– Четверо туркополов. Один из них, Сеиф, правая рука Роджера, его давний соратник.

– Пусть зовут Сеифа.

– Посадить сарацина за один стол с христианами! – возмутилась Берта. – Как можно? К тому же Роджер плох и вряд ли выйдет к столу.

– Туркопол сражался рядом с господином, – холодно ответила баронесса. – Проливал свою кровь. Покойный барон тоже пировал с дружественными нам сарацинами и не видел в том ничего зазорного.

Служанка покорно поклонилась. И вдруг спросила лукаво:

– Прикажете звать и других спутников комтура: его безрукого оруженосца и девушку?

– Какую девушку?

– Вы послали Рено в греческое селение за франками, отбившимися от войска. Там Рено узнал, что воинов забрал Роджер, как и подать, что причиталась вам. Комтур оставил в селении своего раненого оруженосца (бедный мальчик потерял руку!), и христианскую девушку, которую они по дороге отбили у сарацин. Рено велел отвезти обоих в замок, а сам пустился вдогонку за Роджером. Настиг его в Масличном ущелье, где комтур, потеряв почти всех своих воинов, из последних сил отбивался от сарацин. Оруженосец, его зовут Ги, и девушка, ее имя Стелла, приехали на повозке поздно вечером; я не стала будить вас, чтобы рассказать.

– Какого происхождения Ги?

– Благородного. Из родовитой аквитанской семьи. Он еще очень слаб после ранения, но ходит.

– Кто девушка?

– Обычная поселянка. Я думала взять ее к себе помощницей. Она смышленая, умеет читать и хорошо играет на сазе.

– Зови обоих!

Лицо Берты выразило такое изумление, что Алиенора улыбнулась:

– Стелла будет играть на сазе. У нас нет музыкантов. Покойный барон взял их с собой на битву, но никто не вернулся.

Когда Берта убежала передавать распоряжения, Алиенора подошла к окну и долго смотрела на двор замка, где шла необычная по этому времени суета. Спешили по делам дворовые слуги, конюхи выводили коней, чтобы те, застоявшиеся, разогрели кровь и пощипали за стенами зеленую травку, в ворота замка въезжали повозки с припасами, и кастелян принимал их у дверей подвала, все перевешивая и пересчитывая. Алиенора представила, как в огромной кухне замка сейчас пылает огонь, повара суетятся у очага, зажаривая цельные туши баранов, а также гусей и кур, как виночерпий с помощниками вытаскивают из подвалов замшелые бочки, выбивают пробки и разливают густое, темно-красное вино по кувшинам. Такого здесь не было с тех пор, как покойный барон ушел на войну. Жизнь в Азни после его похорон словно остановилась, дни тянулись тягостно и уныло, омрачаемые скверными новостями о войне, которые приносили редкие пилигримы и забредавшие ненадолго в замок проезжие рыцари, спешившие в еще не занятые сарацинами порты. Они с завистью говорили, что Азни – Богом хранимая земля, дальний край Иерусалимского королевства, к которому пока еще не подошел Саладин. Молодая вдова после таких разговоров долго плакала, сетуя на судьбу, что оставила ее, такую юную и цветущую, без надежной защиты. Как ни плох был покойный барон, но за его могучей тушей она жила спокойно, не думая о будущем. А оно в год 1187-й от Рождества Христова представлялось безрадостным…

С приездом гостей в Азни словно возвращались прежние времена, и Алиенора с нескрываемой радостью подумала о предстоящем обеде, где она предстанет… Нет, не безутешной вдовой. Владычной владелицей обширного и богатого баронства, гордой и неприступной. Ну, может, и не совсем неприступной, но гордой обязательно. Баронесса д'Азни не может быть простушкой. Гости могут подумать невесть что! Она ясно даст им понять…

Алиенора замахала руками, отгоняя роившиеся в голове видения, но они не отступили. И она, сдавшись, стала мысленно смаковать свои предстоящие слова и жесты. Да так увлеклась, что не заметила, как во дворе появился Рено, который долго стоял, подняв голову, ожидая, что она заметит красивый рыцарский пояс, который он успел надеть, и подаст ему хоть какой знак. Но она не подала…

Замок Азни построили недавно, воинственный отец покойного барона, заложивший укрепление на вершине холма горной долины, был больше озабочен высотой и толщиной стен, чем удобствами жителей. Небольшой каменный дом для самого барона и его родных возводили на скорую руку; он был мал, неуютен, с единственным залом на все случаи жизни. В нем покойный барон вершил суд, принимал послов и угощал гостей. Зато дом примыкал к высокой южной стене замка, рядом с воротами; так что при необходимости не составляло труда разглядеть в окно въезжавших мирных гостей или прямо из здания выбраться на стену – рассмотреть гостей непрошеных. От покоев баронессы зал отделяло всего несколько шагов. Это было удобно для барона, когда после обильных возлияний с гостями похоть одолевала его, но отравляло жизнь Алиеноры, которой не давали уснуть крики гостей и их разнузданные песни.

Алиенора невольно вспомнила это, шагая по коридору, и по телу ее пробежала предательская дрожь – она впервые принимала столько гостей в роли полноправной хозяйки. Перед дверью она остановилась, переводя дух, а затем решительно шагнула в проем, открытый услужливым мажордомом.

При ее появлении рыцари, сидевшие в ряд за длинным столом, дружно встали. Шествуя в сопровождении Берты к стулу с высокой спинкой (раньше на нем сиживал барон, а сейчас оно по праву принадлежало владелице Азни), Алиеонора успела разглядеть всех. Роджера и безрукого Ги за столом не оказалось – видать по всему, еще не оправились от ран.

Мажордом по очереди представил гостей. Козма и Иоаким были одеты в атласные сарацинские халаты. За кушаками виднелись богато отделанные серебром и камнями рукоятки ножей – очевидно, взяли из последней добычи. Иоакиму халат оказался короток – всего до колен. Выглядел он в нем забавно, вдобавок белая кожа на месте сбритой бороды – Алиенора едва не рассмеялась. Сдержавшись, она церемонно ответила на поклон забавного гостя. Тот, выпрямившись, непочтительно уставился на хозяйку, разглядывая ее с нескрываемым интересом.

– Какого ты рода, рыцарь? – надменно спросила Алиенора, пряча за холодностью смущение.

– Высокого, госпожа! – ответил за Иоакима Козма. Голос его оказался густым, сочным. – Его предки командовали большим войском.

– Он граф, барон, виконт?

– Прадед Иоакима был пожалован титулом князя, так что Иоаким – князь.

– А ты, рыцарь?

– У меня нет титулов, госпожа.

– Мой друг ведет род от немого рыцаря по прозвище Пчела, жившего в Провансе восемьсот лет назад, – вмешался Иоаким. – Тот рыцарь отважно сражался с врагами веры, немилосердно жаля их, за что и получил свое прозвище.

"Разве восемьсот лет назад был Прованс?" – хотела спросить Алиенора, но сдержалась. Монахи учили ее истории, она смутно помнила, что в четвертом веке от рождества Христова на землях нынешних Прованса, Франции и Аквитании вроде была Галлия, но помнила это нетвердо. А показаться невежественной ей не хотелось. Алиенора сделала жест, приглашая гостей к столу.

Случайно или нет, но ее место оказалось между двумя чужеземцами: по правую руку оказался Иоаким, по левую – Козма. На Рено, севшего по левую руку от Козмы, Алиенора не обратила внимания, на туркопола, выпучившего глаза при ее появлении, едва глянула.

Иоаким, остановив метнувшегося слугу, галантно отодвинул тяжелый стул, помогая Алиеноре сесть. Подлетел виночерпий с серебряным кувшином, Иоаким отобрал его и сам наполнил кубок хозяйки. От такого внимания Алиенора зарделась.

– Благодарю вас, рыцари, за то, что почтили вниманием бедную вдову, – сказала она, преодолевая смущение. – Я рада приветствовать в Азни храбрых победителей сарацин. Ваше здоровье!

Алиенора подняла тяжелый кубок. Гости последовали ее примеру. Алиенора отхлебнула густого, пряного от специй вина, и поставила кубок на стол. Слуга метнулся к ней, но Иоаким вновь опередил его: подцепил ножом с огромного блюда кусок зажаренного барана и вывалил ей на блюдо.