– Но Ноздрин-Галицкий профессиональный историк, кандидат наук. Крестовые походы – слишком известная тема, даже школьники разбираются. Они идут в Триполи!

– Этот город на побережье. Как же горная дорога?

– Выбрали безопасный путь. Наверняка у них в группе есть опытный проводник. Все, определились! Надо сказать Косте, чтобы отправил самолет-разведчик поближе к Триполи: начнем искать от конечного пункта. Офицеров группы захвата попрошу не расслабляться. Ежедневные тренировки, боевое слаживание с наемным войском. Разбойнички на конях сидят?

– Не все, – вздохнул Егорычев. – Большинство – пехота, сторожевые части. Не уверен я в них.

– Надо быть уверенным! Я вас попрошу: пусть проводят в седле по полдня, пусть учатся если не рубить, то хотя бы копьем на скаку…

– Ропщут, что напрягаем! Не нравится, – сказал лже-сарацин в зеленом.

– Давайте больше вина и еды! За успехи в подготовке – по монете дополнительно! И строго с ними! Поймут! Здесь у них выбор небогатый: махать веслом на галере или служить в войске!

– Одного не пойму, – задумчиво сказал Колбин. – Если исследователи идут в Триполи с христианами, то что те делали в захваченном сарацинами Иерусалиме?

– Может, из плена возвращаются, как наши?

– Вооруженные до зубов? В кольчугах, шлемах, панцирях? Из плена?

– Не знаю, Дима! Левант! Мусульмане служат христианам, христианские правители заигрывают с султаном… Хрен их тут разберет! Что это меняет в наших поисках?

– Ничего.

– Тогда забудь! Дел хватает. Займись! Мы должны быть готовы выступить в любой момент…

Всадник скакал через долину, устало склонившись к шее коня. Время от времени он поднимал голову, всматривался в темнеющие впереди склоны невысоких гор, затем снова припадал к конской шее. Жеребец под молодым сарацином тоже устал: он давно сбился с галопа на рысь и вяло перебирал ногами, то и дело норовя остановиться. В такие мгновения всадник ласково трепал коня по мокрой от пота шее, жеребец нехотя ускорял шаг, пофыркивая от недовольства. Когда до гор, окаймлявших долину, осталось немного, всадник отвязал копье, прихваченное ремешком к шее коня, прицепил к древку возле острия узкий желтый стяг и поднял его вверх. Поток встречного воздуха развернул стяг и он затрепетал над головой сарацина, чуть слышно похлопывая, когда встречный ветер усиливался…

– Это Фархад! – сказал сотник, поворачиваясь к евнуху. – Я узнал его коня.

– У тебя хорошие глаза, Азад! – отозвался Ярукташ. – Как у беркута. Для меня этот всадник, Фархад он или нет, сейчас как муха, что ползет по траве у ног. Я даже не вижу, какого цвета у него стяг.

– Зато господин хорошо видит в душах людей! – подобострастно сказал сотник, склоняясь. – Нет в них для него ничего тайного…

– Льстец! – усмехнулся евнух, но спорить не стал. По лицу Ярукташа было видно, что похвала понравилась.

Евнух и его сотник еще некоторое время стояли на вершине невысокой горы, наблюдая за приближающимся всадником.

– Фархад! – уверенно сказал сотник. – Я вижу его лицо.

– Пошли людей навстречу! – распорядился Ярукташ. – Не то он будет долго ползти. И без того опоздал.

…Когда воины подвели гонца к начальникам, тот кулем повалился им в ноги.

– Ну? – процедил евнух, каменея лицом.

– Юсуф убит…

– Дядя!

Сотник рванул на груди халат. Сорвал с головы чалму, ударил ей о землю.

– Угомонись! – тихо приказал Ярукташ и для убедительности толкнул Азада в плечо. – Дурная весть, но, чувствую, не вся. Что с остальными? – спросил он, старательно делая голос спокойным.

– Они тоже убиты…

– Кто это сделал? Кто?! – захрипел сотник, вздергивая гонца с земли.

– Зародьяр…

Азад схватился за рукоять сабли, но евнух перехватил его руку. Мгновение оба смотрели друг на друга, сверкая глазами. Сотник сдался первым: поклонился и отступил.

– Мы загнали их в сторожевую башню, и обложили, – заторопился Фархад, испуганно переводя взгляд с лица одного начальника на другое. – Юсуф сказал, что у Зародьяра и его людей нет воды и пищи, они скоро сдадутся. Это случилось днем. Мы встали на отдых в ущелье. Выставили стражу у башни. Однако осажденные ночью сумели спуститься и перерезать всех…

– Ты это видел?

– Нет. Я отправился с коноводами пасти своего жеребца, – Фархад оглянулся. – Тот упал на камни, когда мы шли по горной дороге, и я решил присмотреть. Это мой конь, я покупал его за свои деньги. Вечером я поел соленой козлятины, и у меня случилось несварение желудка…

– Ну? – толкнул его евнух.

– Я присел за камнем в стороне от табуна. Светила луна. Вдруг я увидел, как оба коновода падают с коней. Из ущелья выбежали трое с луками, добили коноводов, сели на коней и ускакали обратно. Когда желудок позволил, я прокрался в ущелье и увидел, как туркополы Зародьяра собирают оружие убитых мамлюков. Так я понял, что произошло.

– Ты не напал на них?! – выдохнул Азад.

– Я решил, что весть о случившемся будет полезнее господину, чем моя смерть, – склонился Фархад.

– Ты правильно решил, – одобрил Ярукташ. – Продолжай!

– Я вернулся к своему коню, оседлал его, отъехал в сторону и решил ждать рассвета. Там был холм, поросший кустарником, я укрылся за ним и смотрел издалека. Днем туркополы хоронили Юсуфа и его убитых мамлюков, затем они отправились в путь.

– Сколько у франка воинов? – прервал Ярукташ.

– Одиннадцать вместе с ним. Двенадцатого везли на конных носилках – видимо, ранили.

– Сколько их было до той ночи?

– Юсуф говорил: двенадцать.

– Двенадцать убили полсотни, потеряв одного раненым?! – встрепенулся Азад. – Ты лжешь, трус!

Евнух вновь перехватил руку сотника.

– Ты уверен, что не было боя, и воинов Юсуфа убили во сне? – спросил он быстро.

– Мы пасли коней у входа в ущелье, в полете стрелы от башни. Стояла тихая ночь. Если б в ущелье шла битва, мы услыхали бы лязг оружия и крики. Юсуфа и его воинов убили спящими. Поэтому и коноводов застали врасплох.

Азад сел на камни и охватил голову руками, раскачиваясь.

– Шайтан! Шайтан!..

– Что дальше? – спросил евнух, не обращая внимания на стенания сотника.

– Я решил проследить за франком и скакал следом, поотстав. Они остановились на дневку у каких-то развалин, к вечеру зашли в греческое селение в двух дня пути отсюда. Я ночевал в поле. Думал, они выйдут утром, я прослежу направление и сообщу господину. Но они задержались на день. Я нашел ручеек, но еды не было. Я не ел три дня, почти не спал… – гонец покачнулся.

– Дайте ему вина! – приказал евнух, столпившимся вокруг воинам.

Кто-то сбегал за бурдюком и влил жидкость в рот Фархада. Тот, сделав несколько глотков, вытер рот и поклонился.

– На рассвете я увидел, как первые всадники выходят из селения на дорогу. И сразу поскакал, чтобы предупредить. Они идут сюда…

– Накормите его, и пусть поспит! – приказал Ярукташ. – Коню насыпьте овса. Собирайте палатки, гасите костры! Выступаем!

Евнух покосился на сотника, все еще сидевшего на камнях. Когда воины убежали исполнять его приказ, оставив начальников одних, он потрепал Азада по плечу.

– Вставай! Некому смотреть на твое горе…

Азад поднялся, хмуро посматривая на Ярукташа.

– Ты сам говорил, что для меня нет ничего тайного в душах людей, – продолжил евнух как ни в чем ни бывало. – Твой дядя ограбил тебя после смерти отца, забрав лучшие земли убитого брата. Он не вернул их, как должно, когда ты достиг совершеннолетия. Он не помогал тебе на службе у Саладина, и ты, свободный воин, жил как раб-мамлюк, пока я не заметил и возвысил тебя. Не думаю, что ты любил своего дядю. Поэтому нет причин скорбеть о его смерти. Детей у Юсуфа не осталось, ты единственный наследник.

– Мне придется выплатить большие деньги его вдове, – вздохнул Азад, поднимая с земли чалму. – Эта старая карга своего не упустит. Пойдет к кади, позовет свою жадную родню… Понадобится много золота. У меня его нет.