Но всё оказалось наоборот. Витька то был дома один, но на просьбу поделится нужными вещами ответил энергичным отказом.

— Жень! Можешь меня побить, но я не дам тебе стеклорез. Батя меня просто убьёт.

Пришлось сменить тактику и придумывать сценарий на ходу.

— Вить, а ты можешь работать стеклорезом?

— Ну, — замялся пацан. — Видел как батя резал, думаю смогу также.

— Тогда пошли ко мне. Я карандашом отмечу, а ты отрежешь. И стремянку прихвати.

— А её нафига?

— Мне застеклить кое-что надо, а с неё удобней.

Жмур как-то недоверчиво на меня посмотрел, помялся, но всё-же выдал:

— Она тяжелая, я один не утащу.

Пришлось тащить вдвоём. Застелил кухонный стол старыми газетами, при помощи линейки и длинной досочки — химическим карандашом прочертил нужные границы.

— Режь, — указал я на стекло Витьке. — Или мне доверишь?

— Давай ты, это же твое стекло.

Хмыкнув я взял в руки стеклорез и приступил к задуманному. Силенок мне явно не хватало, может стекло было толстое или я подзабыл процесс резки. Пришлось с обеих сторон резать, а потом аккуратно подбивать деревяшкой. Но всё обошлось без эксцессов.

Потом мы долго и со смехуёчками вставляли стекла, прибивали штапики и убирали последствия ремонта.

— Жень? А можно, я заберу обрезки стёкол? — вопросил сосед когда мы вдвоём притаранили стремянку к нему домой.

— А тебе зачем?

Пацан явно смутился, но тем не менее ответил:

— Хочу сам потренироваться резать стекло. Так дашь?

— Забирай. Только не порежься смотри.

— Не-не. Я аккуратно, — заверил меня мальчишка и спохватившись поблагодарил. — Спасибо.

Вот так. Попользовался чужими вещами, а меня за это еще и поблагодарили. Побродил полюбовался своей работой, да и занялся электрическим патроном в прихожей, тут же пожалев что отдал стремянку. Не, нафиг, не пойду просить.

Пришлось притащить из своей комнаты парту и уже на ней, вставая на цыпочки — работать. Было очень неудобно и темно, постоянно затекали руки, но разобрал, поменял керамику и прикрутил верхнюю часть с найденного патрона.

Вкрутил вторую странную лампочку, а что толку? Выключатель же тоже разбит. Пришлось разбирать и его. Ничего страшного там не произошло, все внутренности были живые, просто видимо сломалась сама клавиша и когда-то выпала наружу.

Естественно никто её сохранять и не подумал. Пришлось извращаться — вырезал клавишу из дерева и изолировал её верхнюю часть куцыми остатками изоленты. Как ни странно но всё заработало. Фух. Можно сказать, что план минимум выполнен.

Только успел поставить на место парту, заявилась бабуля. Как обычно нагруженная полной авоськой и сумкой.

— Я тебе внучек крыжовника принесла, у Фадеича из нашего хора уже вызрел, он нам целое ведро приволок, всем по кульку досталось.

— Спасибо, ба. А шампунь дали?

— А як же. Конечно дали. Куда они от меня делись бы, — с этими словами женщина выложила на стол четыре жестяных тюбика наподобие зубной пасты. — ГДРовские!

Взял один из тюбиков и с удивлением обнаружил что и правда шампунь. «FAN», я таких раньше никогда и не видел.

— Парочку себе оставим, а парочку поменяю на что-нибудь, — уверенно заявила женщина.

— Импортное в цене, может на ткань какую поменяю. А ты внучек чем занимался?

— Я, баб, тебе розетку починил возле машинки, чтобы мне быстрее шорты сделала. И в ванной, и в прихожей теперь свет есть, — похвастался я.

— Ну-ка, ну-ка. — бабуля ринулась проверять перечисленное мной, даже сумку неразобранной бросила на кухне. — Так! А это что? — она наконец заметила новые стекла.

— Стекла вставил, а то дуло когда купался.

— А где ты их взял, проныра? Спёр где-то? Мне милицию ждать?

— Ба! Вот те крест, — я размашисто перекрестился. — Не пёр я нигде и не у кого.

— Тьфу, нехристь, даже крестится не умеете.

— А что не так? — я еще раз перекрестился.

— Справа — налево надо, а ты оболтус слева — направо.

— Ааа! — допер я, я же в той жизни католиком был, вот и перекрестился. — Ба! А я крещёный?

— Крещёный, только помалкивай об этом. Я тебя в годик к попу носила. Так откуда стекла-то взялись, божественный ты мой?

— В сельхозтехнике два дома служебных расселили, вот я туда и лазил. Там и патрон электрический нашел и стекла на чердаке. А стеклили мы вдвоём с Витькой Померанцевым, у него и стеклорез есть, и он умеет им резать, — свалил я всё на соседа.

— Ох ты ж господи, — запричитала бабуля. — Как расселили? Там же сродственики наши жили — Донцовы. Куды же их пересилили? Надо бы узнать. Жень, ты сумку разбери. Масло и молоко в холодильник, хлеб в хлебницу. И крыжовник помой сначала, а потом ешь. А я побегу узнаю куда их дели.

Баба Тоня обулась и шустро ускакала, оставив меня в недоумении — что за Донцовы?

*ВДПО — Всероссийское добровольное пожарное общество

**НВП — школьный предмет Начальная военная подготовка

Оказалось что бабуля, занимала этим Донцовым денег. И не банальные пятерку или десятку, а целых 250 рублей. Те обещали вернуть в этом месяце и моё сообщение об расселение этих домиков, повергло бабушку в шок.

Но как оказалось волновалась она зря. Их переселили в служебные квартиры совсем недалеко от прежнего места обитания. Так что она их нашла и деньги вернула.

— Они все там рады, что их из тех домиков переселили, — рассказывала мне за ужином женщина. — У них же туалеты на улицы были, а купались в тазике. А теперь и своя ванная и туалет теплый. Тася, больше всего радуется что трехкомнатную дали, а то они всемером в маленьком двухкомнатном домике уже не помещались.

— Кто такая Тася? — решил уточнить я.

— Тася, Анастасия Донцова, сестра моя двоюродная. Мы раньше вместе, в одном доме жили, в «Немецкой колонке».

— А, «Немецкая колонка» это что?

— Так Новоалександровка сейчас. До войны «Новый Путь». Там немцы жили, а после начала войны их всех в Сибирь вывезли. А я еще раньше уехала. В 38 году твой дед меня засватал и тогда же я перебралась в Азов. А Таська осталась в «колонке». Но мы с ней в одной казачьей дивизии служили. Можно сказать однополчанка, хи-хи.

— Ба, а расскажи.

— Чего тебе рассказать?

— Ну, как ты на войну попала, как служила, кем и где.

Как оказалось, в 1941 году, она вместе с мужем вступила в 116-ю Донскую казачью кавалерийскую дивизию РККА. Которую формировали в ноябре, в городе Сальске. Годовалого сына, Женькиного отца, оставили на попечение бабушек и дедушек, а сами сбежали в армию.

Деда Колю, как безлошадного записали в расчёт МЗА* в первую Азовскую сотню 257-го Азовского кавалерийского полка. А бабушку Тоню прикрепили к штабу дивизии в качестве переводчика, так как она отлично знала немецкий язык. Там же была и её двоюродная сестра Анастасия.

В 1944 году дед Николай погиб, а бабушку демобилизовали в июне 45-го. И она вернулась в Азов, а дед остался в братской могиле в Словакии.

В памяти Женьки этой информации не было. Или он не интересовался, или бабуля не спешила делится своими воспоминаниями.

— Ба! А у тебя и награды есть?

— А як же. Конечно есть. Целых четыре медали, — Женщина покопалась в шкапу и извлекла старый, потертый, зеленый пиджак. — Вот внучек, смотри, здесь они все.

На пиджаке, с левой стороны, куцем рядком висели медали — «За оборону Кавказа», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и две юбилейные — 20 и 30 лет Победы в Великой Отечественной войне.

Я гладил и перебирал медали, а в голове крутилась какая-то мысль, что-то в рассказе бабушки Тони было крайне важно для меня. А, точно! Она же была переводчицей в армии, а значит хорошо знала немецкий. И это давало шанс легализовать моё знание немецкого языка.

— Бабуль. А ты хорошо знаешь немецкий?

— Ну, с пяти лет на нём разговариваю, а с семи и пишу и читаю. У нас больше половины жителей русский и не знали. Менке, Херен, Блау, Гойер, Битнер — это фамилии тех, кого я помню. Мы жили в хуторе «Новый Путь», а они называли хутор — «Эйгенгейм» (Свой дом). Их дети учили русский, а взрослые нет. Вот и приходилось нам тоже учить немецкий, чтобы с ними общаться.