– Мне стало ведомо, что франки решили перехитрить тебя. Я знаю, зачем Зародьяр тайно приезжал в Эль-Кудс, и что он задумал…

Саладин слушал, не перебивая. Когда Ярукташ закончил, султан некоторое время молчал, погрузившись в размышления и пощелкивая пальцами. Наконец, поднял голову.

– Ты сможешь незаметно вернуться обратно? Чтобы франки не заметили?

– Да, господин.

– Тогда я подтверждаю их желание сделать тебя эмиром. Ты получишь фирман.

– Несравненный! – Ярукташ упал к его ногам.

– Имад говорил, что ты с умом вел хозяйство в Эль-Кудсе. Дела там, действительно, шли хорошо. Только эмир оказался плох…

– Я запомню это несравненный!

– Иди! И пусть все будет так, как задумали франки.

– Несравненный!

– Что еще?

– Я раб Имада…

– Уже нет. Твой бывший хозяин – преступник, приговоренный мною к смерти. Я милостиво даровал ему жизнь, но все имущество его теперь мое. Включая жен, которых я волен продать, если того пожелаю. Ты тоже принадлежишь мне. И я, как твой хозяин, дарую тебе свободу.

– Я недостоин слизывать пыль с твоих сапог!

– Эту право я тебе дарую! – усмехнулся Саладин. – Торопись!..

Однако Ярукташ, выбравшись из султанского шатра, не поспешил обратно, а стал о чем-то расспрашивать дежурившего у костра мамлюка.

– Чтобы я отвел к сотнику Имаду такую вонючку! – возмутился мамлюк. Но когда в его ладонь скатился увесистый золотой кружок, согласно кивнул…

Ярукташ осторожно выглянул во двор замка. Здесь было темно и тихо. Ярукташ еще некоторое время прислушивался, затем ступил на плиты двора и быстро убрал доску над ямой с нечистотами. Закрыл дверь и поспешил к источнику. Здесь он с удовлетворением обнаружил узелок, припрятанный у каменной стены колодца. Ярукташ стащил с себя провонявшую дерьмом одежду, бросил ее и ступил под струю, изливавшуюся из колодца. Вода была ледяной, но он, ежась, без звука омылся, затем достал из приготовленного узелка сухую одежду и переоделся. Вонючие тряпки Ярукташ аккуратно увязал и торопливо взбежал по каменной лестнице на стену. Здесь швырнул зловонный узел в пропасть. Осмотрелся. На дальней стене у привратных башен маячили фигуры часовых, но они не смотрели в его сторону. Ярукташ спустился во двор и уже неспешным шагом пересек освещенное факелами пространство перед дворцом.

Он не заметил троих людей, наблюдавших за ним с вершины одной из башен.

– Вернулся! – сказал Колбин, опуская прибор ночного видения. – Один. Прогнулся перед будущим боссом.

– У нас тоже прогибаются, – философски заметил стоявший рядом Иванов.

– Но сползать туда и обратно по дерьму!

– Я тоже ползал.

– Так вы для дела!

– Он тоже. Мы уедем, а ему здесь жить.

– Алиенору жалко! – вздохнул Колбин. – Классная баба, просто отвал башки! А жить будет с этим Шреком!

– Забирай ее!

– Ей баронство нужно. Феодалка! Не с моей зарплатой…

– У нас тоже баронства хотят. Вспомни наших миллионеров, их жен, кошек драных. Бабы везде одинаковы.

– Вас послушаешь, так не женишься никогда! – вздохнул Колбин. – Меня мать запилила, что пора.

– Пусть оставит тебе баронство в наследство…

– Я этого евнуха бывшего придушил бы, – угрюмо сказал Колбин. – Гад он все-таки!

– Чтоб торчать здесь два месяца?

– А что? Мне нравится! Полезут – еще подорвем! Тол есть…

– Зато Саладин уже знает про ход, – вздохнул Иванов. – Давай, Дима, как договаривались! – Он повернулся к третьему спутнику, все это время не проронившего ни слова. – Так, Кузьма Иванович!

– Всенепременно!

– На том и порешим! – сказал Иванов. – Уговор дороже женщин. Идем? Завтра хлопотливый день…

Троица спустилась с башни, прошла по стене и по каменной лестнице перебралась во дворец. Козма и Иванов разошлись по своим комнатам, а Колбин задержался. Когда коридор опустел, он на цыпочках подошел к двери покоев Алиеноры и, приложив к ней ухо, застыл на некоторое время. Затем, воровато оглянувшись, достал из кармана уголек и начертил на двери "х..й". Подумал и добавил: "лысый!"…

Процессия медленно вытекала из ворот Азни. Шагом ехали всадники, ведя на поводьях навьюченных и запасных коней, тащились тяжело груженые повозки. Одной из них управлял поджарый костистый монах – отец Лотарь, увозивший ставшую ненужной утварь своей церкви; пару гнедых другой повозки лихо нахлестывал Гуго. Рядом с ним восседала Берта, которая, как выяснилось, не умела ездить верхом. Замок покидали гости и все его обитатели, не пожелавшие остаться у сменившей веру хозяйки. Алиенора никому не препятствовала и даже подарила повозки; коней и сбрую дал Роджер.

Со стен Азни на уходивших с любопытством смотрели освобожденные из подземелья мамлюки Ярукташа. Они были в кольчугах и при оружии, только луки Роджер запретил возвращать им до времени – дабы не возник соблазн издалека сквитаться с кем-то за прошлые обиды. Сам новоиспеченный эмир Азни покинул замок еще на рассвете и сейчас маячил у шатра Саладина, вместе с повелителем наблюдая за исходом христиан.

Давая простор уходившим защитникам, войско султана подалось назад и теперь колыхалось неподалеку. Мамлюки, стоявшие в задних рядах, вставали на цыпочки и даже подпрыгивали, силясь разглядеть таинственных чужеземцев. На лицах их любопытство мешалось с разочарованием: в долину выходили обычные люди.

Когда последний защитник выбрался из ворот, Роджер поскакал вдоль процессии, выстраивая ее в походную в колонну. Затем он, а также Иванов с Колбиным, Козма с Иоакимом встали во главе. В этот миг от шатра Саладина к ним двинулась группа всадников. Это был султан с братом, Ярукташ и мамлюки султанской охраны. Они остановили своих коней на расстоянии прыжка от франков.

– Передаем тебе Азни, султан! – сказал Козма, выезжая вперед. – Как и договаривались. Где твой фирман?

– Ты получишь его! – невозмутимо промолвил Саладин. – Как только все условия нашего договора будут выполнены.

– Что не так?

– Я разрешил уехать всем, кто того пожелает, и забрать свое имущество. Но то, что принадлежит мне, должно быть оставлено.

– Я прихватил что-то твое? Прости, если это так. Я верну.

– Ты не взял ничего чужого, а вот он, – Саладин указал плетью на Роджера. – Должен вернуть.

Роджер положил руку на рукоять меча.

– Я ничего не брал у тебя, султан!

– Месяц тому ты приехал в принадлежащий мне город Эль-Кудс, который вы зовете Иерусалимом, и взял там одну вещь. Верни ее мне, и можешь ехать куда хочешь.

– Ах ты!..

Роджер выхватил меч – лезвие его молнией сверкнуло на солнце. В тот же миг сотня конных мамлюков, возникнув словно из-под земли, взяла голову колонны в полукольцо. Бросив поводья, мамлюки натянули луки и подняли арбалеты, ожидая команды.

– Так вот каково твое слово, султан! – крикнул Козма, бросив взгляд на изготовившихся сарацин.

– Слово мое нерушимо. Повторяю: вы уйдете живыми и невредимыми, вместе со своим скарбом, – насмешливо сказал Саладин. – Но то, что принадлежит мне, останется здесь. Любой, кто воспрепятствует моей воле, будет убит.

– Сначала сразимся! – воскликнул Роджер, потрясая мечом. – Козма, рыцарь Игорь! Бросайте свой гром!

Саладин перевел взгляд на брата. Аль-Адил привстал на стременах, но Козма опередил его.

– Мы отдаем твою вещь, султан.

– Попробуй забрать, предатель! – воскликнул Роджер. – Останешься здесь навсегда!

Козма обернулся и кивнул Иванову с Колбиным. Рука полковника сделала неуловимое движение – Роджер захрипел и выронил меч. Колбин подъехал, завел руки комтура за спину и ловко связал их прочным ремешком. Козма тронул коленками своего жеребца и подскакал ближе. Из седельной сумки Роджера достал увесистый сверток.

– Проклинаю тебя! – прохрипел Роджер. Ему было трудно говорить – удар Иванова пришелся ему под подбородок, ушибив гортань. – Да сгоришь ты в аду вместе со своими разбойниками!