– Охота тебе ругаться, рыцарь! – буркнул Козма и поскакал к Саладину.

– Ты это хотел, султан? – спросил, протягивая сверток.

Подчиняясь кивку Саладина, к Козме подскочил Ярукташ, принял сверток и высвободил тяжелую плоскую шкатулку.

– Она, Несравненный!

– Открой!

– Нужен ключ!

– Без ключа справишься, – насмешливо сказал Козма. – Ты ведь собирался ее украсть?! Евнуху из гарема не привыкать отпирать чужие замки.

Саладин с любопытством посмотрел на Ярукташа. Тот смутился, но тут же торопливо извлек из кармана шаровар какой-то крючок и дрожащими руками стал ковыряться в замочной скважине шкатулки. Скрипнула сталь, крышка отскочила, и Ярукташ вытащил наружу многократно сложенную ткань.

– Разверни! – велел Саладин.

Ярукташ, пристроив пустую шкатулку на седле перед собой, стал разматывать плащаницу. Край выскользнул из его рук, и неширокая полоса материи вытянулась во всю длину – от рук всадника до самой земли.

– Это и есть святыня многобожников? – пожал плечами Саладин, разглядывая грубо намалеванное на плотной ткани изображение лежащего человека со сложенными на груди руками. – Это то, что должно поднять заморских королей на войну со мной?

– Да, Несравненный! – торопливо выпалил Ярукташ, облизывая толстые губы.

– Я не ощущаю исходящей от нее святости, – пожал плечами Саладин, – а ты? – повернулся он к брату.

– Я тоже ничего не ощущаю, Несравненный!

– Это изображение вашего бога? – насмешливо спросил Саладин у Козмы.

– Да. Оно появилось на плащанице нерукотворно. Этот тот, кого правоверные зовут "пророк Исса",

– Мы почитаем Иссу, но Аллах запрещает изображать людей. Даже пророков. К тому, думаю, это не нерукотворный образ. Обычный обман многобожников.

– Ты кощунствуешь, султан! Плащаница Господа нашего – великая реликвия!

– Это легко проверить! Бог не позволит смертному причинить вред истинной святыне. Брось ее в костер! – велел Саладин стоявшему рядом мамлюку.

За спиной Козмы послышался крик Роджера.

– Будь ты проклят, язычник! Господь поразит тебя! Сдохнешь! Сгниешь заживо, вместе с отродьем своим!

– Прости его, султан! – сказал Козма, беспокойно оглядываясь. – Тяжкие испытания повредили рассудок рыцаря.

Саладин усмехнулся. Мамлюк, обрадованный вниманием султана, выхватил плащаницу из рук Ярукташа и помчался к горевшему неподалеку костру. Длинная полоса ткани развевалась в его руках как стяг. Подскакав, мамлюк бросил плащаницу в огонь.

Ткань, сложившись, упала комом, закрыв пламя. Оно погасло. Синеватый дымок потянулся из-под краев плащаницы, стелясь над утоптанной землей.

– Не горит! – воскликнул Козма, подбирая повод коня.

– Погоди! – остановил его Саладин.

Все в долине, не отрываясь, смотрели на погасший костер. Дымок по-прежнему стелился из-под ткани, постепенно густея. По краям показались маленькие язычки пламени – и внезапно ткань вспыхнула разом. Саладин удовлетворенно откинулся к задней луке седла. Козма понурился. Саладин сделал знак, и ближний мамлюк достал из седельной сумки скрученный в трубку пергамент, завернутый в шелк. Султан взял его и протянул Козме.

– Вот твой фирман!

Козма развернул, а затем расправил пергамент. На тщательно выделанной коже бежала красивая арабская вязь. Снизу на шелковом шнурке висела печать зеленого воска. Козма скрутил фирман и спрятал в седельную сумку.

– Можешь ехать, чужеземец! Если тебя остановит отряд правоверных, покажешь фирман. И сообщи мне, если кто не поклонится до земли султанской печати!

– Это не все, султан!

Саладин удивленно посмотрел на Козму.

– Ты не расплатился со мной за лечение!

Султан пожал плечами:

– Что хочешь?

– Это! – указал Козма на шкатулку в руках Ярукташа.

Саладин мановением руки подозвав эмира Азни, взял у него шкатулку и стал внимательно рассматривать.

– Там нет второй плащаницы, султан!

– Золото, серебро… – усмехнулся Саладин, протягивая шкатулку Козме. – Я уже предлагал это.

– Здесь еще и дерево…

Козма забрал у Ярукташа ткань, в которую была завернута шкатулка, аккуратно упаковал ее и сунул в седельную сумку. Взял поводья.

– Погоди! – остановил его Саладин. – Хочу спросить. Почему ты друзья не вступился за плащаницу? Почему твои друзья не бросили гром? Ты мог бы убить меня!

– Вместе с собой. В моем времени, султан, жизнь ценится дороже вещей.

– Но это была ваша реликвия!

– Ты оказался прав: она поддельная. Настоящая плащаница – в Константинополе, у императора ромеев.

– Он не дружит с крестоносцами, поэтому не станет призывать в Сахель королей многобожников, махая реликвией. Ведь так?

– Короли придут и без плащаницы. Тебе еще придется повоевать за Сахель, султан! Твое войско будет разбито – и не раз!

– Но Сахель останется за мной?

– Да!

– Доброго пути, чужеземец!..

– Прощай, Саладин!

– Когда кончится эта бодяга?!

Козма оглянулся. Иоаким подъехал и встал рядом. Похудевший, осунувшийся, он хмуро смотрел на султана и его свиту.

– Кто это? – спросил Саладин, не понявший русской фразы.

– Мой друг. Он торопит.

– Я не удерживаю вас…

– Погоди, Несравненный!

Сквозь ряды султанской свиты пробивался воин. Саладин дал знак пропустить. Это был Имад.

– Ты не можешь отпустить франка, который поднял на тебя меч! – воскликнул Имад, подъезжая ближе. – Зародьяр поносил тебя скверными словами, оскорбляя тем самым все войско! Он враг всех правоверных!

Саладин заколебался.

– Я поклялся на Коране отомстить убийце моего брата! – поспешно добавил Имад. – Не позволяй ему уехать!

– Роджер не убивал Селима! – вмешался Козма.

– А кто его убил?

– Я!

Имад смотрел недоверчиво.

– Я выстрелил в него из арбалета, – спокойно сказал Козма. – Стрела вошла ему в грудь. Он умер сразу, не мучаясь.

– Почему ты сделал это? – спросил Саладин.

– Селим собирался распять на дереве христианскую девушку, вся вина которой была в том, что не позволила мамлюкам изнасиловать себя. По приказу Селима его воины зарезали семью этой девушки и других жителей в христианском селении. Тот еще был братец… Сволочь!..

– Ты умрешь, как он!

Имад выхватил взведенный арбалет из рук ближайшего мамлюка, вскинул к плечу. Звонко щелкнула тетива. Но толстая стрела-болт, летевшая прямо в грудь чужеземца, натолкнувшись на невидимую преграду прямо перед грудью Козмы, бессильно упала наземь.

– Можешь еще копье бросить! – насмешливо сказал Козма.

– А-а-а!.. – завизжал Имад, выхватывая из ножен саблю.

Ударить он не успел. Арбалетная стрела, пущенная в упор, пробила ему горло. Имад выронил саблю и, захрипев, скатился с коня. Саладин оглянулся. Ярукташ опускал разряженный арбалет.

– Имад хотел опозорить тебя, Несравненный! – сказал эмир Азни, кланяясь. – Ты уже отдал фирман многобожнику, пообещав ему свою защиту.

Саладин кивнул. Козма развернул коня. Иоаким последовал за ним.

– Преступников надо казнить сразу! – сказал Саладин подъехавшему брату. – Зря я послушал тебя тогда, Аль-Адил! – добавил он, глядя на лежащего недвижимо Имада. – Храбрость великое дело для воина, но она не заменит ума. Я не хотел отпускать Зародьяра, но убивать Козму не было нужды. К тому же, разозлясь, он запросто мог убить нас с тобою. Сахелю это ни к чему. Ты правильно поступил! – повернулся Саладин Ярукташу. – Что хочешь в награду?

– Ты и без того осыпал меня милостями, Несравненный! – склонился эмир Азни.

Саладин пожал плечами.

– Но если ты желаешь наградить своего слугу, – торопливо добавил Ярукташ, – то отдай мне жен Имада. Бедные женщины не виновны в преступлении мужа.

– У Имада был сын, – сказал Саладин, пристально глядя в глаза Ярукташа.

– Он станет моим! И вырастет преданным воином Аллаха!

– Бери! – махнул рукой Саладин. – Но пусть судьба Имада станет тебе наукой… Он храбро сражался и много любил. Но чувства свои ставил выше долга перед господином.