рощу, в часе езды к западу от Вормса?

— Да.

— Там есть ручей. Возле него я буду тебя ждать. Приходи один, без свиты. А ты, Гунтер, — он обернулся, — спустись к гостям и объяви, что на завтра назначена охота. Никому не бросится в глаза отсутствие Зигфрида.

— Что за чушь? — Ксантенец нахмурился, — Я и без этого…

— Я не хочу, чтобы дело получило огласку, — перебил его Хаген.

— Боишься, что соберется много зрителей? — Зигфрид скроил ехидную мину.

— И этого тоже, — кивнул Хаген. — Но все дело в Кримхилд. Я не хочу, чтобы она о чем-то узнала. Если ты меня убьешь — никто, конечно, ни о чем не догадается. Я просто не вернусь, и все. Но если я тебя убью…

— Этого не случится, — перебил Зигфрид. — Я принимаю вызов, Хаген из Тронье. Завтра на рассвете. Без свидетелей, не на жизнь, а на смерть. — Он протянул руку: — Верни мой меч!