Рассвет, как обычно, бережно пробудил Лауру. В просторной зале с тускло отсвечивающими стенами было прохладно. Пленница плотно укуталась одеялом, достала из-под подушки дневник и, разложив его на коленях, стала перелистывать. Почувствовав, что она проснулась, Филипп прыгнул на постель, прижался головой к ногам девушки и снова умиротворенно замурлыкал.

Девушка склонилась над своим дневником. Первые фразы она произнесла вслух:

— «Последняя надежда рухнула. Чирешары уже не поспеют в срок, а может, и совсем не приедут. А возможно, и приедут, но меня уже здесь не будет… Дней осталось мало, очень мало… Все напоминает горячечное состояние тела, сотрясаемого гулкими ударами сердца… Вокруг творится что-то неладное… Люди полны тревоги…»

Карандаш скользнул по бумаге, но девушка смолкла. Наконец, карандаш выпал из пальцев. Последние фразы она опять произнесла вслух:

— «Я ошиблась… Я сама виновата в том, что случилось, в том, что произошло со мной. Милые, далекие друзья, если бы я в тот вечер поделилась с вами своими планами, своими мыслями…»

Потом она соскочила с постели, глубоко вздохнула и, оставив мраморную комнату, поспешила к источнику. Холодные брызги, говор струй освежили ее, отгоняли мрачные мысли? Как бы нанизывая бусинки смутных надежд…

— Милый Филипп, мне так хотелось петь и танцевать на этих мраморных плитах. Но и ты, наверное, чувствуешь, что осталось мало времени! Я сама убила свою мечту, самую светлую мою мечту, Филипп…

Она закрыла глаза и попыталась справиться со своей печалью. Одна в своем замке… С милым и ласковым Филиппом, который молча жил рядом, среди холодных безжалостных мраморных стен… Долгие нескончаемые дни, одни и те же рассветы, одни и те же закаты, то же молчание… Ни звука трубы, ни молодого голоса… С нею одни эти печальные образы. И чередование бесконечных часов и минут, подобных ударам молодого, но больного, торопливого сердца… Куда торопится оно, куда спешит?..

— Нет, Филипп, я не должна ни плакать, ни грустить. Осужденные на смерть и то на что-то надеются до последней минуты. А у меня впереди много минут, много часов… Мои друзья торопятся к великой встрече… К великому празднику в мраморном замке… Зачем же плакать? Может быть, мы скоро услышим шаги и голоса тех, кого я так жду… Это они, мои друзья, хотя я из и не знаю и они меня тоже. Лучшие мои друзья… Так будем ждать их до последней минуты… Я хочу, я обязана сберечь свою мечту, милый Филипп…

Она снова двигалась по просторной мраморной комнате маленькими, неслышными шагами, словно скользила по светло-голубым просторам сна.

В другом обитаемом помещении замка тревога еще не улеглась. Люди хмуро шагали из одного конца комнаты в другой, перебрасываясь холодными, пытливыми взглядами. Единственный, кто старался скрыть беспокойство и сохранить самообладание, был человек со шрамом. Голос у него, как всегда, звучал повелительно, движения были уверенные и сдержанные, в глазах стальной блеск.

— Сегодня никому не выходить из замка! — объявил он.

— Я видел патруль еще до восхода солнца, — сообщил человек с глазами хорька.

— Вход в крепость надежно закрыт? — спросил старший тщедушного.

— Я убрал мостик над пропастью перед входом…

— А вход прикрыли камнем?

— Да, — в один голос подтвердили оба подчиненных.

— А изнутри? Подпорки подставили?

— Да!

— Пойду проверю. Оставайтесь здесь!

Человек со шрамом вышел из залы. Толстяк подождал немного, потом сказал товарищу:

— Крепится что есть силы, но все равно видно, что волнуется.

— Ясное дело. А тебе на его месте было бы каково?

— Ты в самом деле не боишься или притворяешься?

— А чего бояться? Мы здесь в полной безопасности. Сюда никто не может проникнуть.

— А через другой вход?

— А я не думаю, чтобы существовал другой вход. Сказка…

— Стало быть, ты не принимаешь в расчет документ, расшифрованный девчонкой?

— Кто его знает. Уж больно все это неправдоподобно…

— А вдруг среди ночи заявятся незваные гости? — передернулся толстяк.

— Быть такого не может, — успокоил его другой. — Где может быть еще вход?

— Все равно я буду постоянно держать оружие при себе.

Они помолчали. Потом тощий спросил:

— А о девчонке он больше ничего не говорил?

— Злится. Неизвестно, чем все это кончится…

— Он глаз с нее не спускает. Что он задумал?

— Теперь уже поздно. Остался один выход…

— Не передумал бы он опять. А то два дня тому назад хотел ее…

— Не думаю, чтобы он опять переменил решение, — прервал его тот. — Обстоятельства не позволят.

— Скажи мне правду! — решился тощий после недолгого колебания. — Ты не жалеешь, что мы тут обосновались? Ты как-то переменился…

— Еще бы, — ответил человек с глазами хорька. — Вся эта история с чабаном, с патрулем, с этой девчонкой… Одни тревоги… А ты?

— Чепуха! Мне просто жалко, что мы не обнаружили всего клада. Тогда все выглядело бы иначе, все выглядело бы в лучшем свете…

— Уж слишком ты уверовал в эту сказку с кладом. Я…

— А почему бы и нет? История со входом — дело другое. Но клад существует. Мы уже нашли часть. Было бы время, мы нашли бы и остальное. Но слишком большой шум кругом…

— В том-то и дело. Как бы они не проникли сюда…

— Тиха! Идет, — шепнул тщедушный.

В зале снова наступила тишина. Теперь человек со шрамом выглядел спокойнее.

— Все в порядке, — сказал он. — Через наш вход в замок никто не проникнет. Я добавил еще одно заграждение. Остается второй вход.

— Неужели он существует? — шепнул как бы про себя тщедушный.

— Существует! — решительно заявил человек со шрамом. — И мы должны найти его! Итак, немедленно отправляемся на поиски. Берите инструменты!

Они захватили фонари, топоры, железные прутья, молотки и бесшумно вышли из залы.

Над мраморным замком собирались грозные тучи.

Чирешары проснулись на рассвете. Урсу, отметивший ориентиры еще накануне, показал всем те просветы меду вершинами, в которых закатное солнце могло в течение нескольких минут служить мишенью для стрелка. Он мысленно нарисовал треугольник с вершиной на месте привала и основанием на гранитных острых макушках, видневшихся вдали на расстоянии полета стрелы, пущенной искусным лучником. Длина этого основания не превышала 60 метров. Итак, предстояло исследовать участок длиной 70 метров. Этот участок охватывал обе стороны скалистого гребня — обрывистые лощины, почти недоступные человеку. Чирешары разделились снова на две группы. Отряд Виктор должен был исследовать левую сторону, группа Урсу — правую. Цомби снова оставался сторожить скарб.

Виктор решил пойти с Лучией и Данном метров сто пятьдесят вдоль лощины и обследовать один ее бок, а на обратном пути — другой.

Дело это оказалось нелегким. Хотя дно лощины и было сухим, ребята вскоре поняли, что она была вырыта бурным горным потоком, который часто неистовствовал в этих местах. На каждом шагу дорогу преграждали огромные валуны, заставляя чирешаров тратить неимоверные усилия, чтобы обойти их. Дан, жалобно стонавший еще вечером от массажа Урсу, был ему теперь от души благодарен. Боль в суставах и мышцах еще не совсем прошла, но, как ни странно, он перелез через эти адские камни, не испытывая при этом особенно тягостных ощущений.

— Урсу спас меня! — радовался он. — Не будь он так лют, я бы и теперь валялся у входа в палатку.

— А не пора ли тебе помолчать и занятья делом — осмотреть правый бок лощины? — поддела его Лучия.

К счастью, правый бок был довольно гладкий и безлесный, так что любой потайной вход можно было обнаружить без особого труда. Лишь кое-где молодая ель горделиво тянулась к небу.

— И все же по лощине проходят люди, — заметил Виктор. — Вряд ли мы здесь что-нибудь обнаружим.

— А ты уверен, что здесь были люди? — спросил Дан.