– "Цивилизованные люди" понимать его не хотели.

– Вам не придется заботиться о девочке, – в который уже раз убеждал Быстрова Анатолий Панфилов. – Все заботы возьмут на себя Антонина Петровна и ее супруг. Вы будете опекуном только на бумаге!

– Знаю я эти бумажные соглашения, – усмехнулся Быстров. – Дело кончится тем, что через год-другой ребенка спихнут мне, заявив, что раз по документам я ее отец, то мне о ней и заботиться! Кто даст гарантию?..

– Да я на пушечный выстрел тебя к Настеньке не подпущу! – не выдержала Антонина Петровна. – Какие тебе, подонку, еще гарантии нужны?!

– Попрошу оградить меня от оскорблений! Иначе я буду вынужден принять меры!

– Какие еще «меры»? – повысил голос капитан Панфилов. Он схватил Быстрова за грудки. – Какие еще «меры»? Мы у тебя здесь что, взятку вымогаем или чести пытаемся лишить? Мы просим тебя сделать доброе дело для собственной дочери! Слышишь ты, жук навозный! Для твоей родной дочери!

Панфилов отпустил перепуганного шашлычника и отошел в сторону.

В комнате повисла тишина – испугался не только хозяин квартиры, но и все остальные. Таким спокойного и рассудительного капитана никто никогда не видел.

– Извините, – буркнул он чуть погодя, адресуясь более к своим друзьям, нежели к хозяину.

– Нет уж! Простым «извините» вы не отделаетесь! – прохрипел Быстров. – Я сейчас же звоню в милицию! Будете иметь дело со службой внутренних расследований! Я вам покажу, как хватать меня за грудки и оскорблять! Не на такого напали!

Быстров и вправду потянулся к телефону, но Анатолий Панфилов ткнул его щепотью в солнечное сплетение. Минут на пять желание звонить куда-либо, да и вообще двигаться, у Быстрова исчезло.

– Еще раз извините! Не смог удержаться! – вежливо сказал Анатолий. – Впервые в жизни получаю удовольствие от того, что причинил кому-то боль! По-моему, все цивилизованные способы исчерпаны. Валя, умоляю, покажи этому гаду видеозапись, а не то я выну сейчас пистолет и буду иметь дело не с отделом внутренних расследований, как он мне грозит, а с отделом убийств!

Валентина быстренько достала из сумочки кассету, сунула ее в адаптер и включила видеомагнитофон.

По экрану замельтешили полосы, потом появилась «картинка». Главную роль в этом фильме исполнял Петр Быстров, в эпизодах были заняты кладовщики и грузчики зверосовхоза «Дружба». Декорациями послужили складские помещения зверосовхоза, автомобиль ВАЗ-2104, принадлежащий гражданину Быстрову, а реквизитом – прозрачные полиэтиленовые мешки с разделанными тушками нутрий.

– Как вам это кино? – поинтересовалась Глушенкова, глядя на ошеломленного хозяина квартиры.

– Сволочи, – прошипел в ответ Быстров. – Что вам от меня надо? Что вы ко мне прицепились? Думаете, я поверю, что вы заботитесь о бедной больной девочке? Лучше прямо скажите, что хотите выторговать для себя квартиру! Но я-то вам зачем?

– Мне абсолютно все равно, что вы думаете о нас. Я хочу лишь, чтобы Настя Самохина воспитывалась не в детском доме, а у людей, которым она небезразлична. Жаль, что ради этого приходится опускаться до шантажа!

– И чем же вы думаете меня шантажировать? Вот этой паршивой кассетой? Можете засунуть ее себе… сами знаете куда! У вас вообще-то есть санкция прокурора на видеосъемку? И какой криминал вы усматриваете в том, что я покупал мясо нутрий? Законом это не запрещено! Я завтра же подам на вас всех в суд за вмешательство в мою частную жизнь, оскорбление личности и побои!

– Вряд ли вы завтра сможете это сделать… – ласковым голосом произнесла Глушенкова.

– Это почему же?

– Потому что сегодня вечером я встречусь с одним моим давним знакомым и покажу ему эту пленку. А еще я покажу ему копию накладной, по которой приобретено сегодня мясо, а также толстые пачки накладных, по которым мясо нутрий приобреталось много лет подряд. Слава богу, отчетность в совхозе «Дружба» ведется великолепно.

– Какому еще знакомому? Из санэпидстанции, что ли? Так у меня все положенные сертификаты на руках!

– Да нет, – как бы с сожалением в голосе сказала Глушенкова. – Мой знакомый из другой организации. Павел Горчаков его зовут. Может, слышали?

Быстров побледнел.

– Вижу, что вам это имя знакомо, – продолжала Валентина. – Интересно будет посмотреть на реакцию Горелого, когда тот узнает, что несколько лет подряд он вместе со всей своей братвой ел в шашлычной искусно приготовленную крысятину. Конечно, он может услышать от этого знакомого, что шашлыки из нутрий подавали только всяким лохам, а ему, заслуженному авторитету, – только свинину, говядину или баранину! Наверняка он поинтересуется, правда ли это, и у работников шашлычной. Причем поинтересуется в привычном своем стиле, применив нож или паяльник. Мне кажется, что почти все сразу же захотят выложить ему чистую, как бриллиант, правду. Ну а что потом будет с хозяином этих шашлычных, я даже не берусь предположить. – Глушенкова с показным страхом передернула плечами.

– Черт с вами! – после минутного раздумья выдавил из себя Быстров. – Я согласен стать опекуном девчонки! Только скажите, в чем подвох, чтоб я хоть знал заранее!

Валентина достала из сумочки испещренный записями лист бумаги и протянула Быстрову.

– Вот здесь все написано, – сказала она. – Это перечень документов и справок, которые вы должны предоставить в комиссию по опекунству. Ниже указаны организации, в которых данные документы можно получить, приемные дни и часы их работы. Должна сразу предупредить: вам предстоит довольно изнурительный марафон. Но побегать все же придется.

Глушенкова вынула из видеомагнитофона адаптер с кассетой, положила их в сумочку, давая понять друзьям, что миссия окончена и можно уходить.

– Единственное, что мне хочется сказать напоследок, – произнесла Валентина, – так это то, что человека отвратительнее вас я в жизни еще не видела. Хотелось бы сказать «прощайте», но приходится говорить «до свидания». Мне с вами придется иногда встречаться, чтобы проверять, что вы сделали. Уж не обессудьте, но о том, чтобы поверить вам на слово, не может быть и речи!

В дверях она добавила:

– То, что мы сейчас довольно мирно расстаемся, вовсе не означает, что вы можете и далее кормить население шашлыками из нутрий. Наша сделка – не индульгенция. Чтобы не столкнуться лоб в лоб с законом, советую перейти к более традиционной кухне. А тушки нутрий можно пожертвовать тубдиспансеру. В меню данного заведения блюда из этого зверька будут выглядеть куда естественнее. Только если сделаете это, не забудьте взять копию приходной накладной. На всякий случай…

* * *

Красная «пятерка» медленно ехала по остывающим от дневного зноя улицам. Хотя других автомобилей на дороге почти не было, стрелка спидометра не доползала до пятидесяти. Казалось, что баталия с Быстровым отняла силы не только у людей, но и у машины.

– Вы теперь на море махнете? – спросил сидевший за рулем Анатолий.

– Наверное… – рассеянно проговорила Валентина. – Аркадий, правда, еще не в отпуске!

– Готов в любой момент, хоть завтра! – отозвался супруг. – Только мне кажется, что дело это надо закончить!

– С Быстровым? – спросила Валентина.

– Да.

– Думаешь, будут какие-то осложнения?

– От такого типа всего можно ждать.

– А вы как думаете, Антонина Петровна?

– Я знаю Петьку давно. По-моему, мы его здорово напугали! В таком состоянии он согласится на что угодно, даже на благородный поступок.

– А что новенького в расследовании обстоятельств гибели Настиной мамы? – спросил Аркадий капитана Панфилова.

– Удалось установить, что перед уходом с работы Елена Васильевна кому-то несколько раз звонила, но так и не дозвонилась. Мы узнали, что на станцию «Вознесенская» она приехала в легковом автомобиле темного цвета. Марку и номер машины пока не установили. Когда Елена Самохина выходила из автомобиля, ее совершенно случайно увидела старушка, которая продает семечки возле платформы. Машина залетела на тротуар рядом с тем местом, где она торговала, потому ей и запомнилась. К сожалению, в автомобильных марках бабушка совершенно не разбирается, а уж о номере и говорить нечего.