Хаген поднял бокал, поднес его к губам и украдкой взглянул на Гизелера. Хаген содрогнулся, увидев в глазах юноши вызов, граничащий с ненавистью. Фолькер тоже сидел с бокалом в руках, спрятав за ним лицо. Он не отпил ни глотка. А Эккеварт вообще делал вид, будто ничего не слышит, погрузившись в раздумья. Предположение Хагена, что между братьями произошла серьезная ссора, по-видимому, было верным.

— Прошу прощения, я ухожу, — проговорил Хаген. — Я устал…

— Останься, — перебил Гунтер. — Еще минутку, Хаген. Я… должен поговорить с тобой.

Хаген замер в ожидании.

Помедлив, король продолжал:

— У меня… есть свои причины знать, что ты думаешь о своем походе, — Он бросил пристальный взгляд на Гизелера, — Ты мог бы сказать, что в стране царит порядок, — если отбросить в сторону твои… предчувствия?

Хаген задумался:

— Пожалуй, да.

— Тогда все в порядке, — неожиданно возбужденным тоном продолжал Гунтер, — Покидая страну, король должен быть уверен, что ничего не случится. Я собираюсь в поход и думаю, что продлится он даже дольше, чем шестьдесят дней.

Гизелер открыл было рот, но Гунтер повелительным жестом остановил его:

— Я давно уже вынашивал эту мысль, и теперь мирный договор с Римом и наступление весны дают мне благоприятный повод наконец осуществить ее.

— Договор с Римом! — не выдержал Гизелер. — Этот пакт принесет нам беду, а не мир!

Гунтер не обращал на него внимания.

— Я отправляюсь в поход на север и прошу тебя, друг Хаген, сопровождать меня. Ты сможешь побывать на родине: мы доберемся до Тронье, а оттуда тронемся дальше.

— Дальше? Но севернее Тронье, кроме песцов и волков, нет никого и ничего.

— Исландия.

— Исландия!

Гунтер кивнул:

— Путь предстоит долгий, но на быстром корабле и с хорошим штурманом мы преодолеем его до зимних холодов.

— Может быть. Но что тебя так привлекает в Исландии, если ты готов идти на такие жертвы? Разумеется, мой король, я отправляюсь с тобой, раз ты этого желаешь…

— Да, желаю. — Это был приказ.

Ни один из присутствующих не произнес ни слова. Лишь на лице Гизелера отражалось нескрываемое возмущение.

— И какова же цель путешествия? — поинтересовался Хаген.

Гунтер улыбнулся:

— И король может испытывать земные чувства, дружище Хаген. Сейчас, когда в стране впервые за долгие годы наконец воцарился порядок, я хочу подумать и о себе. — Он глотнул вина. — Я решил жениться.

Хаген уставился на него, едва не разинув рот.

— Ты хочешь вовсе не этого, — уверенно заявил Гизелер. — На самом деле…

— Молчи! — рявкнул Гунтер. — Вижу, ты еще не дорос, чтобы отдавать себе отчет в том, о чем болтаешь.

— Однако дорос, чтобы посоветовать родному брату не лезть на рожон. В Бургундии достаточно благородных девиц, и любая многое отдала бы, чтобы стать твоей женой. Ты можешь выбирать из сотен невест.

— Мой выбор сделан уже давно, — В голосе Гунтера звучала непоколебимая твердость, — И я достаточно долго ждал подходящего момента.

— Я… не понимаю, — пробормотал Хаген.

— Впрочем, как и мы все, — фыркнул Гизелер. — Я всегда думал, что ребенком здесь считают меня, но мой братец…

— Все еще твой король, Гизелер, — угрожающим тоном перебил его Гунтер, — Или мне стоит напомнить тебе об этом?

— Не стоит. Скорее я должен напомнить тебе, что ты несешь ответственность за всю Бургундию, брат. Не только за этот город — за целую империю. Твоя жизнь не принадлежит тебе одному, и ты не имеешь права ставить ее на карту ради какой-то химеры!

— Брунгильда не химера! Она существует, и я стану ее освободителем.

— Брунгильда! — Если бы в этот момент случилось землетрясение, Хаген был бы поражен не меньше, — Ты собрался… правительницу Изенштейна… Ты хочешь заполучить ее в жены?

Гунтер решительно кивнул:

— Хочу и получу.

— Но это невозможно, пойми же, — не унимался Гизелер. — Никто ее не видел… — Он умоляюще взглянул на Хагена. — Скажи ему, дядя Хаген! Если он кого-то и послушает, то только тебя! Скажи ему, что нет никакой Брунгильды. Он гонится за химерой.

Хаген подавленно покачал головой:

— Боюсь, ничего не получится, Гизелер.

«Почему бы этого и не сделать? — лихорадочно думал Хаген, — Почему бы не солгать единственный раз — быть может, это последний шанс предотвратить безумную затею Гунтера».

Но он поклялся служить королю верой и правдой — так же как до этого его отцу. Он не сможет жить с этой ложью.

— Брунгильда существует, и было бы откровенной ложью утверждать, что это не так, — грустно промолвил он. — Мне очень жаль, Гизелер, — Он повернулся к королю: — Но Гизелер прав — взять ее в жены нереально.

— Почему же? — взвился Гунтер, — Я король и равен ей по крови, а то, что о ней рассказывают, меня не пугает, — Он с вызовом уставился на Хагена и, внезапно сжав кулак, с такой силой ударил по столу, что его бокал опрокинулся. Вино, словно пролитая кровь, закапало на пол. Хаген содрогнулся, — Мне не по нраву, что со мной здесь разговаривают как с неразумным ребенком из-за того лишь, что я единственный раз подумал о себе, а не о королевстве. Бургундия! Бургундия — это я! И я не собираюсь ни перед кем отчитываться в своих решениях.

Хаген был обескуражен: подобного взрыва он не ожидал от Гунтера.

— Брунгильда, — пробормотал он, — Почему именно она? То есть… Ты хорошо обдумал свое решение?..

— Да, обдумал, — оборвал его Гунтер.

— Я и не собираюсь его оспаривать, — невозмутимо продолжал Хаген, — Но до сих пор никто из тех, кто отправился за ней в Исландию, не вернулся.

— Хаген прав, — вмешался Гизелер. — Если она и существует — хотя я в это все равно не верю, — то ни один смертный не способен помериться с ней силами. Она тебя убьет, как и всех остальных, кто пытался это сделать. Ведь она ведьма.

Хаген согласно кивнул:

— Говорят, сам Один дает ей магическую силу.

Лицо Гунтера омрачилось. Рука потянулась к серебряному кресту, висевшему на цепи поверх мантии.

— Чушь! Один! Колдовство! Я не желаю слушать эти языческие бредни! Решение принято. Как только растает снег, я отправляюсь в поход. И ты, Хаген, идешь со мной. Сотня лучших воинов будет нас сопровождать. — Он злобно рассмеялся: — Посмотрим, чего стоят силы Одина против ста бургундских клинков.

Хаген промолчал. Гунтер оскорбил богов — и не важно, существовали они или нет: он был не прав. Но протестовать не имело смысла: король разгневается еще сильнее. Слишком долгим был поход Хагена. Если бы он был здесь в тот момент, когда Гунтера осенила эта безумная идея, — быть может, ему и удалось бы что-то изменить. Теперь было уже поздно.

Гунтер продолжал:

— Я уже отдал приказ готовить ладьи. С попутным ветром и Божьей помощью мы за две недели доберемся до Тронье. Там дождемся, когда растает лед и будет свободен путь в Исландию. С наступлением лета мы будем стоять у подножия Изенштейна.

Хаген уже не слушал его. Брунгильда! Одно упоминание этого имени внушало трепет. Никто не мог знать, что ждет их в Изенштейне. Может, древние руины, где путника подстерегает гибель, а может — неприступная крепость дочери Одина. Хагена не пугали далекие просторы Исландии и встреча с последней из валькирий. Его ошеломила неожиданная непреклонность Гунтера: он не узнавал своего короля. Состояние рассудка Гунтера начинало внушать опасения.

— Так ты отправишься со мной? — Это не было вопросом. Даже просьбой. Это был приказ.

— Да, мой король.

Гунтер едва подавил довольную улыбку:

— Я знал, что могу на тебя положиться, Хаген, — Он поднял кубок и наполнил его до краев. Хаген же не почувствовал вкуса вина.

Гизелер вздохнул, но не произнес ни слова. Фолькер и Эккеварт тоже молчали. Хаген пожалел, что здесь не было Гернота, среднего из царствующих братьев. Уж если кто-то и мог призвать Гунтера прислушаться к голосу разума, то это был именно он.

Чтобы сменить тему, Хаген осведомился:

— А где твои мать и сестра, мой король?