Впрочем, ее совершенно не интересовали достоинства «ауди». Российская «Волга», когда была на ходу, вполне ее устраивала.

– Я спрашиваю не потому, что хочу купить автомобиль, – сказала Валентина. – Мне хочется знать, куда вы на этой машине отвезли Павла и Ларису Стариковых?

Глушенкова внимательно следила за реакцией Кулькова, на всякий случай держась за ручку дверцы. Тот был так поражен, что буквально потерял дар речи. Будь Глушенкова опытным автолюбителем, она могла бы определить состояние собеседника двумя словами: движок заклинило.

– Только этого мне не хватало! – наконец буркнул адвокат.

– Чего?

– Вот этого геморроя!

– А если без медицинских терминов?

– А если без терминов, – усмехнулся адвокат, – то не хватало мне еще ваших подозрений!

Валерий Кульков глянул на Глушенкову и добавил:

– Перестаньте держаться за дверь! Или вы и вправду думаете, что я подрабатываю убийствами?

– Я видывала в жизни всякие метаморфозы!

– Букетом будете обороняться? – поинтересовался адвокат, бросив взгляд на руку пассажирки.

Валентина обнаружила, что держит букет так, словно это огромный нож из хичкоковского фильма про маньяка-убийцу. Придав цветам более нормальное положение, Глушенкова спросила:

– Так что вы скажете по существу вопроса?

– По существу вопроса – мой полнейший прокол и ваша победа! – ответил Валерий Кульков. – Не знаю, как вам удалось это раскопать, но я действительно встречался с супругами Стариковыми. Правда, наша встреча закончилась вполне логично, без эксцессов.

– А подробнее можно?

– Конечно. Мы встретились на перекрестке недалеко от Политеха, как и договорились предварительно по телефону. Они сели в машину, и я попросил их подробно рассказать мне все, что относилось к трагедии на платформе «Вознесенская». Они старательно пересказали уже знакомую версию. После этого я поинтересовался, готовы ли они в суде подтвердить, что рядом с ними на платформе находился именно Хабибов. Они уверенно заявили, что готовы. Тогда я достал из дипломата два листа бумаги – показания торговцев со Средного рынка, утверждающих, что в это же самое время Хабибов находился на рынке, и дал почитать их Павлу с Ларисой. Должен сказать, что этот свой жест я сопроводил небольшой ложью. Я сказал, что у меня есть еще восемь свидетелей.

– А на самом деле?

– На самом деле их у меня было всего три, включая тех, с чьими показаниями я ознакомил Стариковых!

– Здорово! – усмехнулась Глушенкова. – И как они реагировали?

– Реакция была именно такой, на какую я рассчитывал! Они поняли, что показания восьмерых человек перекроют их свидетельства, и испугались. Стали говорить, что, возможно, и ошибаются, что могли видеть тогда вовсе не Хабибова, а похожего на него человека. А Лариса не выдержала и начала причитать, что у нее больше нет сил. Что она сама не знает, кого видела, а кого не видела, и вообще, ей все это надоело! Павел оказался покрепче, он пытался ее успокоить. Но сами знаете: если уж женщину понесло, останавливать бесполезно.

– Неужели она призналась в соучастии или в убийстве? – попыталась угадать Глушенкова.

– Нет, что вы! Сначала Лариса и Павел сказали мне, что на платформу «Вознесенская» их привел странный случай, произошедший накануне. Они, как обычно, проводили вечер в боулинг-клубе, в развлекательном центре «Меркурий», катали себе спокойно шары и потягивали пиво. И тут к ним подошел азербайджанец по имени Малик. Он пристал с просьбой сыграть с ним на деньги! Хвастался, что чуть ли не чемпион мира в бросании шаров, а сам едва на ногах держался от выпитого. В общем, дело закончилось тем, что «чемпион» проиграл Павлу семьсот баксов. А поскольку при нем было всего триста долларов, то остальные четыреста он пообещал отдать на платформе «Вознесенская». Сказал, чтобы супруги ждали его там на следующий день с половины четвертого до четырех. Причем сообщил, что сам приехать не сможет, а пришлет вместо себя брата. А чтобы тот узнал их, Павел и Лариса должны сидеть на самой крайней лавочке, лицом к ограждению, на котором висит реклама Аэрофлота. Именно там они и находились в момент гибели Елены Самохиной!

– Стариковы видели этого Малика раньше?

– Нет.

– Неужели они могли поверить обещанию совершенно незнакомого человека?

– А что они теряли?

– Действительно, ничего, – согласилась Валентина. – Между прочим, очень правдоподобная версия. Тот факт, что Стариковы оказались единственными из свидетелей, которые обратили внимание на стоявшего рядом мужчину кавказского типа, теперь вполне объясним. Ведь они ждали, что появится брат знакомого азербайджанца.

– Но почему они сразу не сказали это следователю?

– Причин может быть множество! – ответила Глушенкова. – Просто не сочли нужным, например. Вы, кстати, не проверили, имел ли место тот проигрыш в боулинге?

– Спустя почти год это сделать невозможно, но я все же попробую на днях, – ответил адвокат. – Впрочем, такую «игру» очень легко инсценировать! Да я почти на сто процентов уверен: то, что мне довелось услышать от Стариковых, – абсолютная чепуха! Вам приходилось видеть фильмы про шпионов? Там на случай провала основной легенды у разведчика есть несколько запасных. Их объяснения очень смахивали именно на такую запасную легенду. «Мол, извините, ошиблись! Но не судите строго: для ошибки имелись объективные предпосылки!» Тот факт, что Стариковы после беседы со мной исчезли, говорит сам за себя. Им было что скрывать. Наверняка они сразу же после разговора позвонили тому, кто придумывал для них легенды. А он, поняв, что они вот-вот проболтаются, решил больше не испытывать судьбу и просто-напросто велел сбросить балласт. Надеюсь, имя составителя легенд произносить не нужно? Вы ведь успели изучить устав ЗАО «Д.О.М.»?

Валентина прекрасно понимала, что в доводах опытного адвоката есть рациональное зерно, но соглашаться не спешила. Ведь супругов Стариковых проще и надежней было использовать вслепую, подсунув им на платформе двойника Хабибова.

Версия о двойнике Тимура Хабибова появилась у инспектора Глушенковой сразу же, как только она услышала от Валерия Кулькова о торговцах, видевших, как начальник службы безопасности Средного рынка в момент убийства Елены Самохиной расхаживал вдоль торговых рядов. Но оставался еще один вопрос: кто копался в вещах Насти Самохиной и оставил «жучок» в ее палате? Хабибов или его «тень»? Выяснить это можно было, либо еще раз дотошно расспросив охранников, дежуривших тогда в сороковой больнице, либо от самого Хабибова. Инспектор Глушенкова почему-то была уверена, что ее собеседник уже воспользовался одним из этих способов.

– Вы в следственном изоляторе встречались только со своим подзащитным? – пустила она пробный шар.

– Вы хотите спросить, не разговаривал ли я с Хабибовым? Я вас правильно понял?

– Да.

– Разговаривал, конечно, – ответил адвокат. – И неоднократно.

– И что он говорит?

– Он утверждает, что никогда не бывал на платформе «Вознесенская» и даже не представляет, где она находится. Лично я ему верю.

– И все?

– Нет, не все, – улыбнулся собеседник. – Еще он говорит, что если поймает своего двойника, то оторвет ему ноги!

– И все?

– Еще он говорит, что прекрасно понимает, кто засадил его за решетку!

– И все? – не успокаивалась Глушенкова.

– Что означает это ваше «и все»? Что еще он должен был сказать? Может, намекнете, что вы хотите от меня услышать?

– Я думала, вы догадливее, – усмехнулась Глушенкова. – Я хочу узнать, кто повесил «жучка» на занавеску в палате Насти Самохиной. Он или его двойник?

– А-а, вот оно что!.. Конечно же, двойник. Как вы сами не догадались?

– Но почему тогда охранники пропустили чужака в больницу? Собственного-то начальника они должны хорошо знать в лицо!

– Но не тогда, когда работают всего три недели и видят начальника второй раз в жизни! – поправил адвокат. – Эпизод с «жучком» в палате Насти кажется мне совершенным пустяком. Это была всего лишь не слишком хорошо замаскированная наводка, чтобы повернуть следствие в нужном направлении. Но организатор этой нехитрой инсценировки в итоге добился своего. Благодаря вашей въедливости в первую очередь и стараниям капитана Панфилова – во вторую, мы сейчас имеем то, что имеем! Таково мое мнение… А теперь скажите, куда вы собирались ехать?