— Ну и что? Он так же растет… Ставишь в воду и все дела…

Странно, они почему-то не знали такого…

Теперь у нас и всех соседей на подоконниках зеленеет лук посреди зимы… Сказала, что в госпитале про это узнала…

Я посмотрела на награды отца. Маленькая такая звёздочка. Золотая. И орден Ленина. И Грамота… Посмертно наградили папу…

Вот и прошёл мой отпуск… Я была в школе. Пригласили. Чувствовала себя ну очень неудобно. Дети смотрят так восторженно на меня. А бывшие одноклассники с завистью. Я-то уже воюю и награды имею, а они не успеют на войну. Одноклассницы же с ревностью. Вон какая известная стала. Газеты обо мне пишут… Я подарила школе вторую газету. Первая у них уже есть. Сделали общее фото. Ну и мое отдельное тоже, конечно. Устала от них немного…

Бабушка меня перекрестила на дорогу. По-русски. Хоть и немка, как и я. Оставила ей почти все свои деньги. Я еду снова на фронт… Война пока ещё не кончилась…

Фронты все замерли. Фашисты зарылись в землю, упёрлись, а у наших войск сил не хватает их оборону прорвать… Весна, распутица… Все, и наши тоже, закопались глубоко в землю… Идут лишь бои местного значения…

Наш полк перевооружили на седьмые Яки. Очень много молодежи среди пилотов… Это они то молодежь??? Самым молодым из них девятнадцать лет! А я тогда кто? Ребенок? Мне всего шестнадцать!.. Но только у меня на петлицах сейчас три треугольника. На груди две медали и орден. По нынешним временам, это ого-го! Круто!

Хотя, если честно, ну не заработала я эти награды. Попала в струю просто…

Вот первую медаль я как получила?.. Июнь, мы отступаем по всем фронтам. И тут какая-то девчонка угоняет у фрицев самолёт, застрелив при этом обоих пилотов! И плевать, что самолетик тот маленький, связной, аналог нашего У-2. Важен сам факт! Вот и наградили…

А вторая медаль… Ну летала я просто. Другие сидели на земле, не могли из-за погоды. А я летала… Так на моём самолёте можно хоть когда летать! Вот и летала…

А орден?.. Тут вообще непонятно за что… Я ведь просто пыталась спастись. Вот и крутилась. Выжила чудом тогда… Ну и комиссар, что был со мной, тоже выжил. А он потом и расписал всё это дело. Как результат — мне орден…

Да и звание очередное я получила тоже прицепом к ордену… Авансом, можно сказать…

Дядя Ваня теперь подполковник. А Леха Завьялов — комэск. Ну то есть командир эскадрильи. Растет. Тоже Звёздочкой наградили. Пять фрицев завалил.

А вот особиста нашего, Петрова, от нас перевели. На повышение пошел товарищ. А вместо него прислали нового, с тремя кубарями в петлицах. У нас с ним случилась взаимная неприязнь с первого дня. Ну не нравится он мне и все!

Весь такой прилизанный, лощеный… Нос свой везде сует…

Сижу я на лавочке возле шторьха, Петрович лавочку эту поставил, на весеннем солнышке греюсь…

Подходит этот тип, военной наружности…

Останавливается рядом…

— Товарищ сержант, почему не приветствуете старшего по званию?

— Прошу прощения товарищ МЛАДШИЙ лейтенант госбезопасности, не заметила! Задумалась!

Того аж перекосило!..

— Фамилия?

— Старший сержант Стирлец!

— Почему бездельничаете?

— Я не бездельничаю, товарищ младший лейтенант госбезопасности! Прорабатываю в памяти маршрут предстоящего полета!

Вот чего, спрашивается, прикопался? Сидела, никого не трогала… Примуса, правда, не чинила. Не было примуса…

Свалил наконец-то! Чего ищет-то? Шпионов что-ли? Тогда он просто дурак…

В дивизии тоже много перестановок за время моего лечения. Считай, половина лиц незнакомых.

Аэродром у нас на возвышенности находится, подсох быстро. Парни мне сделали качели, на которых я люблю сидеть или слегка раскачиваться. Сразу же песня в голову лезет. Ну да, апрель же…

Песня вроде как бы детская, но мне нравится…

Боёв нет почти. Молодежь у нас учится летать. Даже успели один Як покалечить. Механики, правда, пообещали быстро его отремонтировать. Особист носом землю рыл, но злого умысла так и не смог найти.

Все заняты. Все при деле…

А потом меня арестовали…

Прилетела в дивизию, как всегда, сдала все. Сижу, жду, что мне назад приготовят.

Подходят трое. Какой-то капитан и два бойца с винтовками.

— Старший сержант Стирлец? — спрашивает капитан.

Поднимаюсь.

— Да, — отвечаю.

— Вы арестованы! Сдать оружие!

Я от неожиданности оторопела. Меня арестовывают? За что??? Стою растерянно…

У меня выдирают из кобуры пистолет и толкают в спину. Иди, мол. Иду…

В голове одни обрывки мыслей. За что??? Я ж не враг!!! Я же наша! Русская! Советская!

Приводят. Запихивают в какое-то узкое помещение. Маленькое окошко с решеткой. Нары у стены… Камера…

С меня сдергивают ремень, вытаскивают все из карманов. Часы. Награды. Обхлопали всю… Особенно жопу и сиськи… Даже сапоги с портянками содрали. Хорошо, хоть не забрали, здесь же бросили.

Гремит, закрываясь, дверь. Я осталась одна в камере… Сажусь на нары… Подбираю свои сапоги и обуваюсь… Сижу, чего-то жду…

За что?! Я же не враг! Я же своя!!!

Осматриваюсь. В камере, кроме намертво закреплённых нар, есть только старое ведро в углу. Подошла, глянула. Воняет хлоркой из него. Параша наверное.

Часа через два приходят и меня ведут куда-то. Кабинет. За большим столом сидит тот капитан. Меня усаживают на табурет перед столом. За спиной стоит мордоворот.

«Прям как в фильмах…» — мелькает мысль.

Капитан берет ручку и готовится записывать.

— Фамилия. Имя. Отчество.

Именно так, по раздельности, без интонаций.

— Стирлец Мария Иосифовна.

— Возраст.

— Шестнадцать…

— Национальность.

— Немка… Советская.

— Это мы еще разберемся, какая ты советская… — первая реакция на мои слова. А то прям, как робот.

— Образование.

— Девять классов.

— Место проживания до войны.

— Саратов.

— Как оказалась возле границы.

— К отцу приехала… На каникулы.

— Где и кем была завербована.

Что??? Он меня обвиняет в шпионаже, что-ли?

— Повторяю вопрос. Где. И кем. Была завербована.

Слегка повысил голос.

— Советской властью, в день своего рождения…

БАЦ!!!

Я от удара улетаю к стене. Табурет падает. Это мордоворот, что за спиной стоял, меня так приложил. Ну да… Я то легче его в два раза… Правда и удара как такового почти не было. Что-то типа толчка-оплеухи по плечу. Вроде как напоминание, чтоб не дерзила.

Поднимают. Снова усаживают.

— Шуточки шутим? — аж шипит капитан. — Ничего! Ты у нас во всем признаешься! И как завербовали тебя признаешься, и как вредила Красной Армии!

Выскакивает из-за стола и, нависая надо мной и брызгая слюнями, орет мне в лицо:

— Думаешь, если сержантские петлицы нацепила, то все? Спряталась? От нас никто не спрячется!

И пытается эти петлицы мне оторвать. Ну да… Конечно… Я их намертво пришила…

Невольно улыбаюсь его попыткам. Тот замечает эту мою улыбку, звереет и с размаху бьёт меня по лицу.

Я падаю назад с табурета и, падая, задеваю ногой капитана по бедру.

Мордоворот не дал мне упасть до конца. Успел подхватить. Снова усаживает.

Сука, губы мне разбил… Полный рот крови…

Капитан весь красный и держится за ногу возле яиц… Глаза бешеные… Я что, ТУДА ударила его???

— Сопротивление? Нападение?!

И лупит меня кулаком поддых, выбивая из меня дыхание… Я сгибаюсь. Брызги крови летят в лицо и на форму капитана…